Люси Монтгомери - Энни из Грин Гейблз Страница 14

Энни как раз была в саду, когда миссис Линд возникла, словно из-под земли: она мужественно преодолевала стойкое сопротивление высокой, некошеной травы, на которую легли кровавые пятна заката… Рейчел Линд спешила в усадьбу «на всех парусах»: было о чём поговорить с Мариллой. Например, о том, какие боли и в каком именно месте пришлось ей испытать во время болезни. Казалось, почтенная леди получает большое удовольствие от рассказа про свои болячки, и Марилла уже стала подумывать, что перенесённый грипп принёс ей некоторое удовлетворение. Когда фонтан красноречия миссис Линд иссяк, она заговорила, наконец, об истинной причине своего визита.

– Мне довелось услышать некоторые ошеломляющие новости, касающиеся вас с Мэтью, – начала она.

– Но, полагаю, вы, дорогая, не более ошеломлены, чем я сама, – возразила Марилла. – Я всё ещё в состоянии лёгкого шока.

– Ужасно, что произошла эта ошибка, – голос миссис Линд был полон сочувствия. – Но разве нельзя отослать её обратно?

– Думаю, что, конечно, можно. Только мы решили не делать этого. Уж очень она понравилась Мэтью… И, должна признаться, – мне, в конечном счёте, тоже. Хотя у неё есть недостатки… Но, знаете ли, дом совершенно преобразился с тех пор, как она сюда приехала. Эта девочка вносит столько света в нашу жизнь!

Марилла сказала гораздо больше, чем следовало, но она давно наблюдала выражение неодобрения на лице своей собеседницы.

– Взваливаете на себя огромную ответственность, – мрачно заметила достойная леди. – Вы же оба – новички в деле воспитания детей, которых ни у одного из вас никогда не было! Вы ничего о ней не знаете, и о её нраве – тоже! И, вообще, что получится из подобного ребёнка? Но я, разумеется, не желаю вас обескураживать, Марилла.

– Я вовсе не обескуражена, – последовал весьма холодный ответ. – Когда берёшься за что-нибудь, – нужно доводить это до конца. Но, я думаю, вам не терпится увидеть Энни? Сейчас позову её!

Вскоре вбежала Энни, возвращавшаяся после странствий по садам и лесам. Лицо её, как всегда в подобных случаях, сияло восторгом. Неожиданное присутствие в доме незнакомой леди смутило её, и она робко остановилась в дверях. Как забавно и странно выглядела эта девочка в тесном, коротком платьишке из полушерсти, том самом, что было сшито ещё в приюте! Обильные веснушки ещё больше, чем когда-либо бросались в глаза, а видневшиеся из-под юбки тонкие ноги казались непропорционально длинными. Взъерошенные ветром волосы на непокрытой голове её лежали в живописном беспорядке. Рыжее, чем в тот момент, они никогда и не выглядели…

– Ну, вас взяли не за красивые глазки, уж это ясно, – прокомментировала появление Энни миссис Рейчел Линд. Почтенная леди принадлежала к значительному числу тех, кто безапелляционно выдаёт прямо в глаза людям то, что о них думает, и тем гордится: – Она такая тощая и невзрачненькая, Марилла! Поди-ка сюда, детка, дай рассмотреть тебя получше! Батюшки, да у неё веснушки – в пол-лица, а волосы, как спелая морковь! Да подойдите же сюда, я сказала!

Энни и подошла, но не так, как рассчитывала миссис Линд. Одним прыжком она пересекла кухонный пол и остановилась перед своей обидчицей, вся красная от гнева, с дрожащими губами; вся её тоненькая фигурка, казалось, тряслась с головы до ног.

– Ненавижу вас! – задохнулась она от рыданий, топая по полу ногами. – Ненавижу-ненавижу-ненавижу!!! – Она как бы демонстрировала всю силу своей ненависти отчаянным «степом», если такое слово вообще уместно при данных обстоятельствах.

– Да как осмелились вы, назвать меня тощей и невзрачной, веснушчатой и рыжей?! Вы, – грубая, бестактная и бесчувственная женщина!

– Энни! – в ужасе воскликнула Марилла.

Но та продолжала наступать на миссис Линд, высоко подняв голову, с горящими, как уголья, глазами, с силой сжав пальцы рук. Негодование так и вырывалось из неё, как джин из бутылки…

– Как вы только осмелились сказать такое обо мне?! – с негодованием выпалила она снова. – А если б о вас так говорили? Как бы вам понравилось быть в глазах других «жирной», «рыхлой» и, вероятно, «лишённой всякого воображения»? И сейчас мне плевать на то, что я, возможно, причиняю вам боль! Я надеюсь, что причиняю! Никто и никогда до этого, даже пьяный вдрызг муженёк миссис Томас, не унижал меня так, как вы сегодня! И я никогда не прощу вам этого! Никогда, никогда!.

Снова Энни с силой затопала ногами, словно старалась отчеканить на поверхности пола всю свою ненависть.

– Ничего себе темперамент! – воскликнула потрясённая миссис Линд.

– Энни, прошу вас подняться к себе и оставаться там до моего прихода, – сказала Марилла, с трудом придавая голосу должную силу.

Энни, вся в слезах, ринулась через дверь, ведущую в холл, хлопнула ею так, что сочувственно звякнул колокольчик входной двери на крыльце. Подобно вихрю она промчалась через холл, вверх, по лестнице. Приглушённый удар двери наверху оповестил, что «буря» достигла цели: комнатки в восточном крыле…

– Ну, вам не позавидуешь, – сказала миссис Линд с неподражаемой серьёзностью. – Воспитывать такое!..

Марилла было разомкнула губы, чтобы сказать, что подобной выходке нет ни оправдания, ни извинения. То, что она произнесла тогда удивило её саму и продолжает удивлять до сих пор:

– Не надо было придираться к её внешности, Рейчел!

– Марилла Катберт, не хотите ли вы сказать, что поддерживаете её, разыгравшую здесь эту безобразную сцену на наших глазах? – оторопело спросила миссис Линд.

– Нет, – медленно произнесла Марилла, – я вовсе не одобряю этого. Она вела себя просто ужасно, и я выговорю ей за это. Ну её, допустим нельзя осуждать слишком строго: у неё не было учителей, чтобы подсказывать, что верно, а что – нет… Но вы-то, вы, Рейчел! Вы что-то слишком круто с ней.

Не успела Марилла завершить фразу, – хотя она и сама толком не представляла себе, как всё это сорвалось с её языка, – как миссис Линд поднялась с чувством оскорблённого достоинства.

– Ну, я чувствую, мне нужно быть осмотрительнее в этом доме, Марилла, где во главу угла ставятся «трепетные чувства» сироток, прибывших невесть откуда. О, я в порядке! Прошу, не утруждайте себя! Мне вас слишком жаль, чтобы ещё оставлять место в душе для гнева. Вам и так достанется от этого… ребёнка! Но мой совет, – впрочем, едва ли вы им воспользуетесь, несмотря на то, что я воспитывала десятерых детей и схоронила двоих: – поговорите-ка с ней на языке хорошей берёзовой розги! Думаю, для такого ребёнка это будет самый эффективный метод воспитания. Её характер вполне соответствует цвету волос! Ну, доброй ночи, Марилла. Надеюсь, вы по-прежнему станете бывать у меня, и не реже, чем обычно. Но не ждите, что я скоро нанесу вам визит, если я обязана выслушивать всё это и приходить в шок от подобных выходок! Такого со мной ещё не случалось!

По окончании своего монолога, миссис Линд буквально выкатилась из дому. Да простит нам читатель это выражение по отношению к достойной грузной даме, которая всегда ходила, степенно переваливаясь, как утка. Марилла же, придав лицу серьёзное выражение, отправилась в комнатку Энни. По пути наверх она с трудом пыталась понять, что ей нужно делать. Она не то чтобы переживала лёгкий испуг после драматичной сцены, которая только что разыгралась. Но вот беда, что не перед кем-нибудь, а перед Рейчел Линд Энни обнаружила свой норов. Потом Марилла почувствовала вдруг прилив умиления и жалости к Энни, несмотря на весь этот безобразный нервный срыв. Но как же наказать бедного ребёнка! Дружеское предложение применить розги, – проверенный метод, об эффективности которого все дети миссис Линд могли бы дать детальный письменный отчёт, – не возымело действия на Мариллу. Нет, она не могла бить ребёнка! Значит, нужно изобрести иное наказание, чтобы дать понять ей, что поступок оказался «из ряда вон выходящим».

Она застала девочку горько рыдавшей навзрыд и лежавшей ничком на кровати; в забывчивости она сбросила грязную обувь на безупречно чистый пододеяльник.

– Энни, – начала Марилла не без сочувствия в голосе.

Ответа не последовало.

– Энни! – твёрдо сказала Марилла. – Поднимайтесь с постели сию минуту и послушайте, что я скажу вам!

Та нехотя подчинилась приказу Мариллы и хмуро уселась в кресло. Лицо её всё распухло от слёз; невидящий взгляд она вперила в пол.

– Ну вот, так-то лучше… Энни, вы не пришли в шок от своего собственного поведения?

– Никакого права она не имела называть меня рыжей и ужасной! – вызывающе заявила Энни, уклоняясь от ответа.

– А вы не имели права закатывать такую сцену, тем более – в её присутствии. Мне так хотелось, чтобы вы приветливо встретили миссис Рейчел Линд, а вместо этого вы меня опозорили… И почему вы вышли из себя, как только она сказала, что вы рыжеволосая и… э… ничем не примечательная? Разве вы не повторяете это самой себе сотни раз на дню?

– Да, но одно дело, когда ты сама себе это говоришь, и другое дело слышать то же самое от людей, – запричитала Энни – Всегда ведь надеешься, что то, что мы знаем о себе, остаётся тайной для всех остальных! А вы, конечно, решили, будто у меня – жуткий характер! Что же тут поделаешь? Когда она говорила все эти гадости, я вскипела, и плотину прорвало! Тут-то я и… набросилась на неё!