Владимир Кучин - Приключения агента Эжена Страница 4

Ужасный сержант Колд неторопливо знакомился со своими подчиненными особым способом – после отбоя. До меня дошла очередь на третьей неделе. Я вошел в его сержантский кубрик и доложил – «рядовой-рекрут Эжен Бандиян по приказу капрала Битера для ознакомительной беседы прибыл». Колд раскрыл мое личное дело, перевернул страницу и вежливо сказал: «Садись курсант Бандиян, садись. Где это в Огайо рождаются уроды и неумехи, вроде тебя?» Эта была невинная хитрость и ловушка— « Я родился в Пенсильвании, господин сержант!», «Тут так и написано» – он ткнул пальцем в страницу, «но так ли это на самом деле, и что это за национальность – румын, ты что макаронник?». «Нет, господин сержант, Румыния такая европейская страна на Черном море, и там живут румыны». «Не учи меня географии морячок – рыбачек, я уже понял, что ты даже не макаронник, те бывают поумней». Сержант Колд закурил тонкую сигару, ловко пустил кольцо дыма со специфическим ароматом и, покуривая, минут пятнадцать читал мое личное дело. Затем он бросил примятый окурок сигары прямо в форточку иллюминатора своего кубрика и сказал: «Хорошо, Рыбачек с Огайо, ты свободен, а я на днях приду на одно из занятий и лично посмотрю, так ли ты хорош в деле, как тут мне расписывал». После этой полуночной беседы я стал навсегда Рыбачком с Огайо или просто Рыбачком.

Лучше всего мне давались технические занятия, работа на ротной радиостанции и взрывное дело. Через месяц в боевом расписании своего отделения я был назначен сигнальщиком и дублером сапера. Это значило, что вместо пулемета, гранатомета, ящиков с боеприпасами мне предстояло во время боевых действий таскать радиостанцию «Моторола», аккумуляторы, провода и всякие мины и взрыватели.

Стрелковые занятия по своим результатам поделились у меня пополам – стрельба из штурмовой винтовки мне не очень удавалась, но я хорошо стрелял из кольта 45-го калибра. Как может из винтовки М16 стрелять подлинный снайпер, нам на втором занятии показал наш уже немолодой инструктор – капитан с брюшком и красным одутловатым лицом. Он взял винтовку М16, прижал ее одной правой рукой к своей бесформенной талии и очередями в два патрона, не дожидаясь отсечки по третьему, последовательно положил четыре поясные мишени – фигуры «вьетконговцев» – в четырех окопах на расстоянии в триста ярдов. При этом капитан вел прицеливание в мишени путем поворота своего толстого корпуса. Все мы были раздавлены этой демонстрацией как клопы.

Интересный случаи, неожиданно, ожидали наше отделение при упражнении на учебное метание гранат. Упражнение проводилось в спортивном ядре нашей базы. Я стартовал с винтовкой М16 из своей траншеи, добежал десять ярдов до второй траншеи, нашел там учебную гранату Марк 2 (зеленую) и кинул ее в третью траншею, расположенную ярдах в двадцати, после чего нашел у себя под ногами голубую учебную гранату Марк 69 и кинул ее на дальность – она перелетела линию в сорок ярдов, и я получил 8 баллов за выполненное упражнение. Чудеса начались, когда упражнение выполнял один из курсантов, родом из Флориды. Этот нескладный длиннорукий юноша занимался в детстве фехтованием на шпагах и был несколько раз победителем на каких-то юниорских соревнованиях на Юге. Он так бросил вторую (голубую) гранату, что она улетела за границу травяного газона и упала ярдах в десяти от скамейки, на которой восседал сержант Колд. Дальность броска составила ярдов семьдесят-восемьдесят. Сержант Колд, однако, отнесся к этому происшествию спокойно, и фехтовальщик не был ни поощрен, ни наказан. Сразу следом за ним упражнение выполнял единственный на всей базе азиат – кореец по фамилии Хи. Курсант Хи оказался ниже уровня бруствера второй траншеи, и когда он туда спрыгнул, его каска даже не виднелась. Первую гранату он кинул ярдов на пятнадцать, вторую еще ближе. Это привело к тому, что инструктор заставил всех курсантов нашего отделения, кроме фехтовальщика, повторить упражнение. Кореец Хи выполнил упражнение на прежнем уровне – натренировать его было невозможно.

Хуже всего у меня обстояло дело с плаваньем. На занятие по плаванью в бассейн учебного центра и пришел сержант Колд, хотя шла уже пятая неделя моего обучения. Колд любил держать своего подчиненного в напряжении, и когда этот бедолага, заранее выбранный на роль жертвы будущего спектакля безжалостным сержантом, думал, что угроза миновала – этот садист появлялся из-за занавеса на сцену. В то утро наше отделение впервые отрабатывало аварийную высадку с борта на берег. Мне, к тому же, не повезло с фамилией – она начиналась на литеру «Б» и я всегда стартовал в своем отделении вторым. Это создало большое удобство для сержанта. Пока первый курсант барахтался в бассейне в полной выкладке, в каске и с винтовкой, пытаясь проплыть шестьдесят ярдов до дальнего борта за четыре минуты, – Колд курил свою отвратительную филиппинскую сигару, а когда к борту бассейна подошел я – к нему подошел и Колд. Основная хрень состояла в том, что я сумел проплыть довольно быстро для себя сорок ярдов, а затем утопил винтовку. Первые три минуты, пока я плыл, как мне потом сказали парни, Колд стоял с разочарованным видом, но после моего грандиозного промаха, он оживился, закурил новую сигару и стоял у бортика, широко расставив ноги и раскачиваясь всем своим тренированным телом взад и вперед. Утро для него прошло не зря – этот садист блаженствовал, а я нырял на глубину два метра и пытался выудить винтовку. Минуты через две я догадался расшнуровать бутсы, подплыл к дальнему борту и выкинул обувку на резиновый коврик. После этого мне удалось вытащить М16 достаточно быстро. С бутсами и винтовкой в руках я вернулся на исходный рубеж.

Колд не выдержал и обратился к инструктору: «Вы позволите, господин лейтенант?». Получив разрешение, Колд повернулся лицом к шеренге нашего отделения и произнес: «Парни, не торопитесь ржать, наш босоногий Рыбачек отлично выполнил задание командования и показал всем как надо высаживаться на берег врага, если хочешь быстро получить в пузо пулю от коммунистов. За точное, мать твою, выполнение сложного задания Рыбачек поощряется двумя сутками ареста. Капрал занесите это поощрение на дверь сержантского кубрика в лист наших награждений, я же этим вечером поищу в личном талмуде Рыбачка адрес мудаков из Колумбуса и подробно сообщу им о сегодняшнем подвиге героя, которого они специально для нас выловили в мутных зеленых стоках Огайо». Все курсанты нашего отделения ненавидели Колда, и он это знал, но все они при его речи расплылись в широких улыбках, а некоторые так пожирали сержанта глазами, что могли подавиться. Арест действительно был занесен в мое личное дело, но не реализован.

Однажды на третий месяц учебы мы проснулись утром по команде вахтенного, и заспанные потянулись из своего кубрика в гальюн в конце каюты. Перед самым построением на утренний кросс шесть курсантов нашего отделения обнаружили отсутствие поясных ремней на своих прикроватных табуретах. Мой ремень был на месте, так как моя койка была вдоль стены, а ремни пропали у тех, чьи койки стояли у длинного низкого иллюминатора. Курсанты доложили о происшествии капралу Битеру, он сбегал и доложил сержанту Колду. Сержант дал команду искать ремни и обещал жестко наказать шестерых уродов и раззяв. Целый день половина нашего отделения таскала подсумки, ножи, а вечером кольты, в руках, получив за это букет взысканий от инструкторов. Поиски ремней вечером в нашей каюте и вокруг нее ничего не дали. На следующее утро шести несчастным курсантам капралы – помощники Колда – выдали новые замшевые ремни. А следующие недели две по очереди «уроды и раззявы» заступали в виде наказания на ночные караульные посты.

Уже после увольнения капрала Битера я узнал, что это была операция сержанта Колда по развитию у курсантов бдительности, в которой принимали участие капрал Битер и еще какие-то неустановленные приспешники сержанта из других отделений. Вахтенные нашей команды накануне днем открыли запоры иллюминатора нашего кубрика, ночью иллюминатор был открыт «ворами», которые с помощью палки с металлическим крючком стащили у спящих курсантов ремни. Все это действо контролировал вечно вонючий капрал Битер, койка которого стояла рядом с моей. Командование базы было в курсе, но цель была достигнута – мы стали убирать ремни с табуретов в тумбочки (это было нарушением одной из инструкций), постоянно проверять запоры иллюминатора, и следить друг за другом. Иначе говоря, мы стали недоверчивы, подозрительны и бдительны одновременно.

Раз десять в течение учебы наша команда участвовала на местности в общих учениях разной военно-технической направленности. Пара учений была посвящена защите от химического оружия. Первое прошло на второй неделе обучения, и оно для меня завершилось благополучно. На втором учении на второй месяц учебы я реально отравился отравляющим газом, был отмечен как боевая потеря, после чего доставлен санитарами в бессознательном состоянии в госпиталь. Попутно я испортил боевые показатели всей нашей учебной команде и отрастил лишний зуб на себя в необъятной звериной пасти сержанта Колда. Все это было последствием моего сидения в составе отделения в полном комплекте средств химической защиты в резиновом шатре, в который инструкторы напустили слабый отравляющий газ. По распорядку учений сидеть мы были должны три часа, после первого часа сидения я вырубился и упал лицом вперед со скамейки. Очухался я уже в комнате госпиталя нашего центра. Вечером я явился в свою каюту, утром узнал, что имею еще двое суток ареста. Этот второй арест, которые последовал через небольшой промежуток времени за первым арестом, полученным мной за подвиги в бассейне, также не был исполнен.