Мария Федотова - Шалунья Нулгынэт Страница 6

Я прижалась к матери, еле дышу от страха. В глазах стоит жуткий одноногий, одноглазый чёрт с большим ртом. Чудится, во-он в том углу сверкают его острые зубы. Схватит меня сейчас и бросит в котёл…

– Как только сердце у меня не разорвалось! – говорит Ванчик.

Я на всякий случай крепко зажмуриваю глаза.

– А где ты его увидел? – заинтересовался Эрчэни.

– В одной старой избушке. Пусть, думаю, любое страшилище ко мне явится, всё равно не забоюсь. Печку затопил, сижу чаёк пью. Вдруг шаги. Хорошо слышно: скрип… скрип… И кто-то вдруг в дверь как кинется, как зацарапается! Я изо всех сил на неё налёг, с улицы ещё и собачий лай донёсся. Сердце чуть из груди не выпрыгнуло… А лай точь-в-точь как у моего Мойтурука. Что такое? Собака-то дома на прочной привязи сидела. Я специально пса завязал, чтобы не гонялся за мной, и родным велел присмотреть. Дверь всё же остерёгся открыть. Вдруг нечистая сила хитрит? Тут в печке дрова кончились, подтопить надо. Я разрубил лежанку. Жарко стало. Тихо. На дрёму потянуло. Не понял я, то ли сон, то ли явь, а вижу – прыгает вокруг меня демон. Тот самый, одноногий. Смеётся ужасно, зубами лязгает, в собаку превращается и лает громко… Неизвестно, что стало бы со мной, если б не Мойтурук. Он, оказывается, верёвку перегрыз и на помощь прибежал. Вначале-то я впрямь его голос слышал. Ох, бедное моё сердце!.. Правду говорю – чуть не разорвалось. Хорошо, что хоть вполглаза на чёрта смотрел. Может, потому и жив остался.

– Наверное, у тебя и сердце стало половинчатое, если ты вполглаза смотрел, – сказала я.

– Что за девчонка, ничего не скажи – все по-своему перевернёт, – сердится Ванчик.

«Вот почему Ванчик самый молодой, – догадалась я. – Все давно выросли, а он всё равно моложе всех! Это, конечно, из-за половинчатого сердца».

Посёлок

Мама сказала, что скоро мы с ней поедем в посёлок. Я пою о радости:

– Посёлок, посёлок, он такой весёлый!

Обычно оттуда привозят разные вкусные вещи и подарки для пастухов. Поэтому я собираю заказы. Хожу с карандашом и бумагой, подражая взрослым. Ванчику пообещала привезти щенка. Рисую на бумаге его лицо и рядом собаку. С остальными заказами поступаю так же. Обещаю привезти всё, что «записала».

Едем. Сижу внутри крытых саней, устланных мехом. Хорошо! Хвостики оленей смешно трясутся, белая дорога летит навстречу.

Прибыли в посёлок вечером. Я отсидела ноги и чуть не упала, вставая. Меня подхватила какая-то нарядная тётя, занесла в дом, усадила на кровать. В доме очень чисто, полы аж переливаются, много прозрачных окон.

Молоко у хозяев странного вкуса. Я решила, что оно испорченное и вежливо поставила на стол чашку. И мясо не было похоже на оленье. А вот хлеб с маслом мне понравился. Я намазала маслом два куска. Взяла две конфеты и положила рядом.

– Мама, дай мой белый мешочек!

Мама смотрит на меня настороженными глазами.

– Что ты?

– Конфеты с собой возьму.

Хозяйка по имени Марфа засмеялась и высыпала мне в ладони все конфеты из красивой стеклянной посудки.

– Подарок для пастухов, – объяснила я.

– Ах ты, пташка, – умилилась тётя.

Я огорчилась. О пастухах-то подумала, а поселковым гостинцев не привезла.

– Жаль, что ты ничего не заказывала, – сказала ей. – Но ведь я тебя раньше не знала. Вот теперь знаю и в следующий раз обязательно привезу тебе подарок.

Я вышла на улицу, и мама с Марфой за мной. Вытащили из саней два стегна мяса и собрались занести в дом.

– Мама! Ты зачем всё мясо отдаешь? Что мы сами кушать станем?

– Уж такую-то маленькую девочку найдём чем прокормить, – усмехнулась тётя, а мама почему-то покраснела.

С дочкой Марфы Айей я обегала весь посёлок. Увидела странного зверя. Не олень и не конь, разве что на собаку немного похож. Только на очень большую. На голове короткие толстые рога.

Айя поймала диковинного зверя за ухо и привела ко мне. Когда я хотела потрогать рога, зверь взял и облизал мою руку тёплым шершавым языком.

– Это твоя собака?

– Это корова Маначай. У неё очень хорошенький телёнок.

– Телёнок – её ребенок? Так вы его мне отдайте! Я как раз обещала Ванчику щенка привезти!

Айя захлопала глазами.

– Я говорю: корова это! Понимаешь? Ко-ро-ва.

Бросилась к дому. Я за ней. Слышу – кричит своей маме:

– Мама, Нулгынэт хочет забрать нашего телёнка!

Я подтвердила:

– Да, я хочу взять его с собой.

– Зачем он тебе?

– Ванчику обещала.

– Телёнка?

– Щенка…

– Ладно, спроси у мамы, возьмет ли она телёнка, – засмеялась тётя.

Мама сказала:

– Корова – не собака, совсем другое животное. Живёт зимой в коровнике, а у нас коровника нет.

– С нами в палатке будет жить, – настаиваю я.

– Что за упрямый ребёнок! – у мамы расстроенное лицо. – Не можем мы телёнка взять!

– Он просто большой, но всё равно как собака. Не вижу разницы.

– Люди едят коровье мясо, – объясняет мама. – Корову доят. А собак не доят и мясо собачье не едят.

– Не корова, не собака – просто зверь! – обиделась я и снова убежала на улицу. Посидела на санях. Сидела, сидела, замёрзла…

– Не плачь, – погладила меня по голове мама. – Тут не только коров, тут и собак много. Найдем хорошего щенка Ванчику. Вот управлюсь с делами, и домой…

Вволю наигралась я с поселковой ребятнёй. Им интересно – расспрашивают о нашей кочевой жизни, о стаде.

– У нас здорово! – рассказываю я. – Там я одна маленькая. На оленях езжу. Иногда взрослые берут меня охотиться на чубуку – горного барана. С мамой капканы проверяю. Весной вокруг полно уток и гусей. Если вижу гусиных птенчиков – убегаю.

– С птенчиками?!

– Зачем? От их мам. Защипать могут. Даже наши пастухи их опасаются. Стерхов тоже. Говорят, одному дядьке, который хотел яйца из гнезда взять, журавль клювом спину проломил…

Любопытству ребят нет конца. Я тоже много узнаю о посёлке. Мы долго и весело играем. Учу их играть в оленей. Делаем норы в сугробах. Дети не привыкли к долгим зимним играм и бегут домой замерзшие, но, отогревшись, снова ко мне. Пока я гощу в посёлке, во дворе не переводится детвора.

К отъезду у меня два мешочка подарков.

Побывали с мамой в магазине. Чего тут только нет! Я даже растерялась.

– Куплю, что хочешь, – говорит мама, а у меня в глазах пестрым-пестро! Всё нравится, выбрать невозможно.

– Давай весь магазин купим!

– Чем же я, бедненькая, торговать тогда стану? – сокрушается продавщица.

– Ладно, всё не возьму, – я зашла за прилавок и принялась выкладывать на него нужные вещи.

– Хватит, не унесем, – останавливает мама. Дети помогли нам сложить покупки в сани.

Подошёл какой-то незнакомый дяденька, протянул мне тетрадь и карандаш.

– Учись писать и считать. Ты бойкая, умная, для своих лет отличница!

– Я не отличница, – сказала я. – Я – Нулгынэт! А писать сама умею. Всё, что люди заказали, записала, вот! – показала ему бумагу с «записями».

– Почему так много буквы «о»? – спросил дяденька.

– Никакое не «о», это лица!

Он засмеялся.

– Молодец, Нулгынэт! Наверное, вырастешь писателем или учёным!

Когда дяденька ушёл, дети сказали, что он – учитель.

– Вот как! – обрадовалась я. – Значит, он будет и моим учителем. Я научусь писать все буквы, как лица!

…К ночи мы уже были на нашей стоянке. Я привезла щенков Ванчику и себе. Никто не остался без подарка.

У себя лучше!

У пёсика Утикана желтовато-чёрные подпалины на боках. В роду его были овчарки. Он недавно начал открывать глаза. Мама с братом говорят:

– Глазки только прокололись, когда хорошо бегать начнёт?

Я принялась разглядывать глаза у собак. Глаза как глаза, ни у кого проколотых нет. Сказала дома, а мне:

– О чём ты? Куда глаза денутся, есть у всех.

– А зачем вы тогда щенку их прокололи?!

Мама подняла Утикана, заглянула ему в мордочку и объяснила:

– Щенки рождаются слепыми, а когда глазки открываются, это называется «прокололись».

Ой, правда, глазки у щенка сизые ещё, совсем немного поблёскивают.

А если самой попробовать веки ему пошире открыть? Я дернула за собачье веко, и брат отобрал у меня плачущего пёсика:

– С ума, что ли, сошла? Незрячим сделать хочешь?! – да как даст мне подзатыльник!

Я заревела во весь голос. Больно не было, но в груди зажглось от обиды. А тут и мама добавила:

– Прекрати рыдать, плохое накличешь! – и погрозила прутом.

– Больше не мучай собачку! – велел брат. – Если будешь мучить, из Утикана никогда не вырастет охотничий пёс! Поняла?

Услышав это, я ещё горше заплакала.

– Замолчи! – мамин прутик прошёлся по моей попе.

– Ой, помогите! – закричала я во всю мочь. – Помогите, люди, тут вдвоём меня бьют!

На мои крики прибежала старушка-соседка Ачча и вступилась:

– За что ребёнка обидели?

– Щенка мучает, – сказал брат.

Старушка ласково коснулась моей мокрой щеки.