Доктор Нонна - Приворот Страница 7

– Как-как? – передразнила ее бабка. – Али с мужем не вместе спишь? Али простынку не мнешь? От этого и детки случаются, не слыхала? Да не трясись ты, говорю – беременная, значит, беременная. – Бабка прищурилась. – С неделю уж будет. Ступай.

Бабка махнула рукой – на пальце блеснуло кольцо с тремя бриллиантами. Лариса вдруг почувствовала, как ее затопляет волна неукротимого гнева:

– Отдавай мое кольцо! – она схватила старуху за плечо.

– Вот дура! – обернулась та. – Не совладаешь ты с ним. И сейчас это не ты говоришь, это оно говорит. А кольцо сильное, мне по руке, с ним ворожить легче.

– Это мамино кольцо! А ты, а ты… ты… ведьма!

– Да я-то ведьма, – спокойно согласилась бабка. – А ты лучше, что ли? Только силенок поменьше. Это кольцо твоей матери свекровь подарила, да наговорила знатно, чтоб со свету сжить, уж больно невестку ненавидела. Только и сына своего зацепила наговором-то. Муж и жена – одна плоть. Долго ли родители-то твои прожили? Потому и говорю – не совладаешь, погубит оно тебя, если ты сама себя уже не погубила.

– Отдавай! А то шофера сейчас позову, он силой отнимет.

– На! Дура, – бабка сунула Ларисе кольцо. – Не будет тебе пути ни на земле, ни на воде, ни в лесах, ни в горах, ни тебе, ни мужу, ни детям твоим. Разве что на небеса пробьетесь. Разожгла огонь – теперь не потушишь, – прошипела старуха, плюнула Ларисе под ноги и скрылась в доме.

Кольцо и в самом деле показалось обжигающе горячим.

«Дура я, дура, – думала Лариса по дороге домой. – Ну зачем мне это кольцо? Бриллиантов не хватает? Что мне помстилось вдруг? Старуха ведь и отомстить может. Как приворожила, так и отвернет. Неужели ей восемьдесят три года? Я думала, не больше шестидесяти, а то и меньше. Точно – ведьма. Ох, знобит-то как… Может, правду бабка сказала? Нет, не пойду сейчас ни к каким врачам, подожду. Через неделю должно быть… вот тогда…»

Через неделю в душе затеплилась надежда, еще через две надежда превратилась в уверенность.

Даша родилась в конце года.

– Три с половиной килограмма, 52 сантиметра, идеальный ребенок, – медсестричка в расчете на «благодарность» улыбалась Геннадию, как лучшему другу, мгновенно оценив и дорогой костюм, и часы молодого папаши. – Через пять дней сможете их забрать.

Гена отдал ей все деньги, что у него были с собой. Ему казалось, что он в чем-то виноват: рядом с ослепительной радостью в сердце угнездилась странная сосущая пустота.

Он загружал себя делами, но вечером все равно приходилось возвращаться домой. Туда, где не было Ларисы. Он открывал гардероб, зарывался лицом в ее платья, но…

На третий вечер Гена, почти не соображая, что делает, набрал знакомый номер.

– Аллоу! Вас не слышно, что вы молчите? – раздался в трубке слегка гортанный, такой родной голос.

– Наташа…

– Ты?! Ты еще осмеливаешься мне звонить? После всего…

– Наташенька! Я, наверное, виноват перед тобой…

– Наверное? Ты говоришь «наверное»?! Я любила тебя без памяти, я все для тебя делала, я… я… я была беременна, а ты…

– Беременна? Как же я не знал?

– Конечно, не знал. Я в тот вечер собиралась тебе сказать. Потом угроза выкидыша, потом опять… – Наташин голос задрожал от рыданий. – Они сказали, что стресс слишком сильный был и… лучше прервать. Это ты! Ты убил нашего ребенка. А теперь у меня никогда не будет детей!

– Наташа!

– Ненавижу тебя! Забудь этот номер, слышишь?! Ты еще пожалеешь, что… – В трубке раздались короткие гудки.

В этот вечер Гена напился так, что на следующий день смог приехать на работу лишь к обеду.

Только встретив из роддома Ларису, он почувствовал, что пустота в сердце уменьшается. А вечером, слушая ее сонное дыхание, прижавшись к горячему атласному плечу, ощутил удивительный, сказочный покой.

8. Пепе

После родов Лариса почувствовала себя сломанной куклой. Внешне все было в порядке: она заботилась о дочери, так же, как раньше, возилась на кухне, но делала все это механически, по необходимости. Тимофеевна привела свою приятельницу Клару – отличную няню, и обычные для молодых мам недосыпание, нехватка времени и сил обошли Ларису стороной. Все тяготы материнства Клара взяла на себя, оставив Ларисе одни радости: первые улыбки Дашеньки, ее умилительный лепет, первые игрушки. Вот только никакой радости от этого Лариса не чувствовала.

– Обычная послеродовая депрессия, – пожала плечами наблюдающая их докторша. – Больше гуляйте, вообще больше двигайтесь, принимайте ванны с маслом лимона, бергамота или мелиссы, ешьте бананы. Хотя что я говорю, где вы сейчас возьмете бананы и эфирные масла, не купишь же ничего. Но постарайтесь, достаньте где-нибудь…

– Да нет, бананы-то как раз не проблема, и масла тоже…

«Бананы, надо же! – размышляла Лара, сидя перед зеркалом. – Да Гена мне птичьего молока привезет, если понадобится! Говорят, с появлением ребенка у многих наступает охлаждение, а он как будто еще сильней привязался. Только мне от этого еще хуже. Нежный, горячий, страстный, на руках носит – а мне все равно. Но ведь я же его действительно любила, у меня сердце, как заяц, дрожало, когда я его видела. А сейчас? Привязался… – Лариса автоматически взглянула на свою руку… – Кольцо! Это оно во всем виновато! Зачем, дура, забрала, вот ведь бес попутал. В Бобриху!»

– Пришла? – бабка Ольга смотрела на нее устало и как будто даже с сочувствием.

– Возьмите, – Лариса протянула ей кольцо.

– Поздно, – старуха покачала головой. – Теперь оно для той, у кого ты жениха забрала. Чуть не из-под венца, – бабка усмехнулась. – Много счастья-то хлебнуть успела?

– Но как же… Я должна к ней пойти? – с ужасом спросила Лариса.

– Нет. Придет время, оно само к ней попадет. Ты теперь уже ничего не сделаешь. Разожгла огонь-то. Уходи с богом! Да молись…

По дороге домой Лариса заехала в придорожную церковь. Только зайти – так же, как и в тот день, после приворота – не смогла, ноги не шли. Но пустота и безразличие исчезли, как по волшебству. Их место заняла горячая нежность. Как будто тоненькие жгучие ниточки связывали ее теперь с Геной и Дашенькой.

Лариса наряжала худенькую большеглазую Дашу как принцессу, рассказывала ей сказки, возила в балет, на английский и в бассейн. Девочка как будто не знала, что такое усталость – ей все было интересно. Читать она выучилась в четыре года, словно бы сама по себе. Школу выбрали, конечно, английскую.

После первого класса Лариса повезла дочку на Крит. Ведь там можно было не только наслаждаться пляжным бездельем – там каждый камень был наполнен Древней Историей. Впрочем, и на пляже они проводили изрядное количество времени. Даша плавала как рыбка – Лариса называла ее «мой маленький дельфинчик», а плескавшиеся рядом дети – «sea girl», «морская девочка». Детей в трех небольших и уютных отелях было много. Большинство говорили по-английски, и Лариса радовалась – для Даши дополнительная практика. Прибегая к дремлющей в шезлонге маме, Даша хвасталась – еще и по-испански два слова выучила, а в соседний отель сегодня приехали шведы, и тоже с двумя детьми!

– Sea girl, sea girl! – крик разорвал нежную дремоту, как ржавый гвоздь раздирает муслиновое платье.

Вскочив, Лариса увидела у воды собравшуюся плотным кольцом группу людей. Она метнулась туда, прорвалась в середину…

Кто-то из служащих отеля делал искусственное дыхание лежащей на песке Даше. Мгновения, пролетевшие до того момента, как девочка задышала сама, показались Ларисе вечностью. Врач отеля, от волнения мешая английские и греческие слова, успокоил побелевшую от ужаса мать:

– Она не успела наглотаться воды. Сейчас приедет «Скорая» и как следует посмотрит. Но не волнуйтесь, опасности нет, девочку быстро вытащили.

– Но почему, почему? Она ведь плавает как рыба!

– Sea girl, sea girl! – загалдели вокруг, подтверждая слова Ларисы.

Врач пожал плечами:

– Судорога, может быть. Или о камень зацепилась. Правда, тут нет камней…

Пока врачи «Скорой» осматривали Дашу – она быстро пришла в себя, но молчала, цепляясь за мамину руку, – Лариса почти невидящим взглядом смотрела в море. Неподалеку от берега виднелась лысина толстяка из соседнего номера. Он никогда не плавал: сперва плескался на мелководье, потом заходил «по шейку» и долго так стоял, уставившись в горизонт. Вдруг лысина исчезла. Лариса удивилась, но как-то равнодушно – какая разница, ну исчезла и исчезла.

– Дашенька, я здесь, все хорошо.

Но девочка ничего не ответила, только крепче сжала мамину руку.

Лариса опять взглянула на море: лысина появилась, но почему-то красная. И быстро двигается к берегу, только как-то странно, как будто держит что-то внизу. Толстяк был виден уже по пояс, рядом появилось что-то темное, как будто лохматая голова. Еще один утопленник? Господи спаси!

– Бандит! – толстяк швырнул на песок скрюченного парнишку лет шестнадцати.

– Пепе, это Пепе! – сказал кто-то рядом.