Александр Петров - Летящий с ангелом Страница 9

– Могу я на него взглянуть?

– А чего глядеть-то? Он там, в комнате спит.

– Я прошу провести меня к нему.

– Нечего те… вам на него смотреть. Болеет дите и все.

– Мне привести милицию?

– А зачем нам милиция? Нам ее не надо.

– Тогда ведите.

В темной сырой комнате лежал мальчик, отвернувшись к стене. Лидия Михайловна присела на край кровати, ласково погладила его грязную голову и повернула к себе лицо. Под глазом и на лбу виднелись синяки.

– Как ты себя чувствуешь, Толик?

– Хорошо, Лидия Михайловна, – тонким голоском ответил мальчик.

– Ну вот, слышите: хорошо, – просипела женщина в халате. – И нечего беспокоиться. Полежит денек-другой и обратно в школу пойдет.

– Ну-ка, выйдем, – тихо сказала Лидия Михайловна. Мы вышли из комнаты и вернулись на кухню. Она глянула на детей и сказала им: – Ребята, пойдите, погуляйте.

Когда дети, испуганно озираясь, вышли, Лидия Михайловна сказала негромко, но со сталью в голосе:

– Послушайте меня внимательно, товарищи родители. Если вы еще хоть раз тронете Толика, – а я теперь буду наблюдать за ним и за вами. Так вот обещаю, что сделаю все возможное, чтобы отправить вас на скамью подсудимых за избиение детей, тунеядство и пьянство. Слышите! Я теперь вам покоя не дам. Да вы знаете, что Толик один из лучших учеников класса, у него способности, он добрый, отзывчивый мальчик. Я за него буду воевать, слышите!

Наконец, мы вышли на улицу и по солнечной стороне побрели к остановке трамвая. Света взяла маму под руку, прижалась головкой к ее плечу и сказала:

– Мама, давай возьмем Толика к себе. Я ему сестрой буду. Вот увидишь, мы с ним подружимся.

– Я не сомневаюсь, дочка. Только, к сожалению, это не так просто. У него есть родители.

Пока они вслух рассуждали, я думал о том, как можно так жить, как эти несчастные. Кругом такая интересная жизнь, а они пьянствуют, сидят во тьме и ужасе. И еще я любовался Светой и ее мамой. Рядом со мной шли две женщины: одна умудренная опытом, взрослая, другая – маленькая женщина, будущая мать.

Мы в тот день посетили еще три проблемные семьи. Почти всюду нас ожидало то же: грязь, грубость, пьянство и несчастные дети. И каждый раз Света предлагала маме поселить детей у себя. И только в конце обхода она всхлипнула и сдавленным голоском жалостно протянула:

– Мамочка, что же это? Сколько несчастья, сколько беды вокруг. Причем дети? Почему им-то мучиться?

– Ты, Светик, только чуть-чуть коснулась этого мира. Вот подрастешь, тогда поймешь, что всех детей к себе не переселишь, всех не защитишь. Иногда просто руки опускаются, глядя на все это. Но со временем понимаешь: надо просто делать, что можешь, и терпеть.

Вернувшись домой, я посмотрел на родителей другими глазами. Это было открытие: мне очень, очень с ними повезло. Трезвые, трудолюбивые, заботливые, если и поругают, то за дело, а потом еще и пожалеют. Отец порой бывал суров, когда уставал на работе, или я чего-нибудь натворил. Но уже назавтра он снова улыбался, и тучи рассеивались. И тогда он позволял мне все. Он мог ни с того ни с сего принести домой охапку цветов, свертки с подарками или сумку с «вкусненьким». И тогда в дом приходил праздник.

Мама даже ругаться не умела. Ей было трудно просто повысить голос. Когда мы с отцом чем-то ее огорчали, она могла промолчать, даже всплакнуть в уединении. Мы тогда переживали, ругали себя последними словами и всегда просили у нее прощения. Все внутренние проблемы семьи сглаживала мама. Она была удивительно цельной натурой: мягкой, тихой, кроткой. Когда мне приходилось видеть ее больной, печальной, усталой – у меня внутри все таяло от любви к этому ангелу. Тогда мне казалось, что я и дня не смогу прожить, если она умрет. Нет, уж лучше я умру первым. Нет – пусть мы оба, в один день, в один миг, взявшись за руки…

Мои добрые, дорогие, прекрасные родители куда-то собирались. Папа искал сандалии и темные очки. На столе стояла сумка. Мама складывала в нее свертки с банками, с трудом сдерживая смех.

– Вот, сынок, пригласили нас на пляж.

– Кто?

– Родители твоего Димы, – вздохнула она, гася улыбку. – Пойдем, поужинаем на природе.

Во дворе нас ожидали бесстрастный Дима, «великий» папа и не менее великая мама. Они держали в руках четыре туго набитые сумки. Пляж к этому времени почти опустел. Мы выбрали удобное место поближе к воде и расстелили на теплом песке большое одеяло. Пока взрослые занимались опустошением сумок, мы с Димой купались. Доплыли до красного пластикового буйка, побили его кулаками, как боксерскую грушу. Услышали свисток из будки спасателя, помахали ему рукой и вернулись на берег. Брызгая мокрыми волосами, сели на одеяло. А там!..

В кастрюле белела вареная картошка в масле с укропом, в банках мерцали: салат «оливье», селедка в кольцах лука, маринованные помидоры с огурцами, на тарелках горками высились: котлеты, жареная курица, печеная рыба, вареные раки, яйца, свежие помидоры, сладкий перец и малосольные огурцы с чесноком. Конечно, отдельно в лотке – фирменное блюдо: ассорти из колбасы четырех сортов с вкраплением корейки и буженины. Над всей этой композицией – две бутылки домашнего вина.

– А что там, в горшочке?

– Печеночка в сметанке. Берите, кушайте.

– А вот это что?

– Зелень в майонезике: лучок, редисочка, укропчик, сельдерей.

– Простите, а соку нет случайно?

– Как нет? Вот вам, деточки, томатный, вишневый. А тут компотик. Кушайте на здоровьице.

Мы с Димой попробовали всего понемножку и поняли, что пора обратно в воду. Иначе мы не поднимемся. Тут нас и оставят «на воздухе». Может, даже навсегда…

Поплескавшись, сели на пустую лавочку. Родители обсуждали что-то политическое. Мои вяло тыкали ложками в то, что поближе. Димины – кушали с невероятным аппетитом, успевая говорить и предлагать новые и новые блюда. Мои казались тощими недоростками на фоне объемных животов напротив.

– Слышь, Андрюх, – прошептал Дима, глядя прямо перед собой на круги, расходящиеся по воде, – мы пойдем другим путем.

– Это каким же?

– Неужели ты не видишь, что это, – кивнул он в сторону пикника, – тупик. Работать, чтобы жрать – скучно. Вся эта политика насчет изобилия – ерунда. Вот он – коммунизм в отдельно взятой семье. Любуйся, пока не стошнит.

– А мы сегодня с Лидией Михайловной ходили по трудным семьям. Там картина другая. – Я рассказал о своих впечатлениях.

– Ну и что? – хмыкнул Дима. – У этих алкашей только и всего, что другая пропорция вина и закуски. Наши скоро заснут от обжорства, а тем еще почудить да подраться надо. По-моему, даже интересней. Нет, это тупик.

– А что не тупик?

– Надо брызнуть по миру мещанства пулеметной очередью наших свежих мозгов!

– Смотри, добрызгаешься, злостный антисоветчик.

– Начхать… Все лучше, чем это. – Он снова кивнул в сторону осоловевших едоков, хмыкнул и громко произнес: – Товарищи отдыхающие, а не пора ли нам в колыбельку? Завтра, между прочим, рабочий день.

Мои родители посмотрели на Диму с большим уважением и благодарно улыбнулись.

Но вот однажды в классе появилась «новенькая». Единственное свободное место имелось за моей партой. Меня словно обдало свежим ветром – это рядом плюхнулась резкая, порывистая девочка, звали ее Валей. Она жила в соседнем дворе, что в торце нашего дома, за дорогой. Странный пустынный двор со странными жителями. Дом из бурого кирпича с черными от тени окнами. Говорили, что двор «держит» большая семья, состоящая сплошь из хулиганов. Так вот Валя оказалась из той семьи Кудриных.

– Ты, видать, отличник? – спросила она, двинув меня локтем.

– Не совсем.

– Помогать мне будешь?

– Посмотрим. А ты откуда перевелась?

– Из соседней школы. Меня оттуда за хулиганку прогнали. А сюда послали, потому что здесь учителя сильные. Понимаешь, мне очень нужно школу закончить. А дальше – в техникум.

– Если очень нужно, то закончишь.

В последующие дни мне поставили несколько «пятерок». На физкультуре физрук объявил, что по программе у нас освоение гимнастических снарядов. Он попросил меня показать несколько упражнений на брусьях и перекладине. На разминке мы неплохо разогрелись, мышцы мои звенели, как струны гитары. Я делал перевороты, крутил «солнце», замирал в стойке на руках, держал уголок – эти обычные упражнения из норматива первого разряда, вызвали у ребят бурю восторгов.

На следующий день Валя искоса смотрела на меня, и все порывалась что-то сказать. На перемене мы со Светой прогуливались во дворе. Нас обогнал сутулый Дима в облаке табачного дыма. Вокруг него прыгал, размахивая руками, Юра, обсуждая проект сборки лазера. Дима у нас в школе числился штатным вундеркиндом. В шестом классе скуки ради он одолел всю школьную программу. Деваться ему было некуда, экстернов не существовало. Теперь он для проформы ходил в школу, отсиживал уроки, учил французский, греческий, латынь и штудировал учебники третьего курса МФТИ – самого умного в стране института. Наши учителя конфликтовать с ним опасались, поэтому закрывали глаза на его длинные растрепанные волосы и курение. Его эрудиция выходила далеко за рамки школьной программы, и еще никому из взрослых не удалось услышать от него «не знаю». Зато некоторые вопросы Димы ставили в тупик даже нашего физика, который, как известно, окончил физмат университета с отличием. Поговаривали, что эти двое вундеркиндов – стар и млад – частенько запирались в лаборатории физкабинета и, попивая разбавленный спирт, в клубах сигаретного дыма планировали переворот в физике.