Вот так мы теперь живем - Энтони Троллоп Страница 19

даже в этом случае богатство искупило бы позор и леди Карбери нашла бы причины, почему «бедняжку Мари» не следует карать за отцовские грехи, хотя ее деньги и добыты этими грехами. Однако мистер Мельмотт не отбывал срок на каторге, а принимал герцогинь в доме на Гровенор-сквер. Говорили, что в Европе у мистера Мельмотта репутация величайшего мошенника – такого, который в погоне за деньгами не остановится ни перед чем. Еще говорили, что он путем задолго спланированных махинаций разорил всех, кто ему доверял, прибрал к рукам собственность всех, кто оказался с ним рядом, пил кровь сирот и вдов – но что это значило для леди Карбери? Если герцогинь такие слухи не смущают, зачем ей проявлять излишнюю щепетильность? Говорили также, что Мельмотт еще может пасть – что люди, которые вскарабкались наверх таким способом, недолго удерживаются на вершине. Тем не менее он вполне может удержаться столько, что успеет выделить Мари ее деньги. А Феликсу они так нужны! И он именно такой молодой человек, чтобы жениться на деньгах! Леди Карбери не сомневалась в своей правоте.

Роджер Карбери тоже не сомневался в своей правоте. Готовность торопливого света закрывать глаза на средства, которыми достигнут успех, растущее убеждение, что никто не обязан идти дальше общего вердикта и можно пожимать руку всякому, кому свет пожимает руку, – все эти новые веяния его не затронули. Он по-прежнему держался старомодного убеждения, что кто прикасается к смоле, тот очернится. Он был джентльменом и считал бы для себя позором войти в дом такого, как Огастес Мельмотт. Ни все герцогини королевства, ни все деньги Лондона не убедили бы его вести себя иначе. И все же он знал, что бесполезно объяснять это леди Карбери. Впрочем, он надеялся, что в семье есть человек, приученный отличать честь от бесчестья, что Генриетта Карбери не испорчена, как ее мать. Что до Феликса – тот уже весь вывалялся в грязи. Ничто, кроме долгих страданий, его не очистит.

Он нашел Генриетту в гостиной.

– Вы видели Феликса? – спросила она, как только они поздоровались.

– Да. Я поймал его на улице.

– Мы так из-за него огорчаемся.

– Что ж, у вас есть для этого все основания. Полагаю, вы знаете, что ваша мать неразумно ему потакает.

– Бедная маменька! Она боготворит землю под его ногами.

– Даже мать не должна быть настолько безрассудна в своем обожании. Если так будет продолжаться, брат вас разорит.

– Что маменька может поделать?

– Уехать из Лондона и не платить за вашего брата ни шиллинга.

– Что Феликс будет делать в деревне?

– Не все ли равно, где он будет бездельничать? Вы же не хотите, чтобы он стал профессиональным игроком?

– Ах, мистер Карбери, вы же не хотите сказать, что такое возможно!

– Жестоко говорить вам об этом, но дело настолько важное, что я вынужден говорить правду. На вашу матушку я повлиять не могу, возможно, вы ее убедите. Она обращается ко мне за советами, но и не думает их слушать. Я ее не виню, но я тревожусь за… за вашу семью.

– Я ничуть в этом не сомневаюсь.

– И особенно я тревожусь за вас. Вы никогда от него не отвернетесь.

– Вы же не станете просить, чтобы я от него отвернулась.

– Но он может замарать вас в грязи. Ради него вас уже возили в дом Мельмотта.

– Я не считаю, что мне это может повредить, – сказала Генриетта, вскидывая голову.

– Извините, если вам кажется, что я бесцеремонно вмешиваюсь не в свое дело.

– Нет-нет, от вас это не бесцеремонность.

– Тогда извините мою излишнюю прямоту. На мой взгляд, вам повредили тем, что заставили вас войти в дом такого человека. Зачем ваша матушка ищет его общества? Не потому, что он ей приятен, не потому, что ей приятно его семейство, но потому лишь, что у него богатая дочь.

– Там все бывают, мистер Карбери.

– Да, это общее оправдание. Довольно ли этого, чтобы войти в чей-либо дом? Нет ли другого места, куда, как сказано, многие идут потому, что путь стал модным и многолюдным? Не кажется ли вам, что вы должны выбирать друзей по собственному усмотрению? Да, признаю, причина у них бывать имеется. У них много денег, и ваш брат хочет получить часть этих денег, лживо поклявшись девушке в любви. После всего, что о них известно, считаете ли вы Мельмоттов желательным знакомством?

– Не знаю.

– А я знаю. И знаю очень хорошо. Они абсолютно неприличны. Знакомство с первым попавшимся уличным метельщиком и то менее зазорно.

Роджер сам не замечал, с каким жаром говорит. Он свел брови, глаза у него сверкали, ноздри раздувались. Разумеется, она помнила о его предложении. Разумеется, она сразу заключила, что он, все еще надеясь на ее согласие, опасается, как бы ее знакомство с Мельмоттами не бросило на него тень. Гетта твердо знала, что не выйдет за кузена, а значит, его опасения безосновательны. Более того, мотивы, которые она ему приписала, показались ей оскорбительными. На самом же деле он был слишком простодушен для столь сложной мысли.

– Феликс, – продолжал Роджер, – уже пал так низко, что не стану притворяться, будто меня заботит, где он бывает. Однако мне неприятно было бы знать, что вы часто посещаете мистера Мельмотта.

– Я полагаю, мистер Карбери, маменька не станет возить меня в неподобающие места.

– Мне бы хотелось, чтобы вы имели собственное мнение о том, что подобает.

– Надеюсь, оно у меня есть. Жаль, что вы думаете иначе.

– Я старомоден, Гетта.

– А мы принадлежим новому, худшему свету. Я готова это признать. Вы всегда были очень добры, но вряд ли вы сумеете нас изменить. Порой мне кажется, что вы с маменькой друг другу не подходите.

– Я думал, что мы с вами друг другу подходим… или, возможно, могли бы подойти.

– Ах, что до меня, я всегда беру маменькину сторону. Если маменька хочет ездить к Мельмоттам, я, безусловно, поеду с ней. Если это пятнает, пусть я буду запятнана. Не понимаю, почему я должна считать себя лучше других.

– Я всегда считал, что вы лучше всех.

– Это было до того, как я посетила Мельмоттов. Уверена, теперь вы обо мне иного мнения. Собственно, вы так мне и сказали. Боюсь, мистер Карбери, придется вам идти своей дорогой, а мы пойдем своей.

Пока она говорила, он смотрел ей в лицо и мало-помалу начал понимать, о чем она думает. В своем прямодушии он не заподозрил даже малейшего намека на аффектацию, которая, по мнению женщин, усиливает их очарование. Неужто она правда