Кашпар Лен-мститель - Карел Матей Чапек-Ход Страница 25

— Ну да, — перебил ее рассыльный Цверенц, — я так и знал! Это внук виноват в его смерти, и больше никто, я вам точно говорю. Верно, черт меня тогда попутал!.. Иду я, значит, с обеда и вижу на углу Блатской двух слепых, приютских, — они же всегда парами ходят. Оба стучат палочками, еле прутся, как клячи заезженные...

Кто-то хихикнул и тут же умолк; всем хотелось узнать, что было дальше.

— Стоят они, значит, на углу, прядут ушами... Барышню какую-то останавливают — простите, говорят, сударь... Я не разобрал, кто из них спросил. Простите, говорят, сударь, мы случайно не на Блатской? Ну, я ведь такой человек — и за деньги услужу, и задаром посоветую. Подхожу: «Чего, молодые люди, ищите?» Тот, который постарше и, видно, поопытнее, указывает мне на товарища, мол, у него тут где-то на стройке родственник работает. Стройка, говорю, на этой улице только одна, отсюда до нее рукой подать. Взял я нашего за рукав и повел, а второго как ветром сдуло, я и ахнуть не успел. Пришли мы на стройку, я и говорю слепому: «Звать-то как твоего родственничка?» Но пацан уже сам скумекал, голову задрал да как завопит: «Дедуля‑я!» Старик сверху высунулся и радостно так кричит: «Тондик!»... И вот тут-то так, солдатиком, и полетел прямо вниз... Не будь я сам свидетель — ни за что б не поверил!

Цверенц сплюнул в пыль и посерьезнел:

— А как летел — глаза б мои не видели... Сперва затылком о сваю тукнулся, на втором этаже доски лесов зацепил, перекувырнулся напоследок и грохнулся оземь... Уж как кричал — отродясь я такого не слыхивал, разве внучок его только горластее...

— Вовсе это не дед кричал, — призналась Кабоуркова, — он и не пикнул... Это я со страху орала, он ведь прямо перед носом у меня бухнулся!

— Вы говорите, видели, как он упал? — перехватил нить разговора тот самый рассудительный рабочий, что пререкался с мастером и осадил рыжего. — С какого же этажа?

— Да вон оттуда, с третьего, из балконной двери, — пояснил Цверенц.

— Ну вот, теперь мы знаем все, что требовалось. Пальто Липрцай обычно оставлял на четвертом; куда он шел — наверх или вниз — выяснится, когда мы посмотрим, лежат ли очки в кармане пальто. Когда слепой окликнул его, он то ли от неожиданности оступился, то ли от радости позабыл, что впереди ни балкона нет, ни досок... Будь на третьем леса, как на четвертом, быть бы ему сейчас живу... Все, этого достаточно. Эх вы, рассыльный фирмы «Экспресс» номер семьдесят четыре! И не надо говорить, что в смерти старика повинен мальчонка; тогда мы и вас запишем в виноватые — ведь именно вы привели сюда слепого.

— Да говорю же вам — черт попутал! Э‑э, ладно, с вами тут до вечера простоишь зазря!

— Ох, бренно все в этом мире, — вздохнула Кабоуркова.

Где-то далеко один раз пробили башенные часы — точно золотая монета упала на дно гигантского бокала.

— Время! — с чувством исключительного превосходства объявил мастер.

Толпа рабочих мало-помалу рассасывалась по местам. Шли мимо штабелей, на которых лежал мертвый дед-курилка. Лежал в полумраке, на фоне шершавой, неоштукатуренной стены из красного кирпича; из-под шапки, прикрывающей его лицо, виднелась только седая щетина небритого подбородка. Тело старика будто совсем усохло, еще меньше казался он теперь, уснувший на вечные времена. В ногах Липрцая стоял слепой внук; его рыдания сотрясали стены, эхом отдаваясь по пустым углам.

Между тем Лен, точно оцепенев, все еще стоял перед Кабоурковой, не в силах отвести от нее глаз. Это было так странно, что и Кабоуркова недоуменно молчала. Когда пауза чересчур затянулась, Лен протянул руку к ее груди, указав на большое пятно крови, оставшееся после мертвого Липрцая.

Кабоуркова была вовсе не брезглива, что и доказала, первой позаботившись об умирающем. Но вид Лена заставил ее содрогнуться, она схватилась за пятно на кацавейке и оттянула его как можно дальше от тела.

А Лена уже и след простыл. Он единственный из всех не задержался у покойника, хотя никто не мешал ему, и даже уши заткнул, чтобы не слышать душераздирающих рыданий слепого.

К бочке с раствором Лен подошел как во сне. Каменщики молча готовились к работе. По хмурым лицам было видно, что все думают об одном и том же.

Только Трунечек гнул свое — надевая фартук, он проговорил своим сиплым голосом:

— Вот увидите, где один — там еще двое... Запомните: когда на стройке один рабочий разбивается насмерть, жди второго, а за ним и третьего... Уж никак не меньше трех...

Слова эти вывели Лена из полуобморочного состояния, будто его кто по имени окликнул. Он-то хорошо знал, кто будет вторым...

Рыдания слепого доносились снизу как со дна колодца.

ГЛАВА 6

Вторым покойником чуть не оказался сам Кашпар Лен!

На стройке царило всеобщее уныние, а у Лена настроение было еще мрачней, чем у остальных. Все рабочие — а трудилось их тут уже порядочно, так что мастеру грешно было сетовать, будто «вяжут дом как чулок», — глубоко переживали смерть Липрцая, особенно потому, что рассудительный рабочий, споривший с мастером, слишком громко настаивал, что причиной несчастья послужило единственно отсутствие заграждения или лесов в проеме третьего этажа, откуда упал Липрцай. Коутный — так его звали — был каменотесом, и, принося каждую новую ступень для установки ее на лестнице, не забывал произносить гневные, бунтарские речи. Это был бесконечно длинный некролог по Липрцаю, удручавший всех тем сильнее, что Коутный говорил мощно и гладко, как оратор с трибуны. Всем, конечно, было жаль Липрцая, но еще досадней было то, что своей кончиной он заставил их взглянуть на истинное положение дел — кто знает, что ждет их в старости, одряхлевших, изнуренных трудом, не нашедших себе тихой жизни и покойного занятия...

Не унимался и Трунечек. Он приводил все новые примеры того, как всякий раз после гибели на стройке одного рабочего за ним следовали еще двое... Хриплые предсказания Трунечека настолько раздражали каменщиков, что вскоре они решительно потребовали от «треклятого сыча» попридержать язык.

Стройка оглашалась окриками, бранью, проклятиями; в воздухе так и мелькали мастерки да молотки. И лишь когда часа через два прибыла полицейская