Услышь нас, Боже - Малькольм Лаури Страница 41

тенты четырех кафе на четырех углах перекрестка хлопали, как паруса на регате, взбудораженные легким бризом, или как лошадиные попоны на полном скаку… Может быть, размышлял Коснахан, это и есть то место, где, как говорили, просидев достаточно долго, обязательно встретишь кого-нибудь из знакомых. Хотя, возможно, имелось в виду не кафе, а какая-то римская площадь. Или не площадь, а вообще город Рим, или даже не Рим, а Париж или Будапешт… Приезжай, Артур, приезжай, Мэтт, думал он… И теперь все прохожие на улице Венето казались либо священнослужителями, либо американскими издателями. Другим везло больше: всего несколькими столиками дальше на веранде Коснахан наблюдал сердечную встречу двух жителей Твин-Фоллс, штат Айдахо. Да, он где-то читал, что при нынешнем наплыве туристов в Рим шансы встретить кого-нибудь из друзей и знакомых велики как никогда.

Но для него судьба, видимо, не заготовила никаких удивительных встреч, даже встреч романтического характера – не будь его верность жене столь абсолютной, – вроде той чудесной встречи в Риме героя книги, которую читал Коснахан, с девушкой по имени Розмари. Он запомнил это имя, потому что оно совпадало с именем героини его «Ковчега», хотя его героиня была совершенно иной. Собственно, она была слонихой… (Изображенной, кстати сказать, на обложке четвертого издания романа.) Помимо встречи с Артуром и Мэттом, которой он ждал со дня на день, он мечтал встретить – и втайне надеялся, что чудо случится, – хоть одного человека с родного острова, снова произнести хоть одно давнее имя из Лакси, Баллафа или Дербихейвена. Где они? Ведь не могли же умереть все до единого, не могли все погибнуть на войне, их отвага и страсть к приключениям не могли просто взять и исчезнуть. Он бы много отдал, чтобы встретить кого-нибудь из прежних друзей с их суровыми именами, корявыми, как старые корни, топкими, совершенно безумными именами и крепкими, семижильными душами, что подобны упрямым полевым цветам, укоренившимся на скале, вроде приморского синеголовника. Где они все, его старые знакомцы, эти мэнские пуристы, плотники и корабелы, чьей религией было искусное ремесло – «браться за дело прилежно и не халтурить в работе» – и чья реальная приверженность догмам на том и заканчивалась. Их отцов уже нет в живых, но где те, кому было по тридцать и сорок, когда их знал Коснахан; нынче им шестьдесят или семьдесят, это люди другой формации, другой эпохи, как, к примеру, Квейл, который однажды на спор протащил через ливерпульскую таможню целый бочонок рома. Их сыновья, его друзья детства, разлетелись по миру, но куда они все разлетелись? И теперь, если прикрыть глаза, Коснахану было несложно представить себе, что он сидит где-нибудь на набережной в Дугласе, наблюдает, как мимо проходят люди – на фоне здания общественных уборных, без сомнения, лучших на всех Британских островах, – люди все с теми же лицами, как бы смирившимися со своей неприметностью, люди, одетые так же, как в те далекие времена, – а он наблюдает за ними и думает: где Квейн и где Квэгган? Где Квиллиш? Где Кволтро? Где Кворк, Квейл и Луни? Где Ильям Дон, который был повешен? И все-таки выжил, потому что был невиновен…

– С вас сто лир, сеньор, – сказал по-английски другой официант, с улыбкой приблизившись к Коснахану.

– Lhiat myr hoilliu![102] – рассмеялся Коснахан, поднимаясь из-за стола. Он был так благодарен за улыбку и английские слова, что отдал эти сто лир без всякого сожаления.

Quocunque jeceris stabit[103]. Эту фразу он тоже знал на латыни, хотя какой от нее толк? Коснахан раскурил трубку и – с тростью и книгой под мышкой – зашагал по улице Венето в сторону площади Барберини. Он был рад, что официант, который выдал ему на прощание коробок спичек, отвлек его от размышлений, потому что, как это ни парадоксально, если принять во внимание ход его мыслей, у него была назначена встреча. Вернее, намечена.

Ведь Коснахан приехал в Рим не просто так. Не только согласно рекламной издательской аннотации, но и по условиям контракта, подписанного в Америке, итальянский перевод его книги уже должен быть завершен, напечатан и передан в итальянские книжные магазины, хотя ему пока не удавалось его найти. Как и во всех других странах. Согласно все той же издательской аннотации, не только Италия, но и Франция и даже Швеция клюнули на рецензии в нью-йоркских газетах, провозгласившие его новым и величайшим юмористом Америки, причем, разумеется, никто не удосужился заглянуть в саму книгу – впрочем, так всегда и бывает: иностранные издатели полагаются на своих нью-йоркских агентов, которые смотрят исключительно на рецензии, – и не учел трудностей, связанных с переводом на итальянский, французский, шведский и т. д. писателя, который все еще думал отчасти на мэнском гэльском, а писал на английском. В результате его французские издатели, когда он наконец нашел их в Париже, что, кстати, оказалось не так уж и просто, на свою беду все-таки прочитали его роман, пожалели о своем поспешном решении и, несмотря на довольно внушительный аванс, выплаченный ему в долларах (и давно потраченный в Америке), были готовы потерять эти деньги и оставить непродуманную затею. Хотя, возможно, со временем книга все-таки будет переведена на французский, поскольку его неожиданное появление в редакции превратило все безнадежное предприятие чуть ли не в дело чести. Шведы тем временем хранили непроницаемое арктическое молчание, как безмолвие Северного полюса. Для британского издания перевод, разумеется, был не нужен, однако тамошние издатели почему-то отнеслись к американским хвалебным отзывам со странным предубеждением и втихомолку отправили весь тираж в макулатуру, чем, видимо, и объяснялось произошедшее на острове Мэн, а его «немецкий» издатель, подписавший контракт на самый крупный из всех предложенных авансов и живший в Швейцарии – хотя был некий призрачный шанс, что теперь за книгу возьмется почтенная фирма в самой Западной Германии, – внезапно сорвался в Южную Америку, не заплатив Коснахану ни цента. Тут поневоле иной раз задумаешься, чтó послужило причиной такого успеха «Ковчега» в Америке. Вряд ли современная литература достигла столь абсолютного надира дурновкусия, что его книга в сравнении с прочими произведениями блистала на небосклоне, как венец Западной Рыбы… Нет, загадка оставалась, что-то в «Ковчеге» было, наверняка – Коснахан продолжал втайне надеяться, что его итальянские издатели, по крайней мере, соблаговолили прочитать книгу и разглядели в ней некий потенциал, хотя никто из них не связался с ним напрямую, а лишь опосредованно через Артура, который на днях прислал Коснахану открытку из Парижа:

Я закончил свои дела здесь и постараюсь