Чак Паланик - Бойцовский клуб (перевод А.Егоренкова) Страница 10

Теперь, если следовать древнему китайскому обычаю, выученному нами с телеэкрана, Тайлер навсегда в ответе за Марлу, потому что Тайлер спас Марле жизнь.

Если бы я только потратил пару минут и остался послушать, как Марла умирает, этого бы не произошло.

Тайлер рассказывает мне, что Марла живет в комнате 8G на верхнем этаже Отеля Риджент, вверх через восемь пролетов лестницы и вглубь по шумному коридору, который наполнен звуками телевизионного смеха, просачивающегося сквозь двери комнат. Каждую пару секунд визжит актриса или кричит умирающий под шквалом пуль актер. Тайлер добирается до двери в конце коридора и даже не успевает постучать, — тонкая, сливочного цвета рука выскальзывает из-за щели приоткрывшейся двери комнаты и втягивает его внутрь.

Я с головой зарываюсь в «Ридерс Дайджест».

Только Марла втащила его в комнату — тут же до слуха Тайлера донесся визг тормозов и звуки сирен на улице перед Отелем Риджент. На тумбочке стоит фаллос, изготовленный из такого же нежно-розового пластика, как миллионы кукол Барби, — и на секунду Тайлеру представляются миллионы штампованных детских игрушек, кукол Барби и фаллосов, выползающих из одной конвейерной линии завода в Тайване.

Марла смотрит, как Тайлер разглядывает ее фаллос, потом произносит:

— Не волнуйся. Тебе это не грозит.

После вытаскивает Тайлера обратно в коридор и говорит, что она, конечно, извиняется, но не нужно было звонить в полицию, и, скорее всего, ребята из полиции уже поднимаются по ступенькам.

Потом запирает дверь комнаты 8G и тащит Тайлера вниз по лестнице. На ступеньках им приходится прижаться к стене, и мимо них проносятся парни из полиции и ребята из отряда скорой помощи, оснащенные кислородными баллонами, — они спрашивают, где здесь комната 8G.

Марла говорит им — «Дверь в конце коридора».

Марла кричит вслед полиции, что девушка, которая живет там, раньше была милой и обаятельной, но сейчас она чудовище, сволочное чудовище. Что эта девушка — ядовитые отбросы общества, и она очень боится и смущается, что совершит что-то плохое, поэтому ничего она не сделает.

— Девушка из 8G утратила веру в себя! — кричит Марла. — Она боится, что с возрастом у нее будет меньше и меньше выбора!

Марла орет:

— Желаю вам удачно спасти ее!

Полиция ломится в дверь комнаты, а Тайлер и Марла устремляются вниз к вестибюлю. Позади полисмен кричит около закрытой двери:

— Дайте нам помочь вам! Мисс Сингер, поверьте, вы должны жить! Просто пустите нас, Марла, и мы сможем помочь вам с вашими проблемами!

Марла и Тайлер стремглав вылетели на улицу, Тайлер посадил Марлу в такси, оглядываясь на тени, мечущиеся в окнах комнаты на восьмом, самом верхнем, этаже отеля.

На шоссе, среди фонарей и других машин, — шесть потоков дорожного движения, несущихся к точке исчезновения где-то вдали, — Марла говорит Тайлеру, что он не должен дать ей заснуть всю ночь. Если она заснет — то ей крышка.

Многие люди хотели бы увидеть Марлу мертвой, — рассказала она Тайлеру. Эти люди сами были уже давно мертвы и по ту сторону, и звонили по телефону среди ночи. Марла могла пойти в бар и услышать, как бармен упоминает ее имя; а когда она отвечала на звонок — на линии никого не было.

Тайлер и Марла бодрствовали всю ночь в комнате рядом с моей. Когда Тайлер проснулся — Марлы уже не было, она вернулась в Отель Риджент.

Я говорю Тайлеру: «Марле не нужен любовник, — ей нужен санитар».

— Не называй это «любовью», — отвечает Тайлер.

Опять та же история, — снова Марла объявилась, чтобы разрушить еще одну часть моей жизни. Со времен колледжа повелось — я завожу друзей. Они женятся. Я теряю друзей.

Здорово.

«Ясно», — говорю.

Тайлер спрашивает — это для меня тяжело?

Я — Сжавшиеся Внутренности Джека.

«Нет», — говорю, — «Все нормально».

Приставить к голове пистолет и окрасить стенку своими мозгами.

«Просто здорово», — говорю, — «Нет, правда».

Глава 8.

Мой босс отправляет меня домой из-за пятен засохшей крови на моих штанах, и я очень рад.

Пробитая в моей щеке дыра не зажила до сих пор. Я иду на работу, и мои подбитые глазницы похожи на пару темных мешков с маленькими прорехами для того, чтобы смотреть. До недавнего времени меня очень злило, что никто вокруг не замечает, как я становлюсь мудрым сконцентрированным учителем школы дзен. Как бы то ни было, я делаю маленькие штучки с ФАКСОМ. Я сочиняю короткие стихотворения ХОКУ и отправляю их по ФАКСУ всем сотрудникам вокруг. Когда я иду мимо работающих в холле людей, — смотрю как истинный ДЗЕН в их враждебные маленькие ЛИЦА.

Рабочие пчелы летают свободно,И трутни улей покинуть вольны:Их королева — их рабыня.

Отказаться от всего нажитого в мире, даже от машины, — и поселиться в арендованном доме в самом загрязненном районе города, чтобы поздно ночью слушать, как Марла и Тайлер в его комнате называют друг друга «людьми-подтирашками».

«Держи, человек-подтирашка!»

«Давай, подтирашка!»

«Подавись! Проглоти, крошка!»

Это делает меня маленьким тихим центром вселенной, просто по контрасту.

Меня, с подбитыми глазами и кровью, большими черными шероховатыми пятнами присохшей к штанам. Я говорю ПРИВЕТ всем на работе. ПРИВЕТ! Взгляните на меня. Я — настоящий ДЗЕН. Это КРОВЬ. Это НИЧТО. Привет. Все вокруг ничто, и так здорово быть ПРОСВЕТЛіННЫМ. Как я.

Вздыхаю.

Смотрите. Вон, за окном. Птица.

Мой босс спросил, моя ли кровь на штанинах.

Птица летит по ветру. Я сочиняю в уме маленькое хоку.

Лишь одно гнездо оставив,

Птица может домом звать весь мир:

Жизнь — вот твоя карьера.

Я считаю ударения: пять, семь, пять [4]. Кровь на штанинах — моя? «Да», — говорю, — «И моя тут есть». Ответ неверный.

Как будто это так уж жизненно важно. У меня две пары черных брюк. Шесть белых рубашек. Шесть пар нижнего белья. Прожиточный минимум. Я хожу в бойцовский клуб. Всякое бывает.

— Иди домой, — говорит мой босс. — Переоденься.

Мне начинает казаться, что Марла и Тайлер — один человек. Когда не трахаются в комнате Тайлера по ночам.

Трахаются.

Трахаются.

Трахаются.

В остальное время Тайлер и Марла не бывают в одной комнате. Я никогда не вижу их вместе.

Хотя — вы же не видели меня вместе с За За Гейбром, и это не значит, что мы с ним одно лицо. Тайлер просто не объявляется в присутствие Марлы.

Так что я могу постирать штаны, — Тайлер обещал показать мне, как готовить мыло. Тайлер наверху, а в кухне стоит запах жженых волос и гвоздики. Марла сидит за столом, жжет свою руку гвоздичной сигаретой и называет себя «человеком-подтирашкой».

— Я обнимаю свое собственное гноящееся болезненное разрушение, — говорит Марла ожогу под кончиком сигареты. Затем сминает сигарету о свою мягкую белую руку. — Гори, ведьма, гори!

Тайлер в моей спальне наверху, разглядывает свои зубы в зеркало и говорит, что у него есть для меня работа по совместительству, официантом на банкетах.

— В Прессмен-Отеле, если ты сможешь работать по вечерам, — говорит Тайлер. — Такая работа подстегнет твою классовую ненависть.

«Да», — говорю, — «Без проблем».

— Тебе выдадут черный галстук-бабочку для ношения, — говорит Тайлер. — Все, что тебе нужно для работы — это белая рубашка и черные брюки.

«Мыло, Тайлер», — отвечаю, — «Нам нужно мыло». Нам нужно приготовить немного мыла, мне надо постирать свои брюки.

Я держу ноги Тайлера, пока он двести раз прокачивает пресс.

— Чтобы сварить мыло, сначала нужно растопить немного жира, — Тайлер просто полон полезной информации.

За исключением того времени, когда они трахались, — Марла и Тайлер никогда не были в одной комнате. Если Тайлер объявлялся — Марла игнорировала его. Все по-семейному. Точно так же мои родители были невидимы друг для друга. А потом мой отец убрался, чтобы начать новое самоутверждение.

Мой отец всегда говорил:

— Женись прежде, чем секс тебе надоест, потому что иначе не женишься никогда.

Моя мать говорила:

— Никогда не покупай ничего с пластиковыми змейками.

Мои родители ни разу не сказали ничего такого, что хотелось бы вышить на шелковой подушечке.

Тайлер качает пресс сто девяносто восемь раз. Сто девяносто девять. Двести.

На Тайлере подобие засаленного купального халата и трусы.

— Отправь Марлу из дому, — говорит Тайлер. — Пошли ее в магазин за канистрой щелока. Щелока в хлопьях. Не кристаллического. В общем, избавься от нее.

Мне снова шесть лет, и я передаю сообщения туда-сюда между отчужденными родителями. Я ненавидел такое, когда мне было шесть. Я ненавижу такое и сейчас.

Тайлер начинает поднимать ноги, а я иду вниз и говорю Марле — «щелок в хлопьях», даю ей банкноту в десять долларов и свой проездной. Марла по-прежнему сидит за кухонным столом, я вынимаю гвоздичную сигарету из ее пальцев. Просто и мило. Кухонным полотенцем вытираю ржавые пятна с ее руки, где следы ожогов потрескались и начали кровоточить. Потом я всовываю каждую ее ногу в туфлю на высоком каблуке.