Владимир Белобров - Наступление королей Страница 10

— Может, лучше не надо? — Вяло возразил Фурценбокен. — Давай как-нибудь в следующий раз.

— Нет, ты непременно должен посмотреть, какой у меня мед. Ты такого меда никогда в жизни не видел.

Надевай сетку и пошли, а то я обижусь.

— Может, я лучше тут подожду. Ты принеси сюда.

— Отставить! Пошли и все.

Родственники надели защитные сетки и пошли к улью.

Зигмунд взял стоявший возле улья факел:

— Сейчас мы пчел из улья выкуривм. — Он поджег факел. — Смотри, какой дым едкий. — Философ подставил факел под нос Генриху. Фурценбокен закашлялся. Что, кузен, не сахар? А вот мы пчелам-то дадим прикурить! — Он открыл улей и сунул в него факел. Из улья вылетел рой недовольных пчел. Что, не нравится? — Засмеялся Зигмунд. — И Фурценбокену вон тоже не понравилось.

— Зигмунд, Зигмунд! Мне пчела за шиворот залетела! — Заорал Фурценбокен. — По спине ползает!

— Держись, брат! Сейчас помогу.

Зигмунд Философ оставил факел в улье и стал колотить ладонями Генриха Фурценбокена по спине.

— Ниже, ниже бей! Она вниз поползла!

— Сейчас мы ее пристукнем!

Король Зигмунд размахнулся и ударил Фурценбокена по пояснице.

— Ой! О-о-ой! Укусила! — Фурценбокен забегал по газону.

— Снимай рубаху, Генрих. Я тебе подорожник приложу.

В этот момент вспыхнул и запылал улей.

— Ах ты, е-мое! — Зигмунд хлопнул себя по коленям. Проглядел! Ну да ладно. Одним больше, одним меньше. Сгорит и хрен с ним! Главное дело, чтоб на другие огонь не перекинулся.

Через несколько минут улей догорел.

Зигмунд Философ разворошил шпагой головешки:

— Меда не осталось, — заключил он. — Сгорел мед. Ладно, пошли еще один улей разорим. Хорош, Фурценбокен, бегать. Иди сюда.

— Нет уж, все! Благодарю! Никаких пчел! Иначе, я сейчас же уезжаю!

— Да? — Озадаченно спросил Зигмунд. — Ну, тогда пошли в беседку. Обмоем это дело.

Они прошли в беседку и уселись за стол.

— Давай, Генрих, вина выпьем, и я у тебя спину погляжу. Жало вытащу.

— Давай. — Устало согласился Фурценбокен.

— Что тут в блюде? — Зигмунд поднял крышку. — Опять кролик. Я сегодня на охоте пятерых подстрелил.

Сразу и не съешь. — Он вытащил изо рта у кролика морковку. — Хочешь, Генрих, морковку?

— Не хочу.

— Вот и я их не ем. — Зигмунд выбросил морковку. — Закусывай ногой, небось проголодался… Ну, теперь давай твою спину посмотрим.

Фурценбокен задрал рубаху.

— Фью-ус! — Присвистнул Зигмунд. — Разнесло-то как! У тебя, Генрих, вот такая здоровая шишка вздулась. Никакого жала в ней не видать… Точно, нету нигде жала.

Посиди пока я за подорожником схожу.

Зигмунд Философ вышел из беседки и помочился в кусты. Потом он сорвал большой лист подорожника и вернулся к столу.

— Смотри, какой я лист сочный принес. Это то, что надо. — Зигмунд плюнул на подорожник и прилепил его на спину кузену. — Все, опускай рубаху. До свадьбы заживет… Доедай свою ногу и пойдем на олеандровую лужайку, я тебе там кое-что покажу. Тебе понравится.

— Да в меня эта нога уже не лезет.

— А ты вином запей.

Фурценбокен застонал.

— Что с тобой, Генрих? Спина что-ли разболелась?

Фурценбокен сплюнул на стол монету с изображением Зигмунда Четвертого Философа.

— Ты, наверное, кузен, в рубашке родился! — Восхищенно произнес Зигмунд Четвертый. — Я впервые вижу, чтобы человеку так везло.

— Ну, все! — Фурценбокен пьяно ударил кулаком по столу. — Больше я у тебя кушать ничего не буду!

— Да ты не горячись. Ты просто не поймешь никак. Это ж на счастье монеты в еду подкладывают.

Кому досталась — тому счастье. Тебе досталась — тебе счастье. Давай вином запей и пошли на лужайку.

— Пошли вниз лучше. Я устал. Домой поеду.

— Да ты что?! Чтобы я родного кузена домой отпустил и лужайку ему не показал?! За кого ты меня принимаешь?! Шалишь, брат! — Зигмунд погрозил пальцем. — За мной!

Выходя из беседки Генрих Фурценбокен потерял равновесие и упал со ступенек.

— Эка ты, брат, вином надрался. — Зигмунд укоризненно покачал головой.

— Говорил я тебе — закусывай кроликом. — Он приподнял принца за подмышки. — Ну как, стоишь?

Пошли на лужайку. Тут недалеко.

По пути Зигмунд Философ выдернул перо из сидевшего на ветке павлина и вставил его Генриху за ухо.

— А тут у меня картошка растет, — показал он. — Для гарнира. Смотри кролик, сволочь, ботву грызет.

Сейчас я его.

Зигмунд побежал на кролика. Грызун припустился от короля и, достигнув края крыши, не удержался и свалился вниз. Зигмунд подскочил к краю.

— Эй, внизу! — Закричал он. — Не трогай кролика! Это мой королевский кролик! Кто кролика тронет — повешу!.. Генрих, — попросил он к подошедшего Фурценбокена, — ты давай за меня вниз кричи — чтобы кролика не трогали, а я сейчас…

Генрих улегся на живот и, свесив вниз голову, заорал пьяным голосом:

— Э-эй! Кто там есть! Не трожь кролика! Там кролик должен быть! Это мой! Он ботву ел! По-оовешу! — Фурценбокена стошнило вниз.

Подбежал запыхавшийся Зигмунд Философ. В руке он держал картофельный куст.

— Молодец, Генрих! Так им! Сейчас я их картофелем обстреляю. — Зигмунд покидал вниз картошкой. — Смотри, Генрих! Вон из кареты какая-то баба вылезла. Давай ее припечатаем! — Зигмунд кинул вниз последнюю картофелину. — Промазал! Смотри — как забегала!

Эй! Эй! Мы тут! Ха-ха-ха!..

Ладно, поднимайся, кузен, на лужайку пойдем.

Генрих поднялся и, шатаясь, пошел за Зигмундом Философом.

— А вот как раз под нами, между прочим, — сообщил Зигмунд, окна спальни моей жены. Давай ее напугаем. Я недавно у Шокенмогена гостил. Такой, я тебе скажу, выдумщик. Мы с ним выпили и за портьерой в коридоре спрятались. Как кто мимо проходит, мы оттуда всех пугаем. Неплохо время провели… Ты, Генрих, держи меня за ноги, а я вниз свешусь и ей в окошко постучу. То-то она обалдеет!

Генрих Фурценбокен ухватил короля Зигмунда за ноги. Зигмунд свесился вниз головой и заглянул в окно.

— На месте. — Сообщил он. — Сидит, дура, на пяльцах вышивает. — Он вытащил шпагу и постучал ею по стеклу. — У-у! Я Муслим Рррыжий! У-у-у!

Окно открылось, из него показалась королева.

— Знаешь что, Зигмунд, — раздраженно сказала она, — ты мне со своим Муслимом уже — вот где! — Окно захлопнулось.

— Тяни назад, Генрих! Нас с тобой тут не понимают. Фурценбокен с трудом втянул короля обратно на крышу.

— Вот дура баба! — Сказал Зигмунд Философ, отряхивая со штанов землю.

— Пошли в беседку, выпьем. — Предложил Фурценбокен.

— Пошли. — Согласился Зигмунд. — И кроликом закусим!

Не дойдя до беседки, Генрих Фурценбокен упал в кусты жимолости и уснул.

Зигмунд Четвертый безуспешно пытался его растолкать. Он дергал принца за нос, растирал ему уши, но тот не просыпался.

" Вот везунчик, — подумал Зигмунд, — упал и уснул. А я лежу вечно ворочаюсь по полночи. — Он пошел в беседку и допил вино. — Пойду на олеандровую лужайку, мне там чего-то надо было."

Не дойдя до лужайки, Зигмунд Философ позабыл куда он шел и что у него в Висячем Саду Семирамиды лежит пьяный кузен высокородный принц Генрих Фурценбокен Большой. Зигмунд спустился во дворец и принялся вершить государственные дела.

Ночью пошел дождь. Проведя много часов на голой земле, Генрих Фурценбокен заработал воспаление легких, и, когда на утро его обнаружил королевский егерь, принц был еле живой. Его перенесли в лучшие покои. Сам король Зигмунд Четвертый лично ухаживал за ним.

ЭПИЛОГ

Спустя месяц, принц начал поправляться. Как-то утром, когда он доедал королевский завтрак, в замок прискакал гонец с радостной вестью. Как оказалось, пока Генрих болел, умер его престарелый папа Вильгельм Фурценбокен Милосердный. Таким образом Генрих Фурценбокен становился полновластным монархом своего государства.

И выходит не зря ему три монеты в кушаньях доставались. Во-первых, выздоровел. Во-вторых, королем стал. И на третью монету ему наверняка еще как-нибудь повезе.

Ну и везет же этому Генриху Фурценбокену!

ГЛАВА 12 ИСТОРИЯ ЛЮБВИ АЛЬПУХАРА СЕДЬМОГО ДЛИННОБОРОДОГО

Горюнову Олегу влюбленному в Галю

В понедельник после завтрака король Альпухар Седьмой Длиннобородый выкурил, как обычно, трубку и отправился к себе в кабинет разбирать почту. Он уселся за стол и взял с подноса конверт.

"Эка. Опять от дяди Анабабса". Альпухар распечатал письмо:

" Здравствуй, дорогой племянник Альпухар Седьмой Длиннобородый! Пишет тебе твой дядя Анабабс. Вот уже третье письмо тебе пишу, а ты мне до сих пор не ответил. Что же ты, охламон такой, не отвечаешь дяде Анабабсу?! Я тебя помню еще карапузом, когда ты ходил под стол, а ты мне теперь не отвечаешь. Ты вырос, и думаешь, что слишком умный — можешь не слушать старших.