Чак Паланик - Бойцовский клуб (перевод Д.Савочкина) Страница 12

Кипятите и снимайте.

Марла вернулась.

В ту же секунду, когда Марла открыла входную дверь, Тайлер исчез, испарился, выбежал из комнаты, растаял.

Тайлер сбежал наверх, или Тайлер спрятался в подвале.

Пух.

Марла зашла через запасной выход с канистрой хлопьев щёлока.

— У них в магазине есть сто-процентно-переработанная туалетная бумага, — говорит Марла, — это наверное худшая работа в мире — перерабатывать туалетную бумагу.

Я беру канистру щёлока и ставлю её на стол. Я ничего не говорю.

— Я могу сегодня остаться? — говорит Марла.

Я не отвечаю. Я считаю про себя: семь слогов, девять, семь.

Тигр улыбнётся.

Змея скажет, что любит.

Ложь создаёт зло.

Марла спрашивает:

— А что ты готовишь?

Я — точка кипения Джо.

Я говорю: «иди, просто иди, просто выметайся. Ты и так откусила здоровенный кусок моей жизни, лады?» Марла хватает меня за рукав, и держит меня так одну секунду — ровно столько, сколько нужно, чтобы чмокнуть меня в шею.

— Пожалуйста, позвони мне, — говорит она, — нам нужно поговорить.

Я говорю: «да, да, да, да».

Как только Марла выходит за дверь, Тайлер появляется а комнате.

Быстро, словно какой-то фокус. Мои родители делали эти фокусы на протяжении пяти лет.

Я кипячу и снимаю жир, пока Тайлер освобождает место в морозилке. Пар стоит в воздухе слоями и вода капает с потолка. Сорока-ваттная лампа в глубине морозилки освещает что-то яркое, что я не могу разглядеть за пустыми бутылками из-под кетчупа, баночек то ли с рассолом, то ли с майонезом и освещённым профилем Тайлера.

Кипятите и снимайте. Кипятите и снимайте. Поместите снятый жир в картонку из-под молока с разорванным верхом.

Развернув кресло к морозилке, Тайлер следит, как жир застывает. В кухонной жаре облака пара выпадают дождём и собираются в лужу вокруг ног Тайлера.

По мере того, как я наполняю картонки из-под молока жиром, Тайлер засовывает их в морозилку.

Я опускаюсь на колени рядом с Тайлером перед холодильником, и Тайлер берёт мои руки и начинает мне показывать. Линия жизни. Линия судьбы. Отметки Венеры и Марса. Конденсирующийся туман собирается в лужу вокруг нас, и пускает зайчики на наши лица.

— Мне нужно, чтобы ты оказал мне услугу, — говорит Тайлер.

«Это насчёт Марлы, да?»

— Никогда не говори с ней обо мне. Никогда не говори обо мне у меня за спиной. Обещаешь? — говорит Тайлер.

«Я обещаю».

Тайлер говорит:

— Если ты когда-нибудь вспомнишь обо мне при ней, ты никогда меня больше не увидишь.

«Я обещаю».

— Обещаешь?

«Я обещаю».

Тайлер говорит:

— А теперь запомни, ты трижды дал это обещание.

Густой и чистый слой чего-то собрался наверху жира в морозилке.

«Жир, — говорю я, — он разделяется».

— Не беспокойся, — говорит Тайлер, — чистый слой — это глицерин. Ты можешь примешать глицерин обратно, если ты делаешь мыло. Или ты можешь снять слой глицерина.

Тайлер облизывает губы и кладёт мою руку ладонью вниз на свою ногу, на милый фланелевый кармашек банного халата.

— Ты можешь смешать глицерин с азотной кислотой, чтобы сделать нитроглицерин, — говорит Тайлер.

Я вдыхаю открытым ртом и говорю: «нитроглицерин».

Тайлер облизывает губы, пока они не становятся влажными и блестящими и целует тыльную сторону моей ладони.

— Ты можешь смешать нитроглицерин с нитратом натрия и опилками, чтобы сделать динамит, — говорит Тайлер.

Влажный поцелуй блестит на тыльной стороне моей ладони.

«Динамит», — говорю я и сажусь на пятки.

Тайлер срывает крышку с банки щёлока.

— Ты можешь взрывать мосты, — говорит Тайлер.

— Ты можешь смешать нитроглицерин ещё с азотной кислотой и парафином, и сделать пластиковую взрывчатку, — говорит Тайлер.

— Ты можешь взорвать здание, нечего делать, — говорит Тайлер.

Тайлер подымает банку щёлока на дюйм над влажным блестящим поцелуем на тыльной стороне моей ладони.

— Это химический ожог, — говорит Тайлер, — и боль от него хуже, чем ты когда-либо испытывал в жизни. Сильнее, чем от тысячи сигарет.

Поцелуй блестит на тыльной стороне моей ладони.

— У тебя останется шрам, — говорит Тайлер.

— Имея достаточно мыла, — говорит Тайлер, — ты можешь взорвать весь мир. А теперь помни, ты обещал.

И Тайлер высыпает щёлок.

9

Слюна Тайлера выполнила две функции. Влажный поцелуй на тыльной стороне моей ладони удержал хлопья щёлока, пока они жгли. Это — первая функция. Вторая заключалась в том, что щёлок жжёт, только если смешать его с водой. Или слюной.

— Это химический ожог, — сказал Тайлер, — и боль от него сильнее, чем ты когда-либо испытывал в жизни.

Вы можете использовать щёлок, чтобы прочищать забившийся сток.

Закрой глаза.

Смесь щёлока и воды может пропалить алюминиевую кастрюлю.

Раствор щёлока в воде может растворить деревянную ложку.

Смешанный с водой, щёлок нагревается более чем до двухсот градусов, и с такой температурой он жжет тыльную сторону моей ладони, и Тайлер кладёт пальцы своей руки на мои пальцы, наши руки прижимаются к моим окровавленным штанам, и Тайлер говорит, чтобы я обратил на то, что происходит, особенное внимание, потому что это — величайший момент моей жизни.

— Потому что всё, что было до сейчас — это история, — говорит Тайлер, — и всё, что произойдет после сейчас — это история.

Это величайший момент в твоей жизни.

Щёлок, оставшийся на руке в точности по форме Тайлеровского поцелуя — маленький костёр, или раскалённое железо, или атомный взрыв на моей руке в конце длинной — длинной дороги, которую я представляю себе уходящей вдаль на много миль. Тайлер говорит мне вернуться и оставаться с ним. Моя рука уплывает и становится крошечной где-то на краю горизонта в конце дороги.

Представьте себе всё ещё горящий огонь, за исключением того, что сейчас он где-то за горизонтом. Закат.

— Вернись к боли, — говорит Тайлер.

Это похоже на направленную медитацию, которую используют в группах поддержки.

Даже не вспоминай слово боль.

Направленная медитация работает для рака, должна сработать и для этого.

— Посмотри на свою руку, — говорит Тайлер.

Не смотри на свою руку.

Не думай о слове палёная, или плоть, или ткань, или обуглившаяся.

Не слушай собственный крик.

Направленная медитация.

Ты в Ирландии. Закрой глаза.

Ты в Ирландии летом после окончания колледжа, и ты пьёшь в пабе возле замка каждый день автобус набитый английскими и американскими туристами приезжает чтобы поцеловать камень Бларни.

— Не выключай это, — говорит Тайлер, — мыло и человеческие жертвы идут рука об руку.

Ты выходишь из паба в потоке мужчин, идёшь сквозь нанизанную влажную автомобильную тишину улиц где только что прошёл дождь. Сейчас ночь. Пока ты не дойдёшь до замка камня Бларни.

Полы в замке насквозь прогнили, и ты взбираешься по каменным ступеням и темнота становится всё глубже и глубже со всех сторон с каждым шагом наверх. Все молчат во время восхождения в традициях этого маленького акта восстания.

— Слышишь меня, — говорит Тайлер, — открой свои глаза.

— В древние века, — говорит Тайлер, — человеческие жертвоприношения совершались на холме над рекой. Тысячи людей. Слышишь меня. Совершались жертвоприношения и тела сжигались в погребальном костре.

— Ты можешь рыдать, — говорит Тайлер, — ты можешь побежать к раковине, и налить воды себе на руку, но прежде ты должен принять, что ты глуп и что ты умрёшь. Посмотри на меня.

— Однажды, — говорит Тайлер, — ты умрёшь, и пока ты не поймёшь это, ты для меня бесполезен.

Ты в Ирландии.

— Ты можешь рыдать, — говорит Тайлер, — но каждая слеза, упавшая на хлопья щёлока на твоей коже, оставит там сигаретный ожог.

Направленная медитация. Ты в Ирландии летом после окончания колледжа, и может быть именно там ты впервые захотел анархии. Годы до твоей встречи с Тайлером Дарденом, до того, как ты впервые помочился в creme anglaise, ты научился маленькому акту восстания.

В Ирландии.

Ты стоишь на площадке на вершине лестницы замка.

— Ты можешь налить уксуса, — говорит Тайлер, — чтобы нейтрализовать щёлок, но прежде ты должен сдаться.

«После того, как сотни людей были принесены в жертву и сожжены», — говорит Тайлер: «толстый белый слой смывало с алтаря, вниз по холму в реку».

Прежде ты должен коснуться дна.

Ты на площадке в замке в Ирландии и бездонная тьма начинается за краем площадки, и перед тобой, во тьме на расстоянии вытянутой руки каменная стена.

— Дождь, — говорит Тайлер, — падал на остатки погребального костра год за годом, и год за годом людей сжигали, и дождь просачивался сквозь обугленное дерево, чтобы превратиться в раствор щёлока, и щёлок смешивался с перетопленным жиром человеческих жертв, и толстый белый слой мыла смывало с основания алтаря вниз по холму в реку.