На горизонте горело зарево - Игорь Надежкин Страница 14

— Ты когда-нибудь видел горы? — он стоял, потягиваясь в дверном проеме.

— Только те, что вокруг Ключа, — ответил я, терзая вилкой глазунью.

— Шутишь? Ты приехал на юг, но ни разу не удосужился съездить в горы? — Раньше я об этом не задумывался, но, когда Максим озвучил мысль, она показалась мне действительно абсурдной. — Я знаю одно местечко, — продолжил он. — Тут недалеко. Там есть смотровая площадка. С нее можно как следует рассмотреть горную цепь. Можем прокатиться туда сегодня.

— Ты это серьезно? — я не мог понять шутит ли он.

— Ну да. — Максим обвел взглядом стены. — Не торчать же все время в квартире.

Мы наспех собрались и поехали на вокзал. Было удивительно жарко. Я все не мог привыкнуть, что можно прогуливаться в одной рубашке в марте. Дома еще лежал снег.

Поезда в Горячем Ключе ходили исправно. Станция работала без остановки. В зал набивалась толпа, ожидая отправки на Адлер. Мы подоспели к отходящей электричке и сразу заняли места. Вагоны были переполнены. Людям приходилось стоять в проходе. Местные старушки везли все, что можно было продать. По проходам толкались цыганские детишки, выпрашивая у пассажиров монетку, а у зевак и вовсе обчищая карманы. Максим занял место у окна и долго думал о чем-то.

— Кем ты видишь себя в будущем? — вдруг спросил он.

— Не знаю. Никогда об этом не задумывался. — Максим часто задавал странные вопросы, но мне это даже нравилось.

— А если задуматься прямо сейчас? — он повернулся ко мне. Взгляд его был испытывающим.

— Да какая на хрен разница. Я просто хочу жить. К чему эти вопросы?

— Просто спрашиваю. — Максим пожал плечами. — Я хочу обзавестись семьей и скучной работой, но перед этим как следует нагуляться. Так, чтобы еще много лет вспоминать прожитые годы.

— Как твой отец? — упоминание об отце воодушевило Максима.

— Да, — я хочу вырваться из-под власти моей семьи. Меня напрягает все это.

— А что стало с твоим отцом?

— Он умер полтора года назад, — Максим нервно одернулся. — Но я сейчас не об этом. О чем ты мечтаешь, действительно великом, что изменило бы мир навсегда?

— Зачем мне мечтать о великом? Большие мечты — для больших людей, — это была не просто отмашка. Я и впрямь так думал. Отчасти думаю так и сейчас.

— Неужели ты думаешь, что нам не нужны перемены?

Максим уперся лбом в стекло и уставился туда, где со звоном неслась весна, а птицы стаями летели на север. И все суетилось, двигалось, и возня эта протекала так спокойно, что заметить ее мог далеко не каждый.

Доехали мы быстро. Сошли на станции в маленькой деревушке. Всюду было тихо. Жизнь шла размеренно. Приезжих редко заносило сюда, и люди могли спокойно заниматься делами. Максим повел меня по грунтовой дороге на высокий холм, на вершине которого виднелась полуразрушенная крепость и высокий флагшток. Флагшток пустовал.

Во времена империи гарнизоны высматривали отсюда абреков, спускавшихся с гор. Но потом рядом появилась эта деревня. Гарнизон передвинулся примерно на сто километров к востоку. И вплоть до революции крепость служила тюрьмой. Во время войны здесь располагался штаб. Крепость сильно пострадала после авиаудара, и никто так и не взялся ее восстанавливать. Уже после развала Союза местные жители построили смотровую площадку в надежде привлечь туристов, но особой популярностью это место не пользовалось.

Когда мы наконец поднялись на холм, я поднял глаза и застыл от восторга. Всюду, куда мог дотянуться мой взгляд, простирались горные хребты, исчерченные у основания полосками сосен. Со стороны цепи холм круто обрывался вниз и заканчивался маленькой речушкой. Горы находились достаточно далеко, и с утеса можно было рассмотреть их от подножья до самой вершины. Все мелкие объекты съедало расстояние, и цепь представлялась грудой огромных камней. Прямо напротив утеса стояла самая большая гора, на которой, словно зеленые родимые пятна, росли островки деревьев. По обе стороны от нее находились горы поменьше, а остальные и вовсе напоминали сопки.

— Ну, как тебе? — спросил Максим.

Но я не смог ответить. Стоял в оцепенении, имея возможность только смотреть. Вид этих гор так четко отпечатался в моей памяти, что если кто-нибудь расколол бы мне черепную коробку, то в зияющей дыре увидел бы эти огромные горы. Я стоял и с трудом переваривал тот факт, что в мире существует что-то настолько большое. Я был здесь никем и ровным счетом ничего не значил в царстве этих вековых валунов. Какое им до меня дело? Они стояли здесь столетиями и охраняли покой небес. Никогда прежде я не чувствовал себя так легко. Дышалось свободно, а сердце стучало так сильно, что звук его отдавался в ушах. Я просто стоял на вершине холма, упоённый осознанием того, что являюсь лишь маленькой точкой в бесконечной вселенной.

По дороге домой я не произнес ни слова, лишь кивал иногда, чтобы Максим не решил, будто я его не слушаю. Он все говорил, а я лишь думал: «Эй, приятель, что толку в наших словах? Лучше пройдемся молча и впитаем в себя этот день. Ведь, может быть, завтра уже никогда не наступит».

Вечером, вернувшись домой, я позвонил Инне, но трубку она не взяла. Я вернулся к Максиму и попытался ничем не выдать своего огорчения:

— В чем дело? — раскусил он меня с первого взгляда. — Ты только что был весел.

— Просто испортилось настроение, — отмахнулся я.

— Не спеши с выводами. Уныние никому не идет на пользу.

— Дело совсем не в ней, — я тут же осекся, а Максим лишь лукаво улыбнулся.

Той ночью я впервые не стал засиживаться допоздна. Был слишком вымотан долгой прогулкой. Но, наверное, все это было лишь оправданием. Я просто не мог отвлечься, и мысли мои, то и дело возвращались к Инне.

Уже глубокой ночью, когда я смог наконец-то заснуть, раздался сигнал телефона. Проклиная весь свет, я взял его в руки. Пришло сообщение от Инны: «В два. На медицинском колледже».

Глава 9

Когда я проснулся следующим утром, Максим уже ушёл на работу. Я позавтракал и, усевшись в кресле с чашкой чая, попытался написать очерк о горах. Ничего не вышло. Странно, ведь всегда получалось запросто, а тут — ни строчки. Отчаявшись, я нашел на полке старую книжонку с хокку, устроился у окна и все утро просидел над ней. Одно хокку я помню до сих пор, хотя, к стыду своему, не знаю автора, да и никогда не пытался узнать.

«Сознательно ни за чем не следя,

Пугало в горном поле стоит не напрасно.

Все остальное подобно ему».