Не на продажу! - Владимир Волев Страница 16

Я валяюсь на диване, не в силах пошевелить ни одной из частей тела. Врача всё нет, надо мной тикают часы, возвещая об утерянном времени. Час за часом — не хочется есть, не хочется пить. Мой телефон молчит — вчера все и так поняли, что я ДЕЙСТВИТЕЛЬНО заболел. Так проходит час за часом, я даже телевизор не могу нормально посмотреть, так как пот заливает мои глаза.

Тем не менее Г. глупо улыбается. Видимо, успокоительное начало действовать, и теперь ему нет дела ни до чего, даже до своего отстойного состояния, над ним даже хочется посмеяться. Врача всё еще нет, и всем у нас на районе прекрасно известно, что свой обход он заканчивает в 14:00. В 14:05 раздается телефонный звонок.

— Алло. Алло. Это врач. Это Г. 1989 года рождения?

— Да, эта информация является достоверной, — зачем-то ерничает Г. и тупо улыбается.

— Я не успел к вам в обход, может, вы подъедете в больницу с 14:00 до 20:00?

— Да я бы с удовольствием, но температура не спадает. Потливость. Может, завтра зайдете? — Г. офигевает от такой наглости и нежелания выполнять свои обязанности.

— Жаль. Ну, я к вам тогда после приема зайду, — явно расстроенным голосом резюмирует врач и кладет трубку.

Да, если в корпоративной среде всё же удалось достичь какого-то сервиса, то наша государственная структура как была, так и остается помойкой. Гигантской смердящей клоакой, рудиментом, оставшимся от огромного зверя под названием СССР. К сожалению или к счастью, я не попадаю под воспитанных в последнем поколении Советского Союза, я не застал очередей, а свержение власти произошло, когда я был совершенно в несознательном возрасте. Я был воспитан и выращен той самой Россией, которая росла и крепла вместе со мной.

Иногда складывается такое ощущение, что наш герб очень точно олицетворяет эту страну. Двуглавый орел — чудище, не существующее в реальности. Так и мы, одна голова — это Россия, наша молодая и неокрепшая еще страна, а вторая голова — это труп СССР, который навечно присосался к нашему государству. Он что-то сродни сиамскому близнецу, который только и умеет просить жрать и пускать слюни. Так вот, и помочь тут может только операция, после которой, как мы прекрасно понимаем, этот полутруп, живущий в основном за счет воспоминаний и жалости, попросту умрет, откинет копыта. Но никто на это не может решиться, пока еще живо поколение, воспитанное в СССР.

Поэтому мы и живем, получая тот самый ужасный сервис, который называем «бесплатным». Бесплатная медицина, бесплатное образование, бесплатные дороги, но почему, почему мы их называем «бесплатными»? Об этом никто не задумывается, все попросту привыкли к этому. Раз бесплатное, то можно мириться и с ужасным качеством, и с хамством, и со всем остальным… Но люди! Мы платим налоги. Мы платим их просто так что ли? Куда уходят наши налоги? Да на кормежку того самого ужасного полутрупа СССР!

Все убеждены, что платим налоги мы просто так — на новую дачу чиновнику (тому самому рудименту) скидываемся или на конференцию правительства на Мальте. Все стали настолько уверены, что лучше не будет, что за милую душу получают серые зарплаты, и я их могу понять. Тут они хоть видят свои деньги, держат их в руках. А когда ты принес свои денежки в налоговую и оплатил, предположим, транспортный налог, то ты едешь потом, объезжая провалы, и удивляешься: за что ты, собственно, платил, если за свои кровные потом опять же будешь чинить подвеску.

Дело в том, что нас убедили и вбили в голову, что платим мы эти налоги просто за то, что нам разрешили жить в этой стране. Кто разрешил? Почему разрешили именно нам? Никто этими вопросами не задается. Не нравится — уезжай, только мы знаем, что ты слишком ленив, чтобы выучить английский язык, и слишком не востребован в других странах. Если ты уедешь, то станешь эмигрантом, но если ты не Абрамович или, скажем, Березовский, то тебе не будут рады! Мы и сами вопим об этом на каждом углу по поводу приезжих.

Вот и получается, что платим мы своеобразную квартплату за нахождение на территории РФ, и есть только один способ что-то изменить: отрубить этот пакостный рудимент и заменить его хоть не идеальной, но показавшей свою состоятельность экономической моделью, где за твои труды тебе воздается сполна в денежном эквиваленте. Правильно кто-то сказал, что не придумали еще мотивации сильнее, чем прямая премия с продаж.

Нужно сделать такую же премию за труд человека, но именно за труд. Не за будничное просиживание и вытирание штанов на стуле в офисе, а за сотворение чего-то полезного. Придумал способ избавиться от очередей? Осуществил на практике? На тебе сто тысяч рублей. Или еще лучше — платить за улыбки. Да, вот, предположим, человек улыбнулся, и эта улыбка падает тебе на счет, конвертируясь во всем понятный рубль, и жить станет проще и веселее. Правда, тут есть один негативный момент, как и везде: клоуны станут эксцентричными миллионерами, но, я думаю, ради такого можно и потерпеть.

Тупо улыбаясь своей гениальной мысли по поводу изменения человечества, Г. явно видит перед собой образы того самого отмирающего лица СССР на гербе РФ, и он бродит и скачет по комнате, погоняемый толпой чиновников, а разгневанный народ носится за ними с вилами, но никак не может догнать. Всё это потому, что чиновники уезжают вдаль на шикарных лимузинах, доверху набитых золотом, а мужик пытается догнать их на дедовой копейке. «Нет, так быть не может! Так продолжаться не должно!» — заключает Г. и уже собирается встать и помочь народу, но в этот самый момент принятия и единения раздается звонок в дверь.

Г. просыпается и, вытерев пот с лица, понимает, что это был лишь бредовый сон. Он и вспомнить-то толком не может, по какой такой причине народ гнался за чиновниками. Его то знобит, то бросает в жар — и сейчас, в этот самый момент, он решает, что в будущем больше не стóит так истово мешать лекарства. За дверью оказывается врач, который, не церемонясь и не разуваясь, проходит на кухню, усаживается на стул и вопрошает:

— Што у вас?

Причем вопрошает он именно «ШТО» — и это так режет слух, что хочется проковырять себе ухо ватной палочкой. Г. перечисляет симптомы, на что врач истово кивает головой и интересуется:

— Чем лечитесь? —