Девид де Ангелис - Исток Страница 20

Хочу быть красивее, чем прежде! — закричала Намида.

Не успела она договорить, как ее подобие, изваянное из света, сделалось еще прекраснее, еще краше. Стражники преклонили колени в благоговейном восторге.

Когда облачение для вечности было готово, оно отделилось от рук Богини и предстало во всем своем великолепии перед изуверкой-царицей.

— Да, да, да, — проговорила Намида. — Такой я буду всегда. Я одурманю собой весь мир и познаю все тайны, сокрытые в мироздании, и все, что есть сущего, мне покорится.

Сен улыбнулась — так улыбаются те, кто знает.

— Ваше величество, примите свой новый облик.

Обуянная жадностью и нетерпением, самоуверенная Намида (которая и вправду считала, что Сен покорилась ее царской воле) шагнула вперед и слилась со своим великолепным подобием; оно сомкнулось вокруг ее смертной стареющей плоти, пропитанной ненавистью и злобой, облепило ее, как вторая кожа, и царица предстала в своем новом облике ослепительной красоты.

Свирепые стражники пали ниц.

Намида взглянула на них свысока и сказала:

— Вы пройдете по всей стране и расскажете людям о чуде, которому были свидетелями. Пусть мои подданные узнают о преображении своей царицы. Пусть все узнают, что теперь я — Богиня Телосета, и даже Сен не сравнится со мной красотой и могуществом.

Сен улыбнулась. Она молча ждала, пока Намида не удостоит ее вниманием.

— Ваше величество, теперь, когда я исполнила ваше желание, я должна разъяснить условия, необходимые для сохранения и поддержания вашего нового тела.

Намида злобно взглянула на Сен, и у нее вдруг закружилась голова.

— Что за вздор?! — закричала она. — Условия?! Какие еще условия?! Я не приму никаких условий!

Над головой Сен возникла корона из света.

— Намида, послушай меня. Ты своими руками соорудила себе западню и сама же попалась в сеть собственной жадности и жестокости. Как Богиня исцеления, я должна всегда следовать собственным целям. Я одарила тебя вечной юностью и красотой, но с одной оговоркой: они держатся лишь исцелением и добротой.

— Исцелением?!! — взревела Намида. — Добротой?!!!!!

— Ты забыла, Намида, — сказала Сен, — что когда-то я тоже была смертной женщиной, подвластной неумолимому ходу времени. Я тоже знала отчаяние и страх и терзалась темными мыслями. И, лишь став Богиней, я подписала свои полномочия вершить судьбы людей — подписала их кровью смертных. За каждую душу, которую я забираю из тела, я претерпеваю страдания и боль в десять раз больше той боли, что причиняю сама. За все надо платить, и за боль платят болью. А мы, Боги, платим в десятикратном размере. Ибо такова цена бессмертия. И условия, которые я на тебя налагаю, — они ничуть не тяжелее тех, которые я исполняю сама.

Сен раскинула руки, призывая к согласию.

— За всякую боль, которую ты причинишь человеку, ты будешь испытывать боль в десять раз большую. Всякое зло, причиненное тобой, оставит свой отпечаток на твоем новом бессмертном теле, которое сейчас совершенно. Но я даю тебе больше, чем есть у меня. Я даю тебе благословение радости. За каждый твой добрый поступок, за каждую радость, подаренную человеку с любовью, тебе будет награда: радость одаренного тобой, приумноженная в десять раз. Она сотрет метки зла и восстановит твою красоту. Теперь ты знаешь, что надо делать, чтобы сохранить вечную молодость и красоту. Все в твоих руках.

— Ааааааааааааааа! — закричала Намида. — Я уничто… уничтожу…… я…… уни……

Я……())))))))))…

(?)…(

— О, Боже… нет! Он, кажется, умер…

— Нет… нет… нет… Он не умрет, не умрет… я не дам ему умереть.

— Пойдем, он заснул навсегда… пойдем…

— Нет, нет. Ему нельзя умирать, он еще не закончил Историю…

— Время всегда забирает своих детей. Пойдем, мое солнышко. Пусть Сестры приготовят Кристалл. Его душу надо записывать с особенной осторожностью. А времени мало. Нам нужно управиться до рассвета.

12

Сновидец сидел за столом… у себя… он бережно вытащил изо рта крошечный крутящийся Мер-Ка-Ба и силой мысли переправил его обратно в реторту для слов, стоявшую тут же, на столе.

— История закончена? — раздался у него за спиной женский голос.

Он обернулся и пристально посмотрел на девушку.

Потом улыбнулся и прикоснулся к ее руке. Она отдернула руку, словно боялась обжечься.

— Ты говорил, что закончишь Историю, — сказала она раздраженно. — Старейшины говорят, что ты должен ее рассказать, что в ней есть какое-то важное сообщение для всех нас.

— Я не помню, — сказал Сновидец, глядя ей прямо в глаза. — Не помню, чем все закончилось.

Он взял со стола реторту для слов и поднял ее к свету.

— С каждым днем их все меньше и меньше. Они растворяются, как соль в воде.

— Да, ты каждый раз так говоришь, — отозвалась молодая женщина, все так же раздраженно. — Но ты сказал, что вернешься из Пустошей с готовой Историей, и теперь я боюсь. За тебя, за себя… Если ты не расскажешь обещанную Историю, тебя могут убить. И меня тоже могут убить. Я уже не выхожу на улицу. Потому что мне страшно. Они сидят перед входом. Их там тысячи, понимаешь? Они просто сидят и ждут, день за днем… они ждут. А что делаешь ты? Ты вообще ничего не делаешь.

Сновидец обернулся и сердито взглянул на девушку:

— Я же тебе говорил: со мной что-то случилось. Там, где я был. Что-то случилось. История была… она у меня была…

Он сжал руками виски:

— Я не знаю, что произошло… но у меня изменилось сознание. Оно уже не такое, как прежде. Когда я пытаюсь заглянуть в себя, я как будто вхожу в сумеречную пещеру. Она пустая, пещера. Слова прячутся по углам, словно маленькие зверюшки. И я знаю, что их не подманишь. Ничем. Они не выйдут, просто не выйдут, и все. Я уже никакой не Сновидец, как же ты не понимаешь… неужели ты не понимаешь?

Слезы текли по его лицу, такому безумно красивому и беспредельно усталому.

— Я тебе расскажу, что случилось в Пустошах…

Она зажала руками уши:

— Нет. Не хочу ничего слушать. Не хочу ничего знать.

— Мне кажется, это поможет найти решение. Послушай меня. Пожалуйста.

— Просто закончи Историю. Закончи историю, черт побери. — Она разрыдалась. — Я думала: вот ты вернешься, и все полюбят тебя еще больше. За то, что ты для них сделал. А теперь тебя все презирают. Говорят, ты обманщик и всегда был обманщиком. Твои истории… их уже топчут на улицах.

— СЯДЬ И ПОСЛУШАЙ МЕНЯ!

Она села.

— Послушай меня. В последний раз, ладно? Мне нужно вернуться туда и опять войти в Круг.

— Нет, ты точно рехнулся. Тебя никуда не отпустят. Тебя скорее убьют.

— Я им больше не нужен. Как бы там ни сложилось, меня все равно уберут. Может быть, и не убьют, но со службы погонят — точно. Я иду не для них. Я и так сделал, что мог. Бог свидетель, я сделал, что мог. На этот раз я иду для себя. А теперь слушай внимательно. Тебе нужно отсюда уехать, и как можно скорее. Поезжай в то надежное место, о котором мы говорили, помнишь? Кристаллов бери сколько нужно. Да хоть все забирай. Там, куда я иду, мне они не понадобятся.

Он секунду подумал.

— Но мне нужно, чтобы ты задержалась хотя бы на пару дней. Мне нужно, чтобы ты говорила с ними, как будто я все еще здесь. Ну, как обычно: открываешь окно и говоришь, говоришь…

— Сновидец, мне страшно! Я боюсь за тебя. Как ты выйдешь из города?

— Это, как говорится, мои проблемы. Я что-нибудь придумаю. А ты верь мне, и будь осторожной, и главное — береги себя. Если у меня все получится, когда-нибудь мы посмеемся над этим вместе. Мы все посмеемся.

— Прости меня, ладно? Я не хотела тебя обидеть. Это все потому, что мне страшно… я боюсь этих людей. Им всем от тебя что-то нужно. Они ждут Историю. Ждут, что ты разом избавишь их от всех проблем. Они не станут от этого лучше, я знаю… просто я уже не понимаю…

Она заглянула ему в глаза:

— Сновидец, я вижу, что ты уже не такой, как прежде. Ты что-то оставил в том Круге, какую-то часть себя. Но и мне еще что-то осталось. Хоть что-то… А если ты снова пойдешь туда, от тебя может вообще ничего не остаться. Круг заберет все.

— Ты меня знаешь. Я всегда был таким: все или ничего, — сказал он.

Она притянула его к себе:

— Иди, мой Сновидец. Иди. А потом возвращайся. Я буду ждать. А потом никаких больше историй, да?

Он поцеловал ее, нежно-нежно. Она закрыла глаза.

— Целитель, — сказала она. — Целитель, отныне и впредь. Ты уйдешь, ты уходишь… Тебя уже нет.