Хантер Томпсон - Проклятие Гавайев Страница 23

– Салют! Это ДеЛорейн, я – новый фронтмен "Трипл Сикс". Мне там почта не пришла?

За следующие секунды люди часто расплачиваются: нервные окончания напряжены до предела, а жизнь висит на волоске. Что бы дальше не произошло, это будет всерьез. Ни в Вегасе, ни даже в наркотиках нет ничего такого, что хотя бы шло в сравнение с ЭТИМ кайфом. Для того, кто подписался набить гавайской марихуаной сотню ящиков из-под пива, из техасского почтамта ведут лишь две дороги. Либо тебя подкараулят чекисты и уведут в цепях, а то и попросту прикончат в уличной разборке. Либо ты покупаешь марки или разглядываешь фото "Осторожно, разыскиваются", пока наемные грузчики таскают коробки в грузовик под зорким оком почтмейстера.

Эккерман изъявил готовность пойти на такой риск, посему мы скатились с горы до отеля "Король Камехамеха", где и поселились. Ральф позаботился обо всем, что касалось ухода за собакой, но нигде не упомянул ее опекунов, вследствие чего регистратор разнервничался, когда я сказал, что мы селимся в ральфовский люкс до разрешения вопроса. Предварительно я побеседовал с гостиничным доктором, который покаялся, что поддал, когда составлял заявление о врачебной ответственности, и теперь об этом сожалел.

– Это не просто пизданутая псина, – сознался он мне. – Это своего рода чау-чау-выродок. Когда я взвесил его сегодня, он весил на 2,5 кило больше, чем вчера. Тело растет, как гриб, соразмерно полному истощению центральной нервной системы.

– Не волнуйся, – сказал я, – я растил его с щенячьего возраста. Это был мой рождественский подарок дочери мистера Стедмана.

– Боже правый! – пробормотал он. – Что же тогда она вам преподнесла?

– Руперт бесценен, – ответил я. – С этого пса начнется целая порода, когда мы доставим его в Англию.

– Ужасная затея, – сказал врач. – Если бы у меня была подобная собака, я бы ее усыпил.

– Такое решение вне нашей компетенции. Мистер Стедман оставил инструкции. Наше дело их выполнять.

Доктор согласился. Равно как и регистратор, от которого, тем не менее, ускользнули кое-какие детали.

– Кто-то должен вот тут подписать, – заявил он, – и собака этого сделать не может.

Он обратил взор на счет, который держал в руках.

– Кто такой Руперт? – спросил он. – Это единственная подпись, которую я могу распознать.

А, действительно, кто он, подумал я и уставился на горбинку его носа. Руперт – имя собаки, но я знал, что такой поворот клерка не воодушевит. Эккерман был снаружи, на стоянке, с десятью мусорными мешками сырой марихуаны. Он пребывал в боевой готовности загрузить их в лифт и откантовать в номер Ральфа на тележке. Назад пути не было.

– Не стоит беспокоиться, – сказал я, – мистер Руперт скоро приедет и подпишет все, что пожелаете.

В ту же секунду в фойе возник Эккерман. Он злобно жестикулировал, минуя стойку.

– А-а! Мистер Руперт, – сказал я.

Эккерман пришел в замешательство.

– Вам надо здесь подписать, – продолжал я. – Собака слишком больна.

– Само собой, – ответствовал он. – У меня с собой лекарство для бедного зверя.

Эккерман вынул из хозяйственной сумки пригоршню красных и желтых блошеловок – то были цвета Алии. Голос клерка приобрел иной тон.

– Ах, да… собачка. Теперь припоминаю. Разумеется. Доктор Хо очень переживал. Животное в 505-ом номере, – он сверился с компьютером, – и в 506-ом, – буркнул он с осадком расшатанных нервов в голосе.

– Что?

– Это животное нужно усыпить! – клерк внезапно заорал. – Оно покрыто МИЛЛИОНАМИ красных блох! Мы даже ЗАЙТИ не можем в эти номера, не говоря уже о том, чтобы их сдать! Это вонючее существо обходится нам в триста долларов ежедневно!

– Знаю, – сказал Эккерман. – Мне придется ЖИТЬ с бедным зверем. Мистер Стедман взял с меня клятву, прежде чем улетел в Лондон. Он хочет, чтобы мы посадили этого пса на самолет сразу, как он будет готов к путешествию.

– Руперт теперь наша забота, – сказал я клерку. – ТОЛЬКО наша.

– Руперт? – переспросил Клерк.

– Не суть, – брякнул Эккерман. – Доктор Хо организовал специальный уход за ним. О деньгах забудьте. Деньги для мистера Стедмана – навоз.

– То то и оно, – подтвердил я. – Он – богатейший в Англии художник.

Клерк с уважением кивнул.

– Чем он обязан нам и никому больше.

Я подтянул Эккермана к стойке.

– Мистер Руперт, – пояснил я, – личный менеджер мистера Стедмана. Он разгребет любую волокиту.

Эккерман тепло улыбнулся и протянул все еще блекло-синюю руку. Клерк помедлил, явно встревоженный трупной окраской плоти мистера Руперта… но на руке росли светлые волосы и висел золотой ролекс. Регистратор смотрел настороженно, но, казалось, уже расслабился. Мы производили четкое впечатление живых людей, не взирая на эксцентричное поведение.

– Очень приятно, мистер Руперт, – сказал он, – вылезая из-за стойки, чтобы пожать Эккерману руку, – мы окажем вам всестороннюю помощь.

– На нас ляжет вина за трагедию, если животное не удастся вылечить.

– Не волнуйтесь, – сказал клерк, – доктор Хо пользуется большим авторитетом. Именно поэтому мы выбрали его нашим терапевтом.

– Безусловно, – встрял я. – Он до сих лечит пор мою инфекцию от укуса осы.

Клерк невыразительно кивнул и положил на стойку бланк для кредитной карты, который учтиво подвинул Эккерману.

– Теперь не могли бы вы подписать здесь? – попросил он.

Эккерман что-то резво накарябал на бланке и взял у регистратора два ключа.

– 505-й был номером мистера Стедмана, – сказал клерк, – но мы открыли дверь в смежный 506-й – так что теперь в вашем распоряжении весь люкс Королевы Каламы – с баром и обширным пространством, необходимым для немытой собаки.

Мы поблагодарили его и пошли к лифтам, но он окликнул нас:

– Вы, конечно, понимаете, что этот люкс – запретная зона для всего персонала гостиницы.

Эккерман остановился на полушаге и медленно, как робот, развернулся на пятках. Улыбаться он перестал.

– Что вы имеете в виду под запретной зоной?

Клерк опять зашаркал к нам.

– Ну… э-э… думаю, дело в медицинской проблеме, мистер Руперт. Красные блохи вредны для здоровья. Мы не можем позволить нашим сотрудникам подвергаться опасности заразиться инфекционным заболеванием.

Он разволновался.

– Эти чертовы штуки переносят бактерии, – кричал он. – Красные блохи хуже крыс. Они переносят оспу. Переносят холеру, сифилис.

– Как на счет доставки в номер? – спросил я.

Клерк колебался. Глаза не фокусировали.

– Доставка в номер? – издал он эхо. – Э-э, да… ну… не волнуйтесь об этом. Никаких проблем, мистер Руперт. Вы получите полное обслуживание номера, какое вам будет угодно – единственное, мы будем оставлять все за дверью.

Он счастливо закивал, явно довольный своей находчивостью.

– Именно так, – продолжал он. – Номера не обслуживаются, но коридор, разумеется, здесь ни при чем – поэтому я просто порекомендую нашим людям в обслуживании ни под каким предлогом не входить внутрь. Они доставят все, что пожелаете к дверному проему, но не перейдут порог. Это вас устроит?

Эккерман задумчиво кивнул, как если бы ставил неутешительный диагноз. Вслед за этим он улыбнулся клерку и произнес:

– Само собой. Это единственное приемлемое решение, разве нет? Мы будем делать все перед дверью: никакого риска – никакой ответственности.

Это прозвучало вполне четко, и клерк усердно закивал.

Равно как и я, пока мы двигались к лифтам.

– Базовый канон всей англоговорящей юриспруденции, – прошептал я, – НИКТО не станет оспаривать эту истину!

– Точно, – сказал Эккерман. – Курс права в Оксфорде. Первое, чему нас научили.

– Очень ловко, – ответил я. – И предельно легально. Мистер Стедман хотел бы, чтобы все делалось именно так.

Эккерман пожал плечами:

– Поживем – увидим. Мы сможем нагнать километровый счет, прежде чем нас накроют – что-нибудь вроде пятисот долларов в день, учитывая доставку в номер и врачей. Блин, я только что выложил сорок восемь долларов наличными за эти блошеловки. Надо будет накинуть эту сумму на карточку Стедману.

– Сколько же ты взял? – спросил я, заходя в лифт.

– Две дюжины, – ответил он, – двенадцать тебе, двенадцать мне. Напялим по шесть на руку, как браслеты.

– Здравая мысль, – сказал я.

Они провели Кука и Филлипса к дому Террибу – крытой соломой хижине, выстроенной без напуска и украшений, но более крупной, чем соседние. Офицеры ждали появления короля, и спустя несколько минут Кук сказал:

– Разведайте, что там к чему, Филлипс. Мне не с руки идти внутрь, я вообще сомневаюсь, что старик там.

Филлипс нырнул в дом.

– Когда я зашел, старик только проснулся, – скажет позже Филлипс.

Он известил короля, что Кук стоит снаружи и хочет увидеться с ним. Медленно, нерешительно за счет своих лет и состояния здоровья, король встал и одел мантию. Филлипс помог ему выйти из дома. Увидев бога Лоно, Террибу выказал радость и полное отсутствие каких-либо признаков вины.