Джон Кей - Цирк мертвецов Страница 23

Джин рассказал Ортман, что он сегодня уже был в Аргиле и разговаривал с её сыном Марком.

— Я попросил его показать мне домовую книгу, но он ничем не смог мне помочь.

— Он был пьян? Конечно, был, — сказала она, понимающе глядя на Джина. — Он всегда пьян, пьёт всю ночь со своими женоподобными приятелями, которые творят что хотят. Меня тошнит от этого, — Лилиан тяжело вздохнула. — Не обращайте внимания. Я злюсь оттого, что просто хочу увидеть внуков. Марк — хороший мальчик. Он просто такой, какой есть.

Перед отъездом Джина из «Аркадии» Лилиан Ортман пообещала, что она позвонит своему сыну. Она сказала, что заставит Марка прислать ему всё, что надо. Потом она спросила Джина, почему он так уверен, что Мелани Новак снимала квартиру именно в особняке Аргил.

— Я нашёл одного из её клиентов, — ответил Джин. — Сценариста. Он мне и сказал.

Лилиан Ортман кивнула и пристально посмотрела на Джина. Она была необычайно возбуждена, казалось, какая-то мысль не даёт ей покоя.

— Вы очень дотошный человек, не так ли, мистер Бёрк?

— Да.

— Напомните мне ещё раз дату.

— С июля по сентябрь 1967 года.

— А потом куда она уехала?

— Я не знаю. Она исчезла, — ответил Джин. — Поэтому бы я хотел знать имена всех жильцов, которые жили там в то же время. Может быть, кто-нибудь что-нибудь знает.

— Лето 1967 года, — сказала Лилиан Ортман, глядя вдаль, на её лице появилось меланхоличное выражение. — Да, я помню то лето. Все эти молодые парни и девушки, которые вели себя так свободно, они танцевали на улицах и в парках. Это было такое счастливое время.

— Но не для всех, — заметил Джин.

— Да, наверное. Но оно было таким для меня, — произнесла Лилиан Ортман, касаясь его руки. — Вывезите меня, пожалуйста, в сад. Хочу почувствовать тепло полуденного солнца.

Тем вечером Джину позвонил его брат. Абсолютно пьяным голосом он сообщил, что прилетает в Лос-Анджелес в понедельник и что ему предстоит неделя встреч.

— Я вношу последние поправки в сценарий, — рассказал он Джину- Как только я закончу, актёры получат его вместе со строгими указаниями.

— Похоже, что на этот раз фильм всё-таки снимут.

— Ну да, может быть. Чёрт их знает, — без особого энтузиазма ответил Рэй. — Я уже проходил через это.

И это была правда. Дважды Рэй писал сценарии для фильмов, до начала их съёмок оставались считанные недели, когда от них внезапно отказывались. Первый раз на «Парамаунт» уволили главного постановщика, и работа над всеми его картинами, находящимися в производстве, была временно приостановлена. Через своего агента Рэй попытался добиться продолжения съёмок, но новый режиссёр испугался, что в другом месте фильм могут снять лучше, и окончательно отказался от сценария. Это было в 1977 году.

Через два года Рэй написал интересную пьесу под названием «Сумеречный человек», леденящую кровь историю о маленьком мальчике, его маме и серийном убийце, который выдавал себя за странствующего чародея. «Юнивёрсал» предложила сценарий режиссёру Хэлу Эшби, а сам Мик Джеггер согласился играть роль убийцы Гудини. В Луизиане уже монтировали съёмочные площадки, и тут Эшби пришли в голову новые мысли по поводу сценария. Он предложил добавить нового героя и изменить сюжет, сделав его более закрученным, что показалось бессмысленным Рэю и студии.

Джеггер, которого к тому времени разочаровала его длинная роль, требовавшая к тому же южного акцента, отказался от неё, сославшись на пункт в договоре, по которому любые изменения в сценарии должны были быть согласованы с ним. На следующий день «Юнивёрсал» закрыла картину.

— Я же рассказывал тебе об этих павлинах, — произнёс Рэй. — Они будут кормить тебя завтраками до смерти. Я не верю ни единому их слову. Если этому суждено случиться — это случится.

— Где ты собираешься остановиться?

— В отеле «Беверли-Хиллз». Я заказал номер с двумя спальнями. Луи прилетает.

— Луи? — удивился Джин. — А я думал, что он играет в спектакле.

— Он играет. Он начался неделю тому назад, — ответил Рэй и пояснил: — Он блестяще сыграл роль Хосса в не бродвейском мюзикле по роману Сэма Шэпарда[103] «Зуб преступности», это вызвало волну откликов в «Нью-Йорк Тайме» и «Виллидж Войс». Луи сейчас нужен всем. Уильям Моррис собирается отвести его на кастинг на роль пилота на Эн-би-си. Они будут снимать какой-то рекламный фильм.

— Здорово, — ответил Джин.

— Давайте поужинаем все втроём.

— Посмотрим.

— Что значит «посмотрим»? К чёрту «посмотрим»! Ты, я и Луи. В четверг.

— Ты пьян, — сказал Джин.

— И что? — заорал Рэй. — И что, чёрт подери?

— Позвони мне, когда прилетишь, — не вполне искренне произнёс Джин и ещё несколько секунд просто смотрел на трубку, прежде чем повесить её на рычаг.

Внезапно в доме воцарилась абсолютная тишина, Джин слышал своё дыхание. Он нервничал и был слегка напуган, потом прикурил сигарету и открыл стеклянные двери, выходившие на крыльцо. Прохладный ветерок подул в лицо, он закрыл глаза и прислушался к своему дыханию в темноте. Тут его мысли словно бы отделились от него, он как будто стал посторонним в своём собственном сне. С удивлением и даже с изумлением он видел отрывки из своей жизни, прошлой и нынешней, и ему казалось, что они смешались и превратились в одно целое, словно корни деревьев, сплетённые под землёй.

Сначала он думал об Элис, о том, как она умирала в развороченном самолёте, потом он подумал, что виновен в том, что остался жить, и ему страстно захотелось забыть её лицо, стереть его из памяти, чтобы хоть как-то совладать с яростью и постоянной болью; потом он стал думать о том, что надо перестать вспоминать об этом и только тайна, ждущая разгадки, может отвлечь его мысли — какой-нибудь случай, в котором должно восторжествовать правосудие… к примеру, узнать-таки, кто убил Бобби Фуллера.

Затем он стал думать о Мелани Новак, об этом несчастном уязвимом существе, чья жизнь, заполненная безвкусными вещами, была подобна запутанному лабиринту. Темной ночью она стала свидетелем чего-то ужасного, и Джин представил, как она рассказывала про это хриплым от сигарет и дрожащим от волнения голосом.

А жена его брата Сандра, которая вот уже два года как умерла, и её возможная дружба в тюрьме с девушками Мэнсона, и особенно с Сьюзен Аткинс? Правду ли она рассказала Эдди Корнеллу или соврала? Но вот что было гораздо важнее: что ещё знал Эдди о Мэнсоне и Бобби Фуллере?

Потом Джин подумал о матери, желая понять и не понимая, зачем она бросила семью летом 1950-го. Расскажет ли ему отец всю правду, если он спросит об этом? И знает ли сам отец всю правду? И наконец, знал ли его отец, что на месте его бывшего книжного магазина, самого большого и успешного в Голливуде, теперь стояло здание, где грех правил балом, а мера извращенности представлений, устраиваемых там, определялась только фантазией клиентов да теми чёрными ветрами, что дуют в подвалах их душ?

Глава 10 — Следующее письмо от Элис

Дорогая Элис!

С тех пор как я писала тебе, случилось много нового. Подробное описание займёт слишком много времени. Поэтому я расскажу тебе только о самом главном. Самое важное — я знаю, что ты мне не поверишь, Элис, но всё же — мы собираемся изменить мир. Мы — это Чарли, я и все, с кем мы вместе живём в пустыне.

Ты помнишь Чарли? Я о нём писала в двух последних письмах. Тот парень из Беркли с жидкими волосами и неправдоподобно тёмными глазами. Итак, оказалось, что этот забавный коротышка в помятых широких голубых брюках — сам Бог. Да, Элис, он — Б-О-Г!

Если ты не веришь мне, спроси у Денниса Уилсона из Бич Бойз или у Папы Джона Филлипса из The Mamas The Papas, у красавчика-актёра Уоренна Битти или у любого знаменитого актёра или музыканта, которые бывали у нас, когда мы с Чарли и девочками жили в Лос-Анджелесе. Целый месяц мы даже жили у Денниса Уилсона: глотали наркотики и играли в покер нагишом, эдакая стайка падших ангелов, которая занималась сексом, стоя на четвереньках, а Он наблюдал за этим с ножом в кармане. Господи, что это был за сумасшедший месяц!

Помнишь, как в старших классах все девчонки сходили с ума по сердцеедам из «Американской Эстрады» вроде Бобби Риделла, Томми Сэндза или по The Everly Brothers[104]. Знаешь что, Элис? Они ничем не отличаются от Джимми Бэскомба или Билли Хейза или любого другого парня из Сидар-Рапидз. Ну, ладно, может быть, они богаче и симпатичнее, но они точно так же плачут, и у них точно так же идёт кровь из ран, как у всех.

Совсем недавно я видела, как богатый человек плакал и истекал кровью, а ещё я видела, как знаменитость не могла говорить от страха. И знаешь, кого она боялась? Чарли. Маленького, уродливого, тщедушного Чарли, в котором едва ли было больше пяти футов росту. Бога.

Итак, самые важные четыре пункта:

1. Мы собираемся изменить мир.