Мария Чепурина - Гечевара Страница 27

Алексей кивнул.

– Доброе утро. Нам хотелось бы немного пообщаться с вами. Здесь довольно неудобно. Может быть, пойдём куда-нибудь? «Мак-Пинк» здесь близко.

– Он закрыт, – сказал зачем-то Лёша.

– Неужели? – удивился фээсбэшник. Говорил всегда один, второй молчал. – Не знал. А это точно?

– Точно, – отвечал Алёша.

В голове его метались мысли, и Двуколкин понимал, что говорит не то, что надо, но почти паниковал, поэтому не мог себя нормально контролировать. Алёша сожалел о каждом своём слове, но исправить ничего было нельзя, и он ронял второе – ещё хуже.

– Вы, наверно, часто там бываете? – спросил чекист как будто невзначай, но, разумеется, с какой-то тайной мыслью.

– Не бываю я там, – буркнул Лёша. – Это дрянь, а не еда. Жрать гамбургеры – это всё равно, что есть из помойки.

В эту же секунду до Двуколкина дошло, что он себя раскрыл. Раскрыл свои антикапиталистические взгляды: тупо, прямо перед ФСБ, спустя минуту после встречи, откровенно и по-идиотски. «Я погиб», – сказал себе Алёша. Он взмолился Богу, чтобы умереть скорей и легче.

– Из помойки? Да… – сказал чекист. – Согласен с вами. Пища это нездоровая, конечно.

А потом добавил:

– Так куда же мы пойдём?

– Давайте к нам в столовку, – пригласил Алёша, ни живой, ни мёртвый.

В коридоре, по дороге, он припомнил, что товарищи велели попросить чекистов, чтобы показали документы. Попросил. Чекисты показали. Алексей смотрел на корочки с печатью, как ему казалась, жутко долго и при этом ничего не видел. От волнения в его глазах слипались буквы и теряли смысл слова. Осталось ощущение, что как будто первого чекиста звали Ивановым. Но Алёша не был в этом уверен. Номер два, который всё молчал, казалось, был Петровым, но Двуколкин и за это не ручался. Имена и звания его мозг отторг сразу и напрочь.

А в столовой было почти пусто. Алексей и его спутники уселись в самом тихом уголке и сразу же вступили в странную беседу.

– Значит, вы, Аркадий, скоро институт заканчивайте, – любезно начал Иванов.

– Да.

– Нравится учиться?

– Просто супер! – сказал Лёша.

– Это хорошо… Нечасто встретишь вот такой ответ. А чем вы увлекаетесь?

«Так… Чем же увлекается Аркадий? Или, может, лучше им наврать?».

– Пишу картины!

– М-м! В каком же жанре?

– Реализм.

– Как интересно… Ну и как, успехи есть? На выставки берут?

– Пока что не берут, – сказал Алёша, чтобы не завираться и не уводить беседу в дебри, где уже не сможет разобраться.

Про себя подумал: «Да когда ж он к делу перейдёт-то?». Иванов же не спешил.

– Ну, стало быть, Аркадий, человек вы творческий.

– В какой-то мере.

– А друзья у вас какие?

Кажется, Алёша начал понимать, к чему сейчас придёт беседа.

– А друзья хорошие, – сказал он. – Умные, культурные, не пьют. Все не судимы.

Иванов чему-то засмеялся:

– Что вы, что вы! Я ведь не об этом! Я не сомневаюсь, что они не уголовники. Скажите, а вы в Сеть выходите?

«А! «Птичка!» – понял Лёша. – Это про Серёжкину игру!». Конечно, отвечать, что «нет» являлось ложью, слишком явной, подозрительной.

– Бывает, по учёбе что-нибудь ищу, – ответил лже-Аркадий.

– Переписку-то, наверно, с кем-нибудь ведёте? – подмигнул беззлобно Иванов. – Друзья по Интернету… У кого их нынче нет! Наверно, с иностранцами общаетесь?

– На что они мне? – спросил Лёша, совершенно сбитый с толку.

– Ну, не знаю… Многие общаются… Бывали за границей?

– Был… На Украине… это ещё, вроде, при Союзе…

– При Союзе не считается! – со смехом отвечал чекист. – Ведь вы тогда совсем ребёнком были? А подальше никуда не ездили? Наверное, хотелось?

«Да чего он, в самом деле?! – возмутился Лёша. – Всё кругами ходит! Издевается, наверно. Вот сейчас возьму да и скажу…»

– На Кубу я бы съездил.

– Что? На Кубу? О, как интересно! Это почему же?

Смелость Алексея испарилась.

– Интересная страна, – ответил он уклончиво.

– Да, правда, интересная, – внезапно согласился Иванов. – К тому же в ней безвизовый режим. Недавно договор вот подписали на поставки нашего оружия. Петров, ты был на Кубе?

– Нет, – сказал Петров. – Мне только мама говорила, что когда Фидель к нам приезжал, они с Хрущёвым вместе на трибуну выходили. Очень, говорит, красивый был он.

– Кто, Хрущёв?

– Да нет, Фидель, конечно.

– А ну, да. Фидель, он мощный человек.

«Неужто от души? – дивился Лёша. – Да зачем вообще всё это? Ох, наверно, провоцируют. Как странно…». Он смолчал на всякий случай.

– А какие у вас планы после окончания института?

«Сделать Революцию и жить в Великом Новом Обществе!» – подумал Алексей. Но вслух, конечно, не сказал.

– Найду работу.

– А какую бы хотели?

– Я пока не знаю. Что-нибудь общественно полезное.

Алёше этот цирк тихонько стал надоедать. И вдруг Иванов выдал:

– А у нас, Аркадий, не хотите поработать?

– Что? – смешался Алексей.

Те двое засмеялись.

– Ну, Аркадий, вы ведь человек культурный, творческий, отличник. Нам нужны такие. Про специфику работы говорить не буду: сами знаете, наверно. Вы подумайте. И платим мы неплохо. И общественно полезно. Ну, так как?

Алёша прошептал:

– Не знаю…

– Вы порассуждайте, не спешите. Вы ведь умный. Нам нужны такие. А скажите, музыку вы любите?

– Люблю, – проблеял Лёша.

– А какую?

Алексей назвал артистов, в основном скандальных, контркультурных, боевитых, протестующих.

– Неплохо, – ласково ответил Иванов. – У вас есть вкус. Мне это тоже нравится.

– И мне, – сказал Петров.

На радостях, что встреча прошла так благополучно, и Аркадию ничто не угрожало, парни напились. Пили они, в сущности, уже несколько дней, поэтому, наверно, сделали бы то же, если б Лёшу вдруг забрали – но уже от огорчения. Что уж тут такого? Где вы видели непьющих бунтарей?

Гуляли так, что чуть-чуть не забыли вечером пойти смотреть Артёма. Лёша кое-как сумел об этом вспомнить в предпоследний миг, и парни всем составом, всей бригадой, всей ячейкой двинулись к единственному телеку в общаге. Около него, конечно, собралась уже толпа желающих увидеть супер-пупер-мега-шоу из реальной жизни, а «За стенкой» уже появилось на экране под призывную мелодию.

Толпа девчонок наблюдала шоу, затаив дыхание. Кстати говоря, Двуколкинская бабушка в Игызе тоже с удовольствием смотрела эту передачу, а особенно зимой, когда на лавке около подъезда было слишком холодно. Герои, между тем, звездили что есть сил. Они всё время выясняли отношения, причём на очень интересном диалекте. Среди слов преобладали «типа», «как бы», «дак», «такой», «такая», «блин» и те, что прикрывались пиком. Вместе с ними из уст персонажей беспрестанно вылетали «сублимация», «депрессия», «пиар», «адреналин», «симуляция», «менеджер», «комплексовать», «субъективный», «толерантный», «позиционировать». Порою доносились «чокаво», «симпотный» и «баян». Короче, было очень интересно, но пока определить, способны ли герои перейти на революционные позиции, Двуколкин бы не взялся.

Сначала персонажи шоу полчаса усердно обсуждали тему, кто же должен мыть посуду. Каждый, разумеется, считал, что он чрезмерно крут для этого занятия, и для аргументации использовал не просто мат, а вкупе с либерально-европейским дискурсом. Потом посуду вымыл, вероятно, оператор или режиссёр, а все пошли курить. В ходе курения интенсивно обсуждалась личность нового Артемия. В конце концов, сошлись на том, что он «нормальный». Дальше, посмотрев пятнадцать штук рекламных роликов, счастливый зритель смог узреть пятнадцатиминутную беседу некой Лики с некой Никой по тому вопросу, правда или нет, что якобы Диана сообщила что-то там Оксане про Лиану. Под конец какие-то ребята долго, очень мокро целовались, а потом стали ругаться – Лёша не сумел понять, из-за чего. Наверно, просто так, чтоб показать друг другу, что они не лыком шиты, что крытые индивидуалы с прагматическими мегаинтересами.

Товарищам Алеши было скучно, и они сперва чуть-чуть смеялись, потом стали громко комментировать поступки персонажей, и наконец, гомерически заржали. Зрители, конечно, возмутились. После объявления ведущей, что есть клёвая возможность отослать свои великие идеи через sms на передачу, таким образом, воспользовавшись суверенным правом на свободу слова, началась большая перепалка.

Появилась комендант и повелела всем виновным сей же час идти мыть душ.

Эта работа как-то протрезвила Лёшиных товарищей. А вскоре из Москвы, точнее, с передачи, позвонил Артемий.

– Нет, – сказал Серёжа. – Мы смотрели всю программу, видели тебя, но акций не было.

Увы! Как оказалось, их товарищ специально говорил на камеру слова призыва к революции. Но их не показали. Вырезали. Предпочли им разговор по поводу посуды. Как же, разумеется!

– А ты вот что, – посоветовал Серёжа. – Ты там сделай что-нибудь скандальное. Ну, что-нибудь такое, чтобы точно показали. Да. Допустим, поругайся, подерись, штаны сними… Не знаю. И при этом агитируй.