Тибор Фишер - Классно быть Богом (Good to Be God) Страница 29

– Гамей, ты больше мне не звони. Никогда.

Только-только я засыпаю опять, телефон звонит снова. Это Мускат.

– Тиндейл, я только хотел сказать… этот придурок Гамей… этот, бля, идиот… он вечно чего-нибудь накосячит. Я только хотел сказать, что я по-прежнему ваш человек. На сто пятьдесят процентов. Я сделаю все, что ты скажешь. И если надо, что бы я разобрался с Гамеем… ну, ты понимаешь… чтобы, типа,

он больше нас не подставлял, все дела… в общем, можешь рассчитывать на меня. На сто пятьдесят процентов. На двести процентов.

– А на триста?

– На триста десять. Я тебя не запалю.

– Мускат, ты больше мне не звони. Никогда.

На этот раз я отключаю телефон.

Проходит два дня. Я спускаюсь на кухню, чтобы приготовить себе святой завтрак, и вижу такую картину: строители сгрудились вокруг телевизора и смотрят какую-то комедию. Они пьют пиво, которое подозрительно напоминает пиво из холодильника Сиксто.

Я молчу, ничего не говорю. Беру свежий номер “Miami Herald”, лежащий у телефона, и сажусь читать.

– Эй, – кричит мне один из рабочих. – Я вообще-то ее читаю.

Интересно, как можно читать сложенную газету, которая лежит в десяти шагах у тебя за спиной? Но по утрам я предпочитаю не ввязываться в словопрения и поэтому тихо иду к себе.

Когда после обеда я выхожу из дома, строители слушают диск из коллекции Сиксто. Через час я возвращаюсь, и строителей уже нет. Я пью чай на кухне, читаю газету и вижу большую статью в разделе криминальной хроники. Двумя неизвестными был похищен сын мэра Майами-Бич. Кстати, в статье ничего не написано о деньгах, выданных ему на такси. Как-то даже обидно.

Так что, когда ближе к вечеру мне звонит Гамей и сообщает, что они взяли Космо (”теперь точно он; мы проверили удостоверение личности”), я склоняюсь к тому, чтоб отменить всю операцию. Но впереди все-таки брезжит едва заметный, пока еще тусклый проблеск успеха. Если ты что-то решил, то иди до конца. Не давай сбить себя с курса.

Сажусь в машину, но она не заводится. Звоню Гамею, но попадаю на автоответчик. Звоню Мускату – и вновь попадаю на автоответчик.

Беру такси, приезжаю на место встречи – ехать, кстати, неблизко, и на счетчике набегает немалая сумма, – но Гамея с Мускатом там нет. Если бы я приехал на собственной машине, я бы давно развернулся и уехать прочь. Атак я сижу – дожидаюсь своих бойцов. Они все-таки приезжают. С опозданием на полтора часа. Говорят, что никак не могли найти нужный поворот. Я очень устал. Я недоволен и зол.

К моему несказанному удивлению, они вытаскивают из багажника Космо. Больше того: он в наручниках. Мы находимся в темном, уединенном… я даже не знаю, как это назвать… совершенно заброшенном уголке Флориды. И Космо – в наручниках – стоит передо мной на карачках. Все именно так, как мне и хотелось. Космо дрожит мелкой дрожью, но при виде меня малость приободряется.

– Это ты, – говорит он. – Ты ничего мне не сделаешь. Не посмеешь.

Блажен, кто верует. Памятуя рассказы моего бывшего соседа, высланного из Ирака – рассказы об унижении человеческого достоинства, – я велю Гамею с Мускатом помочиться на Космо. Мускат стесняется и говорит, что не может, когда все смотрят. Гамей, он побойчее. Он кое-что из себя выжимает. Но Космо перекатывается по земле и увертывается от тонкой журчащей струйки. Если что-то вдруг не получается, как задумано, есть хорошая тактика: делай вид, что все получилось. Так что я, как ни в чем не бывало, продолжаю кампанию по устрашению и увещеванию Космо.

– Космо, тебе надо уехать. Езжай, куда хочешь. Только по дальше от Флориды.

Я достаю пистолет иерофанта. У пистолета двадцать второго калибра есть только один недостаток: он небольшой и поэтому смотрится, как игрушечный. Как будто это сюрприз из пачки с овсяными хлопьями или модная штучка из сумки девочки старшего школьного возраста. Кстати, профессиональные убийцы очень даже уважают пистолеты двадцать второго калибра, но я сомневаюсь, что Космо об этом знает.

– Это святое оружие, – говорю я, импровизируя на тему высказываний иерофанта. – Двадцать второго калибра. Самое что ни на есть подходящее оружие для слуги Божьего, потому что оно служит для наказания грешников, но в отличие от сорок четвертого калибра, такое оружие бьет только по грешнику, и пуля не продырявливает три стены у него за спиной, не задевает садовника и не убивает ребенка на велосипеде в полумиле от места действия.

Наши взгляды встречаются, и Космо усмехается:

– Все равно ты меня не застрелишь.

В этом-то вся и проблема: в наши дни люди не воспринимают религию всерьез. Стараниями многочисленных слабохарактерных, худосочных и мягкосердечных тюфяков, проповедующих всепрощение и любовь к ближнему, религия стала олицетворением слабости и безволия. Тем не менее надо отдать должное смелости Космо. Может быть, это простая бравада, но если кто-то взял на себя труд тебе угрожать, то можно хотя бы из вежливости сделать вид, что тебе хоть немножечко страшно. На месте Космо, даже если он не воспринимает меня всерьез, я бы не стал нарываться. Я бы сказал: “Да, конечно. Как скажешь”. А потом – уже после того, как с меня снимут наручники и отпустят, – я бы просто забил и забыл.

– Зря ты это сказал, Космо. Очень зря. Даже если я не собирался в тебя стрелять, то теперь, хочешь не хочешь, придется выстрелить. Чтобы ты понял, что я не шучу.

– Нет, ты не выстрелишь.

Он едва не оказался прав. Я трижды промазал. Я хотел выстрелить ему в ногу, по пальцам. Так, чтобы было больно, но при этом он бы точно не умер от потери крови. Пришлось приказать Гамею с Мускатом, чтобы они сели на него сверху. Ну, чтобы он прекратил извиваться, и я мог спокойно прострелить ему ногу. Через ботинок.

Удивительно то, что Космо действительно удивился, что я все-таки выстрелил.

– Зачем ты выстрелил? Почему? – воет он, морщась от боли.

Когда мы уезжаем, я испытываю самые противоречивые чувства. Отчасти я очень доволен собой, что, как оказалось, я все же способен на какие-то решительные действия. Отчасти мне грустно, что мы живем в мире, где все решает оружие. Мы бросили Космо, что называется, посреди чистого поля, в дремучей глуши, что в качестве карательной санкции может выйти даже посерьезней, чем легкое огнестрельное ранение. Интересно, что он теперь будет делать? Подожмет хвост и потихоньку уедет из города или взбесится, раздобудет себе автомат и придет ко мне мстить? В принципе, он на такое способен. Но кто не рискует, тот не пьет шампанского.

Миль через пять у нас глохнет мотор. Вырубилось электричество. Спустя два часа мы по-прежнему торчим на пустынном шоссе рядом с мертвой машиной, а механики из автосервиса звонят нам каждые пятнадцать минут и сообщают, что не могут нас найти. Сам я не разбираюсь в устройстве автомобиля. Знаю лишь самые очевидные, общеизвестные вещи, которые в данном случае не спасают. Мускат и Гамей знают не больше меня. Мы стоим, тупо смотрим на двигатель, потому что обычно так делают все, кто столкнулся с проблемой неисправного оборудования, которое категорически не работает, а как его починить, ты не знаешь. И вот ты стоишь с мужественно-суровым видом и задумчиво смотришь на неработающую железяку, делая вид, что обдумываешь всевозможные решения этой проблемы, а на самом-то деле ты просто ждешь, когда приедет ремонтная бригада. Никому неприятно чувствовать себя неумелым тупицей. Это неслабая пощечина нашей суровой мужественности, и поэтому мы старательно изображаем умное лицо. Пресловутую хорошую мину при плохой игре.

Мимо проезжает автобус, как раз в сторону Майами. Он едет быстро, но я все-таки успеваю разглядеть в окне Космо. Неприятный момент. Если бы у меня было, куда и к чему возвращаться, я бы, наверное, бросил все и вернулся. Вот прямо сейчас.

Нам самим удается уехать лишь через два часа после прибытия ремонтной бригады. Я с трудом перебарываю искушение пристрелить механиков. Это было бы вполне справедливо. И наверняка помогло бы существенно повысить качество сервиса – ведь они там обращают внимание на отзывы потребителей. Меня держит только одно: если я их пристрелю, это вряд ли будет способствовать моему обожествлению. Иди прямиком к своей цели, малыш. Не давай сбить себя с намеченного пути.

Я добираюсь до дома уже ближе к ночи. Захожу в кухню, чтобы чего-нибудь съесть, и наблюдаю такую картину: один из строителей, кажется, плотник, сидит в нашей кухне в компании с полуголой прелестницей, смотрит телик и пьет пиво, которое вновь подозрительно напоминает пиво из холодильника Сиксто. Плотник явно не рад моему появлению. Он делает вид, что забыл инструмент, и поспешно уходит вместе со смущенной красоткой. У Сиксто остались еще две-три свободные комнаты, без жильцов, и плотник, видимо, проворачивал нехитрую операцию под кодовым названием “пойдем, я тебе покажу, какой у меня замечательным дом”. Меня бесит, что этот умник, который даже здесь не живет, изображает из себя крутого домовладельца. Ну, ничего. С этим я разберусь.