Иэн Уотсон - Блудницы Вавилона (Whores of Babylon) Страница 40

Некоторое время Мардук молчал, словно колеблясь между желанием поделиться с кем-то своими неприятностями и привычной осторожностью.

– Фессания, у тебя острый ум. Мой идол подвергся осквернению.

– Вот как. И осквернили его те же, кто устроил божественное вмешательство.

Мардук не стал возражать.

– Как такое могло случиться? После того, как твой раб вломился в мой храм…

– Он понес наказание за любопытство.

– Я не виню его. Наоборот, раба стоило бы поблагодарить. Из-за него я сменил магическое слово, открывающее как двери храма, так и нижний переход. Проникнуть в храм по туннелю из дворца или Вавилонской башни невозможно. Вот в чем загадка.

– Предателем мог оказаться кто-то из твоих магов.

– Новое слово никто не знает. Я никому его не говорил. Уверен.

Фессания ненадолго задумалась.

– Но ведь ты мог повторять слово про себя, чтобы не забыть.

– Что ты имеешь в виду? Что я хожу во сне? Что это я сам, того не сознавая, осквернил собственный храм?

– Осквернил как? Может быть, ключ в этом?

Нингаль-Дамекин, слушавшая поразительные откровения своего брата с открытым ртом, прикрылась ладошкой, чтобы не помешать дальнейшим излияниям неуместным словом или восклицанием.

– В него подложили тело прокаженного… если судить по обгоревшим останкам. И этими своими обезображенными пальцами он намеревался схватить любого, кто открыл бы моего быка!

– Откуда ты знаешь, что то был настоящий прокаженный? Не думаю, что огонь облегчил опознание. Любой труп можно обработать так, что он станет похожим на тело прокаженного. Обрубить пальцы и все такое.

– Нет, прокаженный был настоящий, на этот счет сомнений быть не может! Разве их нет в Вавилонской башне? Ради достижения своих целей заговорщики вполне могли убить одного из этих несчастных.

– Кому доставляет удовольствие возиться с телом прокаженного? Думаю, то был труп обычного человека, обработанный соответствующим образом. Не так уж и трудно. На мой взгляд.

– Ну конечно, – прорычал Мардук. – Конечно!

– Остается лишь выяснить, как предатель узнал магическое слово, чтобы открыть дверь и протащить тело в храм. Есть только один ответ: ты сам назвал слово.

– Я никому не говорил.

– Ты произносил его про себя. И, наверное, даже проговаривал вслух. Слово, о котором постоянно думал. Которое нельзя забыть. Может быть, бормотал во сне. Предыдущая Зарпанит провела последние ночи вместе с тобой?

– Разумеется.

– И что? Как она относилась к неизбежной отставке? К путешествию в Нижний мир?

– Принимала как неизбежное. Смиренно.

– Или жаждала мести? Надеялась заслужить благосклонность Нижнего мира, если козни против тебя строит именно Нижний мир? А может быть, она всегда была твоим врагом и просто выжидала удобного случая?

– Я произнес слово во сне, и она подслушала? Хорошая мысль. Если так, то все сходится. Все получает объяснение.

– Может быть, Мардуку следовало бы почаще советоваться со своей дочерью?

– Может быть. Что ж, мои планы отсрочены, но не отменены. И ты должна произвести на свет мальчика.

С этими словами Мардук исчез.

– Здорово придумано – свалить вину на предыдущую Зарпанит.

– С трупом прокаженного так скорее всего и получилось. Теперь отец уверен, что и подброшенное тело, и явление Мардука – дело рук одного и того же человека. Отличный ход. Из дворца предупреждений не было, значит, в поддержке ему отказано. По-видимому, его уже списали со счетов как неудачника. Полагаю, Аристандр потерял интерес к игре.

– Предупреждений не было пока.

– Полагаю, и не будет. А новость об участии в заговоре дочери могли приберечь до лучших времен – это ведь потенциальный рычаг давления. Не исключаю, что дворец даже откажется прислать врача, который помог бы обеспечить рождение мальчика. Дадут какие-нибудь бесполезные снадобья. В общем, на них полагаться бесполезно.

– Теперь мы знаем, что туннель идет до самого дворца.

– Отец проговорился, что злоумышленник мог прийти как из Вавилонской башни, так и из дворца. Значит, подозревает приближенных царя.

– Знаешь, когда ты заговорила, я даже испугался – подумал, ну вот и все, сейчас проболтается.

– Я знаю его лучше, чем ты, и сразу поняла, что он встревожен и растерян, не понимает, что случилось и как это могло произойти. – Фессания радостно потерла руки. – И я решила загадку! Выявила врага! Указала змею, которую он пригрел на груди!

– Какой бог в прошлом году выбирал для Мардука невесту?

Она рассмеялась.

– Иштар. Думаю, Алекс, мы сегодня же приступим к операции «Зачатие»! Я готова. Жду тебя в полночь в моей постели. Приходи и не пожалеешь. Я буду вся твоя.

В назначенный час, ближе к полуночи, Алекс пробрался к дому, прокрался на ощупь по темной лестнице, прошел на цыпочках по коридору.

Скользнув бесшумно за тростниковую дверь, он наткнулся на тяжелый полог, повешенный Фессанией, должно быть, специально, чтобы приглушить какие-либо исходящие звуки. Проникнув за него, Алекс достаточно ясно рассмотрел кровать и свернувшуюся под одеялом фигуру. На темно-сером фоне в раме окна висела в нижнем углу раздувшаяся бледно-желтая луна.

– Я здесь, – шепнул он.

Никто не ответил. Фессания спала.

В какой-то момент в голове зашевелились тревожные мысли. Что, если Фессания уложила в комнате одну из служанок, а сама перебралась на крышу – понежиться в призрачном свете луны? Но нет, в лице спящей проступали знакомые черты. И что дальше? Он сбросил юбку, развязал набедренную повязку и, опустившись на колено, зажал Фессании рот ладонью.

Женщина под одеялом задергалась. Алекс отбросил одеяло – она спала без одежды – и прижался к теплому и мягкому женскому телу. Фессания обняла его, не трогая спину. Он убрал руку с ее губ, но тут же наложил на них другую печать молчания. Возражений не последовало, и поцелуй углубился.

К удивлению Алекса, Фессания вовсе не собиралась довольствоваться пассивной ролью похотливой изнеженной госпожи, отдающей себя во власть варвару-рабу, и, вывернувшись, оседлала его. Лежа на еще помнящей кнут спине, он терпеливо ждал, пока Фессания совладает с непокорным членом, вберет его в себя, сожмет бедра. Подпрыгивая, она пыхтела, как будто уже рожала, и быстро исторгла из него фонтан горячего семени, после чего обмякла и упала. Некоторое время они лежали, постанывая, сопя и урча, словно две наигравшиеся кошки.

– Вытекает, – прошептал он, почувствовав сырость.

– На тебя. И не все. Уверена, что-то осталось. Пятно на простыне тебя не выдаст. А теперь, когда соку поубавилось, возьми меня сзади, по-звериному. – Распростершись на кровати, она выставила зад и развела ноги.

Алекс сделал как велено и оставался с ней еще с час, к концу которого ее уже клонило в сон. Когда он освободился, Фессания попыталась протестовать, но не словами, а недовольным ворчанием.

– Мне надо уходить, а то усну и прозеваю рассвет, – объяснил Алекс, целуя ее в ухо.

Он оделся и осторожно проделал обратный путь до своего тюфяка под фиговым деревом в залитом жемчужным сиянием дворе, почти не чувствуя растворившейся в сладкой усталости боли.

* * *

Визит повторился на следующую ночь. И еще на следующую. К тому времени Алекс уже не сомневался, что у них не просто секс – они занимаются любовью.

Днем в доме царил относительный покой, чего не было бы, обоснуйся здесь Музи со своей свитой и гнедым жеребцом по кличке Галла, названным так в честь безжалостно преследующих добычу демонов.

Тем не менее Нингаль-Дамекин без устали царапала палочкой по вощеным дощечкам и расхаживала по дому походкой протершего седло всадника. Во дворе то и дело мелькали торговцы, доставлявшие продукты и вино, мастера, устанавливавшие и украшавшие столы – столовая вместить всех гостей определенно не могла. Прибывавшие свадебные подарки выставлялись на всеобщее обозрение в обеденной комнате: китайская ваза с драконами, нефритовая статуэтка, изображающая властного вида особу, двенадцать локтей шелка, две амфоры отменного вина, прекрасное кожаное седло, копье и еще много всего. Гупта прислал два зеркала, соединенных таким образом, что, раскладываясь, они смотрели одно на другое, как счастливая пара. Из храма Мардука прибыло приданое – мешочек с золотом.

Работы хватало: двор требовалось постоянно подметать и опрыскивать водой от пыли, молельню содержать в чистоте и вылизывать до блеска. В кухне, средь клубов пара и дыма, без устали трудилась Мама Забала, производя горы отходов, которые нужно было выносить на улицу и рассеивать по всему дорожному полотну.

Между тем сама Фессания по большей части сидела в своей комнате, не замечая общей суеты и сочиняя – как она сообщила своей перепуганной тетушке – поэму.

В ночь накануне свадьбы, когда они лежали в постели, Алекс спросил:

– Ты действительно сочиняешь поэму?