Крис Вормвуд - По дорожкам битого стекла Страница 58

— Вы слишком много твердите про духовную красоту, при этом спите с топ-моделями. Обществу пора научиться видеть прекрасное в нестандартном. Вы всё живёте по канонам, хотя считаете себя прогрессивными и свободными людьми.

Макс знал, что это чистый воды блеф. Герман ненавидел жирных, и всё, что весило больше пятидесяти килограмм, считал уродливым. Он и Макса записал в жиртресты, когда тот отошёл от субтильного телосложения. Но, так или иначе, Герман заставил общество встрепенуться и говорить об этом продолжительное время. Макс понимал, что всё построено на лжи и разговоры про душевную красоту — это просто фальшь. Что у нас есть, кроме внешности? Ведь она просто отражение внутреннего. Это было взаимосвязано. Что красивого в душе у обиженных жизнью дурнушек? Там нет красоты, там только немая злость. Как можно судить про внутренний мир — ты не узнаешь, пока не разрежешь нутро. Только потом убедишься, что там все одинаковые.

Герман вскоре бросил свои сто двадцать килограмм шоколада и начал встречаться с довольно странного вида татуированной дамой. Она была даже симпатичной, если не считать того, что у неё отсутствовал левый глаз. Она всегда носила на его месте покрытую стразами повязку. Все подшучивали над тем, что они трахаются в пустую глазницу. Макс сторонился её из-за своей боязни физических недостатков. Сама мысль о её глазе наводила на него ужас. Должно быть, следующей пассией Германа станет старуха или карлик. Этот эпатаж не знал границ. Все понимали, что он делает это не потому, что ему плевать на их недостатки, а потому, что именно это уродство так и тянуло Германа. Ему самому нравилось чувствовать себя уродливым, забыв про то, что под слоями грима он всё ещё красив, несмотря на возраст.

«Opium Crow» всё ещё существовали, сидя в могиле своих противоречий и разногласий.

Глава 2

Герман хотел записать четвертый альбом, Макс настаивал на том, что эта идея провальна. У них не было достойного материала, который мог бы сравниться с предыдущим. Ему не хотелось выпускать проходные песни под именем «Opium Crow», ему не хотелось даже петь это. Было жутко осознавать, что они сдулись, подобно воздушному шарику. Герман предлагал вылезти за счёт шоу, но ни одно сценическое представление не сгладило бы откровенно слабые песни, что были как големы, склеенные из разрозненных частей старых, и не несли в себе ничего, кроме самоплагиата. Публика требовала новых дисков, на этом же настаивал и менеджер группы. Всё катилось в бескрайний бред.

В это время Макс пропадал неизвестно где, совершенно не вмешиваясь в процесс записи. Ему снова стало всё безразлично. Прошли те времена весёлых героиновых тусовок в студии. Он даже не пил, поддерживая образ примерного семьянина. Так он становился всё больше противен Герману, как человек, предавший свои прежние идеалы ради бабы. И дело было вовсе не в трезвости, а в прогибании под другого человека. Макс устал объяснять, что это был его собственный выбор, потому что он просто устал от постоянного саморазрушения. Всё дело лишь в том, что теперь его жизнь обрела смысл.

Макс записал свои вокальные партии. Это вышло не сразу, обычно у него всё получалось с первых дублей. Сейчас же пришлось повозиться подольше. Тяжело было петь вымученные тексты Германа и свои старые полунепригодные стихи. А эта музыка просто выводила его из себя. Самое страшное, что он не знал, как сделать лучше. Это и есть верхняя точка отчаянья.

Кэт старалась не сталкиваться с Германом. Ей была совершенно неясна его негативная реакция на её присутствие. Макс старался огородить их от встреч друг с другом, как только мог.

— Ты любишь её? — спросил Герман как-то раз.

— Нет, просто это мой шанс на нормальную жизнь. Мы все нуждаемся в любви и заботе. Все проблемы моих прошлых отношений заключались в том, что я уделял им мало внимания. Я был больше занят собой, много требовал по отношению к себе, ничего толком не отдавая взамен. Я был ужасным эгоистом. Нам всем пора взрослеть, и мне и тебе. Надо учиться быть счастливым.

Однажды она заехала, чтобы забрать его из студии поздно вечером. Они договорили съездить куда-нибудь поужинать. Кэт застала их в разгар очередной ссоры. Совсем не надо было знать русский, чтобы понять суть вещей. Герман повернулся к ней и уже по-английски добавил:

— Я бы лучше трахнул бурито, чем эту бабу!

Макс поступил так, как сделал бы всякий мужчина, когда у него на глазах оскорбляют его жену — он со всех сил двинул Герману в челюсть. Тот лишь усмехнулся, сплёвывая кровь. В его глазах читалась победа. Он впервые смог задеть Макса по-настоящему. Герман ликовал, скалясь окровавленным ртом. Сейчас он был тем самым уродливым монстром, коим всегда стремился казаться. Макс не хотел его бить, он никогда бы раньше не позволил себе такого. Сейчас он разорвал последнюю нить, связывавшую их когда-то.

— Я ухожу! Делайте без меня, что хотите! — сказал он, эта ссора помогла расставить все точки.

Дани звонил ему несколько раз, пытаясь заставить помириться с Германом. Макс был непреклонен, он всё для себя решил уже давно.

— Чувак, я чувствую себя маленьким мальчиком, переживающим развод родителей, — сказал Дани.

— Прости. Мне действительно очень жаль, — ответил Макс, вешая трубку.

Так и закончился его десятилетний роман с «Opium Crow», но не закончилась история.

Всё развитие событий было предрешено. Макс знал, что скоро поползут слухи о том, что он променял группу на бабу. Попытка сделать из Кэт очередную Йоко Оно. Но так никто из них никогда и не поймёт, что для музыканта музыка и женщины не стоят на ступенях одной лестницы, они находятся в разных параллелях и никогда не пересекаются. Макс знал, что никогда не променяет музыку ни на что другое. Уход из группы дал ему время для раздумий и ключ к поиску новых идей.

Герман вернулся в Лондон, где всё казалось привычным и знакомым. Мрачная тёмная Англия распростерла над ним свои чёрные крылья, прогоняя все печали. Место, где любой бы сошёл с ума, успело стать для него родным и знакомым. Все музыканты снова расползлись по своим углам, переваривая свалившиеся события. Это не могло не стать ударом. Герман старался убедить себя, что уход Макса не страшнее операции на аппендикс. Тем не менее, ему пока что было больно возвращаться к работе над музыкой. Всё должно зажить. Зато его сердце смогло впервые забиться свободно. Всё было кончено раз и навсегда. Он больше не был связан с Максом этими жестокими болезненными отношениями, что изводили его десять лет кряду.

Он стал завсегдатаем гей-квартала в Сохо, но без всякого желания кого-либо снимать, ему просто хотелось снова влиться в эту отвратительную «темную» культуру. От скуки он совершил свой камин-аут, чем сильно удивил общественность. Оказывается, столько лет можно быть гомосексуалистом, и всем будет совершенно наплевать на тебя, теперь же из Германа пытались наскоро слепить гей-икону вместо заржавевших секс-символов.

На этой почве он закрутил роман с одним из лондонских андеграундных музыкантов. Обыкновенные отношения, лишённые бешеной страсти и безумия. Они совершенно не смотрелись вместе. И не имели ничего общего, кроме угрюмого вида. Они встречались пару раз в неделю, чтобы посетить унылую выставку современного искусства, пообедать в модном ресторане и потрахаться дома, не забывая про презервативы, чтобы потом уснуть каждый в своей постели. Это было скучно, обыденно и очень по-взрослому. В конце концов, ему был просто нужен кто-то. Многолетняя борьба с собственной гомосексуальностью была проиграна. Потребовалось много времени, чтобы понять, что ему совсем не нравятся женщины. Они были просто частью имиджа рок-музыканта.

Макс искал отдушину в лошадях, оружии и собаках. Ещё в детстве у него была мечта жить в деревне, чтобы иметь возможность каждый вечер ездить верхом. Только общение с лошадьми сдерживало его от желания напиться, кони просто не переносят пьяных. Макс завёл себе щенка хаски по кличке Кейк, удивительно умное и весёлое животное, обещающее вырасти в ручного волка. Ещё одного лохматого и беспородного пса Кэт подобрала возле дома, он был славный и немного жутковатый, словно собачья версия Дани. Что удивительно, никакое другое имя к нему так и не прижилось. Также дома время от времени появлялись три приблудные кошки, они гуляли сами по себе, так что у них не было даже имён.

В моменты, когда Макса переполняла агрессия или злоба, он просто доставал пистолет и стрелял по бутылкам на заднем дворе. Это оказывалось самым простым способом разрядить обстановку.

Кэт снова снималась в каком-то фильме, благо вполне пристойном, Макс сидел дома, наслаждаясь блаженной скукой и прикладной кулинарией. Язвительная мексиканка шутила, что именно она в этом браке является мужиком. Макса это как-то особо не трогало. Не без содействия жены ему предложили роль в кино. В каком-то фильме про восьмидесятые он сыграл эпизодического персонажа наркомана-глэмрокера. Особенно забавным было нюхать бутофорский кокс с задницы стриптизёрши.