Чарльз Буковски - Юг без признаков севера Страница 6

– Обещаю вам, едва ли эта война – последняя. Как только уничтожат одного врага, умудрятся найти другого. Это бесконечно и бессмысленно. Нет таких вещей, как хорошая война или плохая война.

В другой раз с трибуны на пустыре к югу от студгородка выступал коммунист. Очень правильный мальчик в очках без оправы, с прыщами, в черном свитере с продранными локтями. Я стоял и слушал, а со мною стояло несколько моих учеников. Один из них был белогвардейцем – Циркофф, его отца или деда убили красные во время русской революции. Он показал мне кулек гнилых помидоров:

– Когда скажешь, – шепнул он мне, – мы начнем их кидать.

Тут меня осенило, что мои ученики вовсе не слушали оратора, а если б даже и слушали, то все, что он говорил, не имело бы смысла. Мозги у них уже были настроены. Во всем мире так. Обладать хуем средних размеров внезапно не показалось мне самым худшим грехом.

– Циркофф, – сказал я, – убери помидоры.

– Хуйня, – ответил он, – вот бы гранаты вместо них.

В тот день я потерял контроль над своими учениками и ушел, а они остались метать свои гнилые помидоры.

Меня поставили в известность, что формируется новая Партия Авангарда. Дали адрес в Глендэйле, и я в тот же вечер туда поехал. Мы сидели в цоколе большого дома со своими бутылками вина и хуями разных размеров.

Стояли трибуна и стол, а по задней стене был растянут большой американский флаг.

К трибуне вышел пышущий здоровьем американский мальчонка и предложил начать с того, чтобы отдать честь флагу и принести ему присягу.

Мне никогда не нравились присяги флагу. Скучно и глупозадо. Мне всегда больше хотелось принести присягу себе – но никуда не денешься, мы встали и присягнули.

Затем – небольшая пауза, все садятся, чувствуя, будто их слегка изнасиловали.

Пышущий здоровьем американец начал говорить. Я узнал его – толстяк сидел на первой парте на занятиях по драматургии. Никогда не доверял таким типам. Обсосы.

Обсосы и ничего больше. Он начал:

– Коммунистическая угроза должна быть остановлена. Мы собрались здесь, чтобы предпринять для этого меры. Мы предпримем законные меры и, возможно, незаконные меры, чтобы этого добиться…

Не помню всего остального. Мне было плевать на коммунистическую угрозу или на фашисткую угрозу. Мне хотелось набухаться, ебаться хотелось, хотелось хорошенько пожрать, хотелось петь за стаканом пива в грязном баре и курить сигару. Я был непросвещен. Я был олухом, орудием.

После собрания Циркофф и я вместе с одним бывшим учеником пошли в парк Вестлэйк, взяли напрокат лодку и попытались поймать себе на обед утку. Нам удалось славно надраться, утку мы не поймали и поняли, что на прокат лодки у нас всех денег не наберется.

Мы поплавали по мелкому озеру и поиграли в русскую рулетку пистолетом Циркоффа – всем повезло. Затем Циркофф поднялся при свете луны, пьяный, и прострелил дно лодки к чертям собачьим. Начала поступать вода, и мы погребли к берегу. На одной трети пути лодка потонула, и нам пришлось вылезать, мочить свои задницы и плестись к земле. Таким образом эта ночь закончилась хорошо и не была потрачена впустую…

Я поиграл в нациста еще некоторое время, плюя и на фашистов, и на коммунистов, и на американцев. Но мне становилось неинтересно. Фактически перед самым Пчрл-Харбором я это бросил. Веселуха кончилась. Я чувствовал, что скоро случится война, а туда мне не особенно хотелось – роль сознательного противника меня тоже не прельщала. Срань кошачья. Все бестолку. Мы с моим хуем средних размеров были в беде.

Я просиживал уроки молча, ждал. Студенты и преподаватели подкалывали меня. Я потерял напор, спустил пар, утратил пробивную силу. Все выпало у меня из рук.

Это неизбежно случится. Все хуи в беде.

Моя учительница английского, довольно милая дама с прекрасными ногами, как-то раз попросила меня остаться после уроков:

– В чем дело, Чинаски? – спросила она.

– Я сдался, – ответил я.

– Ты имеешь в виду политику? – спросила она.

– Я имею в виду политику, – ответил я.

– Из тебя получится хороший моряк, – сказала она. Я вышел из класса…

Я сидел со своим лучшим другом, морским пехотинцем, в городском баре и пил пиво, когда это произошло. По радио играли музыку, затем передача прервалась. Нам сообщими: только что разбомбили Пчрл-Харбор. Объявили, что всем военнослужащим надлежит немедленно вернуться в свои части. Друг попросил, чтобы я доехал с ним на автобусе до Сан-Диего, предположив, что мы видимся, может быть, в последний раз. Он оказался прав.

Любовь за семнадцать пятьдесят

Первым желанием Роберта – когда он начинал думать о таких вещах – было пробраться как-нибудь ночью в Музей Восковых Фигур и заняться любовью с восковыми дамами. Однако это казалось слишком опасным. Он ограничивался тем, что занимался любовью со статуями и манекенами в сексуальных фантазиях и жил в своем выдуманном мире.

Однажды, остановившись на красный свет, он заглянул в двери магазинчика. Одного из тех магазинчиков, где продается все – пластинки, диваны, книги, мелочи, всякий мусор. Он увидел, как она стоит там в длинном красном платье. В очках без оправы, хорошо сложена; с достоинством и сексуальная – как раз как и надо.

Настоящая классная девка. Тут светофор мигнул, и он вынужден был ехать дальше.

Роберт остановил машину через квартал и пешком вернулся в магазин. Остановился снаружи у газетного стенда и стал ее рассматривать. Даже глаза выглядели как настоящие, а рот был очень импульсивен, губки слегка надуты.

Роберт вошел внутрь и остановился у полки с пластинками. Здесь он был к ней ближе и украдкой бросал на нее взгляды. Нет, так их больше не делают. На ней были даже высокие каблуки.

К нему подошла девушка из магазина:

– Я могу вам помочь, сэр?

– Просто смотрю, мисс.

– Если что-то выберете, дайте мне знать.

– Конечно.

Роберт передвинулся к манекену. Ценника не было. Интересно, подумал он, продается или нет. Он отошел к полке с пластинками, выбрал одну подешевле и купил ее у девушки.

Когда он навестил магазинчик в следующий раз, манекен по-прежнему стоял на месте. Роберт немного осмотрелся, купил пепельницу, вылепленную свернувшейся кольцами змеей, и ушел.

Зайдя туда в третий раз, он спросил девушку:

– Манекен продается?

– Манекен?

– Да, манекен.

– Вы хотите его купить?

– Да, вы же продаете вещи, не так ли? Манекен продается?

– Одну минуточку, сэр.

Девушка ушла в глубину магазина. Шторки раздвинулись, и вышел старый еврей. У него на рубашке не хватало двух нижних пуговиц и виднелся волосатый живот. Он казался достаточно дружелюбным.

– Вы хотите манекен, сэр?

– Да, она продается?

– Ну, не совсем. Видите ли, это как бы для витрины, шутка.

– Я хочу ее купить.

– Что ж, давайте посмотрим… – Старый еврей подошел и начал ощупывать манекен, трогал платье, руки. – Поглядим… Мне кажется, я могу продать вам эту…

вещь… за 17 долларов 50 центов.

– Беру. – Роберт вытащил двадцатку. Магазинщик отсчитал сдачу.

– Мне будет ее не хватать, – сказал он, – иногда она кажется почти настоящей.

Вам завернуть?

– Нет, возьму так.

Роберт взял манекен и донес до машины. Уложил на заднее сиденье. Затем сел сам и поехал к себе. Когда он добрался до дому, к счастью, кажется, ему никто не встретился, и он внес ее в подъезд незамеченным. Он установил манекен посередине комнаты и посмотрел на нее.

– Стелла, – сказал он, – Стелла, сука!

Он подошел и дал ей пощечину. Потом схватил за голову и поцеловал. Хорошим поцелуем. Его пенис начал твердеть – и тут зазвонил телефон.

– Алло, – ответил он.

– Роберт?

– Да. Конечно.

– Это Гарри.

– Как дела, Гарри?

– Нормально, что делаешь?

– Ничего.

– Я тут подумал, может зайти? Захвачу пару пива.

– Давай.

Роберт повесил трубку, взял манекен и отволок ее в чулан. Засунул в самый дальний угол и закрыл дверь.

Гарри, на самом деле, особо сказать было нечего. Он сидел, держа банку пива.

– Как Лора? – спросил он.

– О, – сказал Роберт, – между нами с Лорой все кончено.

– Что случилось?

– Вечная вампирша. Всегда на сцене. Она была неумолима. На мужиков кидалась повсюду – в бакалейной лавке, на улице, в кафе, везде и на всех. Неважно, что за мужик, лишь бы мужик. Заигрывала даже с парнем, который неправильный номер набрал. Я больше не смог.

– Ты сейчас один?

– Нет, у меня другая, Бренда. Ты ее видел.

– А, да. Бренда. Она ничего.

Гарри сидел и пил пиво. Женщин у Гарри никогда не было, но он постоянно о них говорил. В нем было что-то омерзительное. Роберт разговора не поддержал, и Гарри вскоре ушел. Роберт зашел в чулан и вытащил Стеллу.

– Блядь проклятая! – сказал он. – Обманывала меня, а?