Чарльз Буковски - Юг без признаков севера Страница 7

– Блядь проклятая! – сказал он. – Обманывала меня, а?

Стелла не ответила. Она стояла холодно и строго. Он хорошенько вмазал ей по физиономии. Любой бабе нужно долгий день на солнцепеке провести, прежде чем Бобу Вилкенсону изменить. Он закатил ей еще одну пощечину.

– Пизда! Ты б и четырехлетнего малыша выебла, если б пипиську ему смогла поднять, правда?

Он ударил ее еще разок, затем схватил и поцеловал. Он присасывался к ней снова и снова. Потом запустил руки ей под платье. Формы у нее были хороши, очень хороши.

Стелла напоминала его учительницу алгебры в старших классах. Трусиков на Стелле не было.

– Прошмандовка, – сказал он, – кому трусы отдала?

Потом он прижался пенисом к ее переду. Отверстия не было. Но Роберта охватила неимоверная страсть. Он вставил ей между ног. Там было гладко и туго. Он работал, себя не помня. На какое-то мгновение он почувствовал себя крайне глупо, но страсть возобладала, и он стал целовать ей шею, работая между ее ног.

Роберт помыл Стеллу кухонной тряпкой, поставил в чулан за пальто, закрыл дверь и еще успел на последнюю четверть матча между “Детройтскими Львами” и “Лос-Анжелесскими Баранами” по телевизору.

Шло время, и Роберту было доврольно славно. Он кое-что исправил: купил Стелле несколько пар трусиков, подвязки, длинные прозрачные чулки и браслетик на лодыжку.

Сережки он ей тоже купил, и его несколько шокировало, когда он узнал, что у его возлюбленной нет ушей. Подо всей ее прической ушей не хватало. Но он все равно прицепил ей сережки клейкой лентой. Преимущества, правда, тоже были: не нужно выводить ее в ресторан обедать, таскаться на вечеринки, смотреть скучное кино – все бренное, что так много значит для средней женщины. Еще были споры. Споры всегда происходят, даже с манекеном. Она не была разговорчива, но Роберт был уверен, что один раз она ему сказала:

– Ты – величайший любовник из них всех. Тот старый еврей был скучным любовником.

А ты любишь душой, Роберт.

Да, преимущества были. Она не походила на всех остальных женщин, которых он знал. Ей не хотелось заниматься любовью в неудобное время. Выбирать время мог он. И у нее не было периодов. И он на нее ложился. Он срезал у нее с головы клочок волос и приклеил между бедер.

Роман у них был построен на одном сексе с самого начала, но постепенно он начал влюбляться в нее, он чувствовал, как это зарождается. Подумывал сходить к психиатру, но потом решил, что лучше не надо. В конце концов, так ли уж необходимо любить настоящего человека? Это никогда долго не длится. Между видами слишком много различий, и то, что начиналось любовью, чересчур часто заканчивалось войной.

Опять-таки, не нужно было лежать со Стеллой в постели и слушать ее воспоминания о бывших любовниках. Какая у Карла была здоровая штука, но Карл никогда на нее не ложился. И как хорошо танцевал Луи, Луи мог бы балетным танцором стать, а не торговать страховками. И как умел целоваться Марти. Он знал какой-то способ языками сплетаться. И так далее. И тому подобное. Какое говно. Стелла, правда, упомянула старого еврея. Но всего лишь один раз.

Роберт прожил со Стеллой недели две, когда позвонила Бренда.

– Да, Бренда? – ответил он.

– Роберт, ты мне не звонил.

– Я был ужасно занят, Бренда. Меня повысили до районного менеджера, и мне нужно было кое-что в конторе поменять.

– Ах вот как?

– Да.

– Роберт, что-то не так…

– Ты о чем?

– Я по голосу могу сказать. Что-то не так. Что случилось, к чертовой матери, Роберт? Другая женщина?

– Не совсем.

– Что значит – “не совсем”?

– Ох, Господи!

– В чем дело? В чем дело? Роберт, что-то не так. Я еду к тебе.

– Все в порядке, Бренда.

– Ты сукин сын, ты что-то от меня утаиваешь! Что-то происходит. Я к тебе еду!

Немедленно!

Бренда повесила трубку, а Роберт подошел, взял Стеллу и поставил ее в чулан, задвинув поглубже в угол. Он снял с вешалки пальто и завесил им Стеллу. Вышел в комнату, сел и стал ждать.

Бренда распахнула дверь и влетела в комнату.

– Ладно, что за чертовщина происходит? В чем дело?

– Послушай, малышка, – ответил он, – все нормально. Успокойся.

Бренда была неплохо сложена. Груди у нее немного провисали, зато прекрасные ноги и изумительная задница. Ее глаза всегда смотрели неистово и потерянно. Ему никогда не удавалось излечить ее от такого взгляда. Иногда после любви ее глаза наполняло временное спокойствие, но никогда не надолго.

– Ты меня еще не поцеловал!

Роберт встал со стула и поцеловал Бренду.

– Господи, да это же не поцелуй! В чем дело? – спросила она. – Что случилось?

– Да ничего, совершенно ничего…

– Если не скажешь, то я закричу!

– Говорю тебе, ничего.

Бренда закричала. Она подскочила к окну и завопила. Весь район ее услышал. Потом перестала.

– Боже мой, Бренда, больше никогда так не делай! Прошу тебя, пожалуйста!

– Я опять закричу! Опять закричу! Скажи мне, что не так, Роберт, или я закричу еще раз!

– Хорошо, – ответил он. – Подожди.

Роберт зашел в чулан, снял со Стеллы пальто и вынес ее в комнату.

– Что это? – спросила Бренда. – Что это такое?

– Манекен.

– Манекен? Ты хочешь сказать…

– Я хочу сказать, что люблю ее.

– Ох, господи! Ты имеешь в виду? Эту вещь? Эту вещь?

– Да.

– Ты любишь эту вещь больше меня? Этот кусок целлулоида, или из какого еще говна она там сделана? Ты хочешь сказать, что любишь эту дрянь больше меня?

– Да.

– Я полагаю, ты ее и в постель с собой кладешь? Наверное, ты ей… с ней…

разные вещи делаешь – с этой дрянью?

– Да.

– Ох…

Тут Бренда по-настоящему завопила. Просто стояла и орала. Роберт подумал, что она никогда не остановится. Потом она подскочила к манекену и начала царапать и бить его. Манекен опрокинулся и ударился о стену. Бренда выскочила за дверь, прыгнула в машину и с диким ревом стартанула. Она врезалась в бок стоявшего автомобиля, резко отвернула, уехала.

Роберт подошел к Стелле. Голова оторвалась и закатилась под стул. На полу остались дорожки чего-то белого, похожего на мел. Одна рука болталась, сломанная, торчали две проволоки. Роберт сел на стул. Просто посидел. Потом встал, зашел в ванную, постоял там минутку и снова вышел. Постоял в прихожей.

Оттуда виднелась голова под стулом. Он начал всхлипывать. Ужасно. Он не знал, что делать. Он вспомнил, как хоронил мать и отца. Но сейчас все по-другому. Все иначе. Он просто стоял в прихожей, вздыхал, ждал. Оба глаза Стеллы были открыты, холодны и прекрасны. Они смотрели прямо на него.

Два пропойцы

Мне уже было за 20, и хотя я сильно пил и почти не ел, но был по-прежнему силен.

Я имею в виду физически – хоть в этом человеку везет, когда все остальное не ладится. Мой ум взбунтовался против судьбы и жизни, и утихомирить его я мог, только если пил, пил и пил. Я шел по дороге, было пыльно, грязно и жарко, и штат, наверное, был Калифорния, хотя я уже в этом не уверен. Вокруг лежала пустыня. Я шел по дороге, мои чулки задубели, гнили и воняли, гвозди протыкали стельки и впивались в пятки, и мне приходилось подкладывать картонки в башмаки – картонки, газеты, все, что удавалось найти. Гвозди дырявили и это, и я либо подкладывал еще, либо переворачивал эту дрянь, либо лепил ее по-другому.

Рядом остановился грузовик, я его проигнорировал и шел себе дальше. Грузовик взревел снова, и парень поехал рядом.

– Парнишка, – сказал водитель, – поработать хочешь?

– Кого надо прикончить? – спросил я.

– Никого, – ответил парень. – Давай, садись.

Я обошел кабину – дверца с той стороны уже была распахнута. Я шагнул на подножку, проскользнул внутрь, потянул на себя дверцу, захлопывая ее, и откинулся на кожаную спинку сиденья. Хоть в тенечке посижу.

– Хочешь у меня отсосать, – произнес парень, – получишь пять баксов.

Я двинул ему правой в брюхо, левой заехал куда-то между ухом и шеей, догнал правой в ебало, и грузовик съехал в кювет. Я схватил руль и снова поставил его на дорогу. Затем приглушил мотор и поставил на тормоз. Вылез и снова зашагал по дороге. Примерно пять минут спустя грузовик вновь оказался рядом.

– Парнишка, – сказал водитель, – прости меня. Я не хотел. Я не хотел сказать, что ты гомик. В смысле, ты как бы наполовину похож на гомика. Гомики, что – не люди?

– Если ты гомик, то ты – человек. Наверное.

– Ладно тебе, – сказал парень. – Залезай. У меня для тебя есть настоящая честная работа. Сможешь деньжат заработать, на ноги встать.

Я снова влез. Мы поехали.

– Извини, – сказал он, – на морду-то ты крутой, а руки у тебя… У тебя дамские руки.

– Не волнуйся о моих руках, – сказал я.

– Ладно, работа суровая. Шпалы грузить. Ты когда-нибудь грузил шпалы?

– Нет.

– Тяжелая работа.