Антон Кротков - Проклятие дома Ланарков Страница 10

– В те времена возвышение фамилий часто происходило очень стремительно – пояснил хорошо знающий историю своей страны Арчи. – Ещё вчера ты мог быть никем, а сегодня ухватить удачу за хвост и занять место подле короля. Но из-за этой стремительности и в силу отсутствия хорошего воспитания многие новоявленные аристократы не интересовались живописью и литературой, считая развитое воображение чем-то вроде умственного недуга.

– Так эти выскочки оказывается нас презирают! – усмехнулась Вэй, вглядываясь в портреты. – Смотри, какие постные физиономии. Представляю, как бы сморщились господа, если бы узнали, что однажды в их вотчину допустят недоумка-сочинителя с его безродной любовницей.

У тщеславного Арчи аж скулы свело от такой шутки, но он заставил себя улыбнуться. Вэй же ловким движением сдёрнула с его носа золотое пенсне и нацепила на себя, после чего надув щёки принялась изображать, какой у него был дурацкий вид, когда две юные особы из высшего общества позвали его в гости, предварительно наговорив кучу приятных вещей. Что и говорить, Скалли умела быть по-женски мстительной и не забывала нанесённых ей обид.

Глава 10

Столовая представляла собой помещение круглой формы со стенами, отделанными дубовыми панелями.

– Не правда ли напоминает кают-компанию корабля, – тихо заметил жене Арчи. Вэй пожала плечами:

– У меня ощущение, что я нахожусь внутри гигантской коробки для сигар.

Впрочем, в этой комнате тоже всё было отделано с большим вкусом; на столе серебряные приборы, фарфор и хрусталь – почти всё несло на себе благородный отпечаток старины и являлось произведениями искусства. Скалли поразила богатая сервировка стола. Впервые она увидела так близко роскошь и богатство старой британской аристократии. У себя дома за столом, Вэй кроме серебряных ложечек для сахара ничем не пользовалась, а тут всё заставлено стариной серебряной и золотой посудой, саксонскими сервизами, богемским хрусталем.

Обслуживание тоже было на высоте: слуги сами угадывали малейшее пожелание обедающих и мгновенно появлялись за спиной, чтобы наполнить опустевший бокал или тарелку. Впечатлённая всей этой обстановкой, и опасаясь допустить по незнанию какую-нибудь ошибку по части этикета, Вэй немного смутилась, и тут же, как ей показалось, уловила насмешку во взгляде Флоры. Кажется, этой гордячке доставляло удовольствие наблюдать такого неуча, как она. Скарлетт тут же взяла себя в руки и решила просто быть собой. Пусть насмешничают, если угодно…

А вот угощение оказалось весьма скромным для званного обеда в таком доме, и состояло всего из трёх блюд. Даже красное вино подавали разбавленное водой. Арчи же являлся большим гастрономом и потому с трудом скрывал разочарование.

Впрочем, живейший интерес к его персоне со стороны юных аристократок отчасти компенсировал ему отсутствие на столе гастрономических шедевров. И вряд ли юные графини могли найти более удачный предмет для разговора, ибо о своих книгах и о литературе вообще Арчи мог говорить сколько угодно и с большим вдохновением. Любимая тема делала его слог необычно высокопарным.

Пребывая в благодушном настроении, писатель объявил, что ему давно не приходилось наблюдать более интересного места, и что он собирается перенести действие своего нового романа в похожее поместье. Арчи с большим воодушевлением стал говорить о дворце и об окружающем его парке и лесе.

– Как мило, что вы намерены обессмертить Ланарк-Грэй-Холл своим пером! – произнесла в восторге Флора. – Для нас честь дать вдохновение такому писателю, как вы. Особенно после вашего последнего романа. О вас пишут, как о молодом даровании, которому по силам затмить Диккенса и других столпов британской литературы.

– Ну что вы! Не стоит всерьёз воспринимать всё, что пишут критики, – кокетливо ответил Арчи, машинально приглаживая ладонью свои набриолиненные волосы с идеальным пробором. – А, кроме того, меня ведь не всегда хвалят, бывает, что и бьют, и часто заслуженно.

Даже поругивая себя, Арчи желал нравиться! И действовал с тонким расчётом на это. Отсюда и его красный шарф (как признанный мэтр и свободный художник он мог себе позволить лёгкое отступление от строгих канонов салонной моды), небрежно наброшенный поверх чёрного сюртука. Этот шарф невольно приковывал к себе взгляд и отвлекал взгляд от небезупречного лица литератора, – его пухлых щёк и двойного подбородка. «Главное чтобы меня слушали, а уж понравиться я сумею благодаря своему блестящему уму и красноречию» – примерно так должен был рассуждать Арчи.

– Ваша скромность, мистер Флетчер, – Флора обворожительно улыбнулась, – разоружила бы любого вашего критика.

– Мне кажется, что вы пишите очень бегло, – вступила в беседу другая сестра, – у вас лёгкий слог.

Младшая дочь графа держалась на удивление скромно, в ней будто одновременно уживались два разных человека – один смелый, бескомпромиссный, умеющий сказать любому самую неприятную правду в лицо; и другой, чрезвычайно застенчивый. Чувствуя, что гости рассматривают её, Клэр вначале сидела молча, опустив глаза. Но Скалли давно уяснила для себя, что скромность и застенчивость часто бывает обманчивыми. Под этими масками могут скрываться весьма неординарные личности. Да, в начале разговора зелёные глаза Клэр были опущены долу, но, когда она их подняла, они оказались необычайно большими, загадочными и манящими. И взгляд у неё был особенный, – долгий, внимательный, какой-то беззащитный и одновременно глубокий.

– Вы ошибаетесь, сударыня – признался ей литератор, и даже сделал изящный жест кистью руки в кружевной манжете. – Я пишу довольно медленно. Нужные образы приходят ко мне неравномерно. Иногда за целую неделю я могу написать всего несколько страниц. Но бывают счастливые дни, когда текст буквально льётся из-под моего пера, мысли в моей голове проносятся так стремительно, что я едва успеваю переносить их на бумагу.

– Представляю себе, какое это увлекательное занятие – сочинительство! – мечтательно произнесла Клэр и сожалением добавила: – Жаль, что бог не наделил меня таким талантом.

– Что ж, ваше счастье, что Всевышний обошёл вас этим даром – ласково утешил скромницу мужчина. – Поверьте, профессиональная литература, это добровольная каторга. Поэтому браться стоит лишь за стоящую тему, которая может дать вдохновение.

– Тогда напишите о нашей сестре! – неожиданно предложила юная графиня. – Напишите ради бога об Анне, мне так хочется, чтобы о ней помнили.

– Я с удовольствием взялся бы, но прежде мне необходимо во всём как следует разобраться.

– Вы действительно хотите докопаться до правды? – радостное удивление Клэр казалось вполне искренним.

– Не мели вздор, – осадила сестру Флора. – Зачем мистеру Флетчеру до чего-то докапываться, если картина предельно ясна, ведь инспектор полиции из Лондона поставил в этом деле точку.

– И всё же я был бы чрезвычайно признателен человеку, который дал бы мне в руки какой-нибудь важный факт, который полиция упустила из виду – задумчиво проговорил Арчи. – В гибели вашей сестры действительно присутствует загадка, которая меня очень занимает.

Клэр с благодарностью взглянула на писателя. Младшая дочь здешнего графа ещё несколько дней назад заслужила симпатию Вэй. В ней не чувствовалось ни грамма наигранности и высокомерия, как в её сестре. Зато присутствовала милая скромность. Хотя это выглядело странно для девушки её положения, которая с детства должна бы привыкнуть находиться в центре внимания и повелевать окружающими. Но ничего подобного здесь не наблюдалось. Одним словом, она была настоящая.

Скалли заметила, что стоило этой девушке заговорить о чём-то важном для неё, как она преображалась: на губах появлялась свежесть улыбки, голос обретал уверенность и страстность, глаза сверкали искренней, неподдельной жизнерадостностью, кроме тех, конечно, случаев, когда они наполнялись слезами, как было в прошлый раз, когда Клэр оплакивали убитых охотниками лисиц. Флора наверняка считала свою младшую сестрицу дурочкой, способной плакать над мертвой канарейкой, над мышкой, невзначай пойманной котом, над развязкой романа, хотя бы и глупейшего. Да и внешне они были полной противоположностью друг друга. Если у Флоры волосы были каштанового цвета, а лицо истинной леди – изящной лепки, бледное, аристократичное; то её младшая сестра своей круглоликостью, румянцем, а главное тёмным цветом волос невольно вызывала вопросы о степени их родства.

Между тем Арчи продолжал с упоением рассказывать барышням о своих книгах. И тут в столовую вошёл молодой человек. Это был секретарь хозяина дома – юноша угловатый и худой, но элегантный, даже в своём скромном чёрном сюртуке. Бледным угрюмым лицом, тонкими латинскими чертами лица, длинными непокорными волосами, он напоминал молодого Бонапарта в период итальянской компании. Разве что в отличие от коротышки Наполеона, секретарь был долговяз, тем не менее, взгляд у него был тот же, что и у знаменитого корсиканца. Едва переступив порог, молодой человек высокомерно, с вызовом, оглядел присутствующих, и дело было не в его высоком росте, дающим ему естественное право на взгляд свысока. Нет, тут было заметно прорвавшееся наружу честолюбие.