Александр Альшевский - На заре самурайской вольницы Страница 10

Постепенно Бифукумонъин пришла в себя, и к ней вернулся присущий ей интерес ко всему, что происходило в столице. Как-то, направляясь в божницу, она услышала голоса, доносившиеся из комнаты, где собирались свободные от службы фрейлины ее окружения. Обычная болтовня разговорчивых женщин, готовых сплетничать обо всем и обо всех, но «…и не в здоровье тут дело. Жил бы он и жил, если бы не заклятье, наложенное на него в Атаго дзиндзя. Есть и свидетели этого злодеяния…». Неожиданно говорившая смолкла, словно почувствовав, что ее слушают. «О чем это они?», подумала Бифукумонъин, но тут же другие мысли вытеснили этот вопрос из ее головы. Мало ли о чем болтают люди…

Когда она стала забывать о случайно подслушанной фразе, ей доложили о приходе канцлера Фудзивара Тадамити, просившего об аудиенции. «К чему бы это?», удивилась Бифукумонъин. Она была не в том настроении, чтобы принимать посетителей даже такого ранга. Но что-то мешало ей отказать визитеру. Любопытство! Именно оно бередит и волнует души многих женщин независимо от их социального статуса. А тут пожаловал сам Тадамити – герой свежайших сплетен, подобно паутине окутавших народ.

– Подумать только, Тадамити порвал со своей родней и видеть не хочет младшего братца, да и отца тоже. Теперь он водит дружбу с Синдзэем. Позор! Блистательный аристократ из дома потомственных канцлеров и регентов, а лебезит перед захудалым монахом.

– Ради карьеры своего любимчика Ёринаги старик Тададзанэ готов не только лишить наследства старшего сына, но и нарушить священные заповеди буддизма. Все пять разом! И старается, как видите, Тададзанэ доно не напрасно. В тридцать лет Ёринага уже левый министр, а теперь и должность найрана прибрал к рукам. Нет справедливости в нашем грешном мире.

– Все это пустые разговоры дев веселья с Шестой улицы. Мало ли о чем шепчутся людишки на рыночных площадях. Выходит прав китаец Бань Лу. Люди и вправду с доверием относятся к тому, что слышат уши и не придают значения тому, что видят глаза. Поверьте, Тададзанэ далеко не глуп, и знает наперед, что и когда делать. Опираясь на ум и сильный характер своего младшего, он пытается восстановить пошатнувшийся авторитет дома Фудзивара. «Благодаря этому мальчику род Фудзивара расцветет как во времена Митинаги и Ёримити», любил повторять Тададзанэ. И он тысячу раз прав. Таланты Ёринаги нужны не только Фудзивара, но и стране, особенно в столь неспокойное время.

– Знаем мы и про эти таланты и кому они нужны. Кому без них и жизнь не в радость. Не будь у Ёринаги такого обожателя, давно бы сидел с обритой головой в какой-нибудь обители в самой глуши.

Когда Тадамити провели в приемные покои Бифукумонъин, он нижайше попросил поговорить с ней один на один. Проводив взглядом удалившуюся даму, игравшую роль посредника, Тадамити начал. «Ваше величество, я, как и вся страна, скорблю о безвременной кончине молодого императора. Потеря его поистине невосполнима. Император не отличался крепким здоровьем, однако его добродетели и ваши постоянные молитвы должны были уберечь его от всех болезней. В этом нет никаких сомнений». Бифукумонъин насторожилась. «Что вы имеете в виду, канцлер?», прямо спросила она Тадамити. Тот после многозначительного молчания высказал затаенную мысль: «Только проклятие человека, который питал глубокую ненависть к вашему сыну, могло преодолеть оградительные молитвы, возносившиеся много дней подряд во всех уважаемых и почитаемых монастырях и храмах. Кто был способен на это преступление в порыве неудовлетворенного честолюбия? Без всякого сомнения – экс-император Сутоку! Позволю вам напомнить о событиях в храме Хиротося, когда ваша жизнь оказалась под угрозой. И благодаря кому? Теперь же, думается, Сутоку подговорил министра Ёринагу организовать обряд в святилище на горе Атаго. Тот только и ждал этого. Министр готов на все, лишь бы увидеть на яшмовом троне принца Сигэхито. Обряд наверняка проводился в строжайшей тайне, явных улик злодеяния не найти, однако и долг верного вассала и нынешняя должность просто обязывают меня ходатайствовать перед вами о тщательном расследовании в святилище. Порядки там весьма строгие и без высочайшего одобрения сделать это будет невозможно».

Бифукумонъин и не заметила, как Тадамити вежливо откланялся. Она пыталась разобраться в услышанном, но мысли разбегались в разные стороны, словно боясь слиться в страшный и невероятный вывод. Сначала ей показалось, что Тадамити пытается, и очень ловко, возвести напраслину на младшего брата. Для нее давно не являлось секретом, что канцлер благоволит к принцу Масахито, четвертому сыну императора-инока. Хотя, без содействия Сутоку вряд ли бы перед злоумышленниками, кто бы ими не были, растворились врата святилища…

Сомнения Бифукумонъин переросли в ярость, когда она вспомнила случайно услышанный обрывок фразы одной из своих фрейлин, оказавшейся, кстати, женой Синдзэя. «Как они могли?!», вспыхнула императрица и направилась прямо в покои императора-инока. Уговаривать супруга ей долго не пришлось. Сама судьба давала ему шанс выполнить свое намерение и сохранить лицо. Тоба приказывает Синдзэю безотлагательно разобраться в этом деле. Оставшись один, тот ехидно ухмыльнулся: «Императору-иноку нужны наглядные доказательства проклятия? Он их получит».

В Приют отшельника для сеанса спиритизма вызвали жрицу синтоистского храма на горе Атаго, известным своим божеством – хранителем от пожаров. После необходимых приготовлений жрица принялась бормотать заклинания. Постепенно она вошла в транс, слова ее, казалось, потеряли всякий смысл, но вдруг зазвучал голос усопшего Коноэ: «В глаза изваяния Тэнгу на горе Атаго кто-то вбил гвозди. Именно они нещадно мучили мое тело. Именно они ухудшали мое зрение. Именно в них причина моей смерти…». Для проверки слов жрицы в храм на следующий день отправились люди Синдзэя. В глазах Тэнгу, как и ожидалось, торчали гвозди! Местные монахи показали, что гвозди появились несколько лет назад, а кто их вбил и зачем им неведомо. Наверняка, это проделки черных сил. Императору-иноку все стало ясно. Он лишает права престолонаследия сына экс-императора Сутоку, Сигэхито, а также запрещает Ёринаге и его отцу показываться в Приюте отшельника, что было равносильно неминуемой опале и близкому концу карьеры. Их письма с оправданиями и клятвенными заверениями в верности оставались без ответа. Ёринаге и в страшном сне не могло присниться, что подлый удар в спину ему нанесет какой-то монах, днями напролет корпевший над бумагами в канцелярии императора-инока. Министр не знал, как злорадствовал Синдзэй, выбрасывая, не распечатывая, очередное послание в корзину для мусора: «Куда мне до вас, милые родственнички, однако несколько золотых монет на пару гвоздей нашлись и у такого нищего, как я».

С момента смерти императора Коноэ прошло уже два месяца, а имя нового императора еще не объявили. После всех событий наиболее вероятными кандидатами оставались Масахито и его сын Морихито. Масахито был далеко не первым сыном Тобы и особо не рассчитывал занять опустевшее место, однако знатность его матери Тайкэнмонъин Сёси все же давала ему кое-какие шансы при определенных обстоятельствах. Бифукумонъин считала, что наиболее подходящим вариантомявляется внук Тобы, Морихито, юноша целеустремленный и с характером. Чего не скажешь об его отце Масахито. С младых лет этот принц изящных искусств не выказывал особой тяги к государственным делам. Помимо прочих забав он страстно увлекался имаё, одной из форм средневековой поэзии. Масахито часто приглашал к себе во дворец бродячих артистов и поэтизировал с ними до хрипоты, нередко под утро вываливаясь всей гурьбой в сад полюбоваться остатками луны.

Слыша этот ор, император-инок не раз огорченно вздыхал: «Куда ему до престола?!». «Другого такого неразумного принца крови не отыщешь ни в Японии, ни в Китае, ни где-нибудь еще», вторил ему Синдзэй, который, впрочем, имел свои виды на Масахито. Экс-император Сутоку вообще считал своего младшего брата полным нулем как в литературе, так и в военном деле. Тем не менее обстановка сложилась так, что минусы Масахито могли превратиться в плюсы. Императору-иноку требовался «ручной» император, а для этой роли больше всего подходил Масахито. «А может статься, что Бифукумонъин права», задумался Тоба. «Пусть почудит на престоле со своими артистами, лишь бы от дел государства держался подальше, а там, глядишь, подрастет его сын Морихито, новый любимчик Бифукумонъин».

В октябре 1155 г. к радости Фудзивара Тадамити и Синдзэя императором был объявлен Масахито, который взошел на престол под именем Госиракава. Наследным принцем стал его старший сын, принц крови Морихито (в будущем – император Нидзё). Мало кто сомневался, что это всего лишь промежуточное решение императора-инока: пройдет совсем немного времени и Госиракава уйдет на покой, уступив престол Морихито. Тогда никто и представить не мог, что под маской весельчака и повесы скрывается умный и хитрый политик, который более тридцати лет будет теневым правителем страны при пяти императорах. И это в годы раздора великого!