Александр Альшевский - На заре самурайской вольницы Страница 11

Но это будет все потом, а пока император-инок Тоба был мрачнее тучи, хотя в столице бушевала всеми красками природы весна 1156 г. Казалось бы все происходит по его воле, перечить которой не осмеливается ни одна душа, однако ни чувство беспокойства, ни какое-то неосознанное ощущение страха не только не покидали его, а, наоборот, разгорались с непреодолимой силой. Император-инок вызывает к себе Киёмори, старшего сына Тадамори из рода Тайра. Тоба не мог без улыбки умиления вспоминать о стремлении Тадамори угодить ему, страстному коллекционеру. Император-инок радовался как ребенок, когда ему преподносили редкостную классическую книгу, элегантный набор для каллиграфии или меч, украшенный необычным орнаментом. Тадамори не жалел ни золота ни жемчуга, чтобы уговорить сунских купцов привести диковинную вещицу из Китая. Когда в 1153 г. Тадамори покинул этот мир, продолжателем его дела стал Киёмори, старавшийся не отставать от отца в стремлении верой и правдой служить императору-иноку.

«Я хотел бы доверительно поговорить с тобой», тихо промолвил Тоба, удалив приближенных. «В последнее время экс-император Сутоку частенько призывает к себе левого министра Ёринагу. Что, по-твоему, они затевают?». По тону императора-инока Киёмори вдруг почувствовал, что именно сейчас может решиться очень многое в его дальнейшей судьбе. «Государь, я надеюсь, что моя преданность вам позволяет мне быть столь наглым и высказать прямо все то, что я думаю. Ваш выбор явно не понравился ни экс-императору ни левому министру. Один из них лишился возможности экс-императорского правления, а второй должен будет позабыть о восстановлении прежней мощи северного дома Фудзивара, главой которого он стал. Они наверняка что-то замышляют. Недаром же в усадьбе Минамото Тамэёси в Рокудзё Хорикаве якобы под домашним арестом находится его восьмой сын Тамэтомо с тремя десятками головорезов. Он так накуролесил на Кюсю, что Тамэёси был вынужден в знак признания своей вины уступить главенство в доме старшему сыну Ёситомо. Несмотря на это он остается духовным лидером Гэндзи и очень опасен. Отдай он приказ и многие самураи Гэндзи без всякого сомнения пойдут за ним, куда бы он их не повел. А это, государь, большая сила». В этом месте словно в нетерпении Тоба прерывает Киёмори: «Я не хочу, чтобы в столице вспыхнул вооруженный бунт, но если заговорщики не одумаются, император может оказаться в опасном положении. Готов ли ты со своими людьми выполнить долг чести и встать на защиту императора?», спросил Тоба, прямо глядя в глаза Киёмори. Ответ главы дома Хэйкэ несколько озадачил императора-инока. «Я не думаю, нет, я просто уверен, что они по своей воле не осмелятся на столь дерзкий поступок. По крайней мере, в ближайшее время. Именно поэтому их надо вынудить пойти на этот шаг. Только так мы сможем вырвать с корнем ядовитое дерево, под сенью которого плодится скверна. Но перед этим необходимо подбросить углей в постоянно тлеющий огонь взаимной вражды в роду Гэндзи. Видимо самому небу угодно, чтобы они пожирали друг друга…».

Эти слова явно озадачили Тобу. Еще больше его озадачила ненависть к Гэндзи, сквозившая в этих словах. «Как все же я мало знаю этого человека», подумал император-инок. Киёмори же продолжал: «Тамэёси давно не ладит со старшим сыном, Ёситомо. А что, если император, проявляя холодное отношение к Тамэёси, благосклонно отнесется к карьере губернатора провинции Симоцукэ Ёситомо? Приблизит его к себе и поручит ему важный пост, например, охрану императорского дворца. Тамэёси с его гордым характером почувствует себя обойденным и постарается до конца выполнить вассальский долг перед своим господином, Фудзивара Ёринагой. А расколов дом Гэндзи на два лагеря, вам, государь, не составит особого труда заткнуть рот всем недругам».

Когда Киёмори удалился, император-инок, оставшись один, попытался еще раз осмыслить услышанное. Киёмори в этот раз был необычайно многословен, даже несколько несдержан, как будто позабыв, что вмешивается в жизнь императорской семьи. Однако Тоба вместо раздражения почувствовал некоторое облегчение: ему осознанно или нет, скорее первое, чем второе, помогли найти выход из сложившейся ситуации. Киёмори словно опытному заморскому врачевателю по одному лишь нытью больного и неясным симптомам удалось не только поставить диагноз болезни, но и прописать рецептуру необходимого лечения, суть которого сводится к простой и понятной фразе – раскол Гэндзи и провоцирование Ёринаги. Правда, эта рецептура не успеет помочь самому Тобе, но станет лейтмотивом действий его последователей.

2—2. Кровь во славу придворных аристократов

2—2—1. Смута годов Хогэн

Экс-император Сутоку пребывал в подавленном настроении. Выбор императора-инока стал для него жестоким ударом. Он до последнего надеялся, что новым императором провозгласят его сына, а сам он со временем начнет экс-императорское правление в качестве «отца нации». Но его надежды оказались напрасными. Во второй раз! Тоба обосновал свой выбор тем, что мать Сигэхито являлась дочерью духовного лица среднего уровня, приравниваемого к пятому рангу придворной иерархии. А это явно недостаточно для «матери страны». Будь она принцессой, или из дома регентов, или хотя бы дочерью сановника из Мураками Гэндзи или Канъин Фудзивара, тогда другое дело, а так… Традиции нужно поддерживать, не раз подчеркивал император-инок. Даже Бифукомонъин приходилась дочерью гон тюнагона (внештатного советника).

Чтобы не говорил император-инок, Сутоку прекрасно представлял себе, как все происходило, кто стоял за всем этим. И в северном доме Фудзивара, и в императорской семье, и в ее окружении, даже среди мужланов-самураев, корчивших из себя потомственных аристократов, имелись люди, готовые на все, лишь бы не допустить представителя линии Сутоку на императорский престол.

Во-первых, император-инок Тоба, его отец. Раньше он вовсе не противился вероятному императорству Сигэхито. Чтобы сравнительно невысокое происхождение принца не помешало тому в дальнейшем, Тоба сделал Сигэхито приемным сыном Бифукомонъин. Однако потом все изменилось. Тобу как-будто подменили. Какими только слухами не объясняли это в столице. И кознями Фудзивара Тадамити, и происками Синдзэя, и рождением сына у Бифукумонъин, и многим другим. Сутоку не верил всем этим россказням, хотя они и были не такими уж беспочвенными, ибо знал наверняка, в чем тут дело. Тобу все больше тревожили слухи, что Сутоку не его родной сын. И это еще ничего, мало ли о чем болтают люди. Но совсем другое дело, если императором станет Сигэхито, вроде бы неродной внук императора-инока. В этом случае последний потеряет, по крайней мере, моральное право по отечески, по-родственному, так сказать, наставлять молодого императора, т.е. режим экс-императорского, вернее, монашеского правления Тобы окажется под угрозой. Он рисковал потерять власть, поскольку у нового императора имелся отец, родство которого, в отличие от деда, не ставилось под сомнение, а расставаться с властью Тоба не собирался.

Во-вторых, фаворит императора-инока Синдзэй, этот пройдоха, шел на все, лишь бы получить шанс усилить свое влияние при дворе. И он получил его. Да еще какой! Его жена была кормилицей принца крови Масахито, четвертого сына Тобы, младшего брата Сутоку. Кто только не критиковал принца за его беспутное поведение. Ко всему прочему у Тобы имелся сын от горячо любимой Бифукумонъин, да и у Сутоку подрастал наследник, поэтому перспективы оказаться на престоле у Масахито окутывал густой туман. Он даже подумывал стать монахом, однако Синдзэю удалось отговорить его от неразумного поступка без особого, правда, труда. Ему не нужен был Масахито с обритой головой. Синдзэй рассчитывал на совсем другую роль своего воспитанника.

Когда умер император Коноэ, Тоба оказался перед сложной дилеммой: кто должен занять освободившийся престол? Среди его приближенных единства в этом вопросе не наблюдалось. Кто-то предлагал принцессу Хатидзёин, дочь Бифукумонъин; для кого-то лучше всех был принц Морихито, внук Тобы; упоминался даже сын Сутоку – принц Сигэхито. В конце-концов все пошло к тому, что императором станет Морихито. И тут слово попросил Синдзэй: «Справедливо ли будет возводить на престол сына раньше отца? Не поставим ли мы принца Морихито в неловкое положение перед собственным родителем? Не дадим ли мы повод для необоснованных слухов, оскорбляющих потомство богини Аматэрасу? Принц Морихито без всякого сомнения достоин занять божественный трон. И он займет его совсем в недалеком будущем. Однако ничего страшного не произойдет, если наша несравненная государыня Бифукумонъин, да будет ее имя воспето потомством, еще немного поучит уму разуму малолетнего принца». Синдзэй замолк в некотором напряжении, словно опасаясь, что кандидатура такого шалопая, как Масахито, встретит категорическое неприятие придворных сановников и самого императора-инока. Блаженная улыбка Тобы говорила совсем о другом. Его полностью устраивало предложение Синдзэя: Масахито, конечно, не ребенок, но ведет себя по-ребячески и сделает все, лишь бы не перечить отцу. Так решился вопрос о взошествии на престо принца Масахито под именем Госиракава.