Александр Альшевский - На заре самурайской вольницы Страница 12

И, наконец, в третьих, Фудзивара Тадамити, способный на все в своем неуемном желании

вернуть главенство в северном доме Фудзивара. Он открыто обвинил младшего брата Ёринагу в попытке устранить с престола императора Коноэ. И об этом экс-император Сутоку знал наверняка. Догадывался он и о том, что путем смены императора Тадамити стремился потеснить Ёринагу и отобрать у него обширные земли дома Фудзивара. После рождения сыновей, Мотодзанэ и Мотофусы, Тадамити буквально осатанел в желании обеспечить им беззаботное и сытное будущее. Он так и крутился вокруг Бифукомонъин, пытаясь вовлечь ее в свои козни. Черня брата, Тадамити бросал тень и на Сутоку и на Сигэхито.

Воцарение Госиракавы лишало Сутоку всяких надежд сделать императором своего сына, а значит и на собственное экс-императорское правление. Император-инок во второй раз отвернулся от прямого наследника. «Это все она, Бифукумонъин», не успокаивался Сутоку. «Сначала пеклась о сыночке, а теперь души не чает в принце Морихито. Спит и видит, как он восходит на престол вместо Госиракавы. А я ей только мешаю. Наверняка, именно она сумела убедить Тобу послушаться совета Синдзэя и его дружков отодвинуть в сторону моего сына. Как несправедлив этот мир?!».

Сосуществование неавторитетного императора и экс-императора, сын которого имел все права на императорство, становилось опасным. Тем более появились люди, лишившиеся доминирующего положения после воцарения Госиракавы. К таковым в первую очередь относились Тададзанэ и Ёринага из дома регентов и канцлеров. Последние десять с лишним лет Сутоку жил в затворничестве. Окруженный немногочисленными приближенными он с завидным рвением предавался религиозным обрядам, чтению священных книг и стихам. Единственным человеком, которому Сутоку искренне доверял, являлся Ёринага. Министр всячески поддерживал дух экс-императора, хотя его собственное положение иначе как опалой и назвать было нельзя. Его лишили должности найрана и запретили появляться в покоях императорского дворца, поэтому для Ёринаги экс-император оставался последним козырем в игре, на кону которой стояла сама жизнь министра. Приближалось время решительных действий.

Ёринага неоднократно давал понять Сутоку, что справедливость в нынешних условиях можно восстановить только силой. Сутоку колебался. Раньше ему явно претила сама мысль о подобном развитии событий, но теперь где-то в укромном уголке души он уже допускал мысль о насилии.

– Послушай, Ёринага. Предположим, что ты оказался прав, и я силой оружия верну то, что принадлежит мне по праву наследования. А что дальше? Кто станет опорой моего экс-императорского правления? Далеко не все с радостью присягнут мне на верность. Найдутся и те, кто попытается пойти тем же путем, на который толкаешь меня ты.

– Государь, позвольте быть до конца откровенным. Исход битвы определяют сила и везение. Победителем может оказаться любой, кому улыбнется фортуна. А вот правителем суждено быть далеко не каждому. Чем правитель должен поддерживать свое правление? Хлыстом! Только тот, кто обладает достоинством и мужеством, только тот, у кого в руках окажется хлыст, только тот, кто сможет безжалостно пустить его в ход, только тот способен стать правителем. Хотим мы того или нет, но по воле провидения в нашем мире существуют и герои и ничтожества. Править предназначено героям, но правление – трудная миссия, выполнить которую поможет герою именно хлыст. Станьте таким героем, и страна пойдет за вами!

– Что ты подразумеваешь под словом хлыст, министр?

– Самураев! Только они смогут стать опорой вашего правления. У меня на примете есть не мало людей, готовых выполнить любой ваш приказ.

– Но такой же хлыст будет в руках наших врагов. И…и что станет со мной, окажись они сильнее?

– В отличие от меня, государь, вы ничем, собственно, не рискуете. Позволю вам напомнить о судьбе экс-императора Хэйдзэя, болезнь которого заставила его уступить престол младшему брату Саге. Поправившись, Хэйдзэй попытался вернуть по праву принадлежавшие ему регалии императорской власти, но потерпел неудачу. И что его ожидало? Его ожидало высочайшее прощение. Став монахом, остаток жизни Хэйдзэй провел в любимой Наре. И чем вы рискуете? Точно такая же судьба уготовлена и вам. Рискнув малым, вы можете приобрести несравненно больше. Неужели вас страшит такая перспектива?! Промонашествовать отведенные вам годы, сочиняя любимые вака в каком-нибудь тихом храме в окрестностях Киото. Совсем не плохо за попытку выполнить священный долг и вернуть трон старшей линии императорской семьи.

Услышанное пришлось по сердцу экс-императору. Но что-то его останавливало. Он колебался. Требовался толчок, который вынудит его натуру, воспитанную в атмосфере изнеженной и утонченной хэйанской культуры, решиться на варварский способ восстановления попранной справедливости. Понимая это, Ёринага как-бы невзначай советует экс-императору навестить больного отца…

Император-инок не отличался крепким здоровьем. Кстати, императоры и сановники в эпоху Хэйан здравствовали не очень долго. Бывали, разумеется, и исключения, но средняя продолжительность жизни женщин составляла 27 лет, а мужчин – 32 года. От туберкулеза легких умирало 54%, бери-бери – 20%, кожных заболеваний – 10% тогдашних аристократов. Распространению инфекционных заболеваний способствовало и то, что, как это ни странно, аристократы в отличие от простолюдинов ванну, в общем, не принимали. Даже императору ежевечерне готовилась лишь поясная ванна, а все тело и голову регулярно мыть было не принято. Поэтому широкое использование всевозможных благовоний носило не только и не столько эстетический, а практический характер: неприятный запах грязного тела для аристократа являлся недопустимым.

Когда Тобе перевалило за пятьдесят, он тяжело болел каждый год. 1 июня 1156 г. состояние императора-инока резко ухудшается, у него начинают опухать живот, руки и ноги…

К Приюту отшельника медленно подъехала скромно украшенная карета. Погонщик дернул вожжи, и вол послушно остановился прямо напротив главных ворот дворца. Плетеные шторки на окне скрывали озабоченное лицо экс-императора Сутоку, который приехал попрощаться с тяжело больным отцом. Хотя это был только предлог. На самом деле он хотел сделать последнюю попытку призвать императора-инока, хотя бы на смертном ложе, восстановить справедливость и подписать указ о взошествии на престол Сигэхито. Вряд ли император-инок захочет уносить с собой в потусторонний мир грех невыполненного обещания. Главное сейчас – попасть во внутренние покои. Сутоку прекрасно осознавал, что эта встреча крайне нежелательна для его противников, которые сделают все, чтобы она не состоялась. «Но кто осмелится воспротивиться прощанию в этом мире отца со старшим сыном?», успокаивал сам себя экс-император.

Он уже довольно долго сидел в карете, но ворота не открывались. Взаимные оскорбления и упреки, которыми осыпали друг друга слуги экс-императора и самураи охраны дворца, грозили перерости в нешуточную драку. «А если подпишет», ухмыльнулся словно в забытье Сутоку. «Ведь недаром же говорят, что приказ государя подобен поту – однажды пролившись, вспять не течет. Я и не позволю тогда этого». Тут доносившиеся от ворот дворца крики вернули экс-императора к реальности. «Как все это некстати», пробурчал он, вылез из кареты и направился к воротам. «Ты знаешь, кто перед тобой?», спросил он начальника охраны. «Да, государь», почтительно ответил тот, склонив голову. «Так почему же ты», тут Сутоку глубоко вздохнул, сдерживая распирающее его возмущение, «не открываешь ворота? Или тебе неведомо, что я могу въезжать в карете куда мне угодно?». «Все встречи с императором-иноком запрещены ввиду его крайне плохого самочувствия. Сейчас рядом с ним только монахи», не поднимая головы, пробормотал самурай. «Кто же, интересно, может запретить мне, экс-императору Сутоку, встретиться с умирающим отцом? Не ты ли, смерд?», воскликнул в гневе Сутоку. «Я лишь исполняю приказ императора Госиракавы!», с вызовом ответил самурай, и глаза его недобро заблестели. Сутоку не мог знать, что Тоба настрого приказал одному из приближенных, Фудзивара Корэкате, не допускать к нему экс-императора и тем более не показывать ему свое бездыханное тело.

Взбешенный Сутоку сделал шаг в сторону самурая, рассчитывая, что этот мужлан с востока не посмеет остановить самого экс-императора, однако тот не шевельнулся, показывая своим видом, что выполнит приказ без малейших колебаний. Гнев Сутоку сменился растерянностью: он просто не знал, что нужно делать в подобных случаях. А вот слуги его знали! Видя, что их господину на глазах у всех наносится оскорбление, они, долго не раздумывая, набросились на самураев охраны. Оружия у них не было, самураи же не решились обнажить мечи против экс-императора. В ход пошли палки и кулаки. Досталось всем, даже Сутоку. В карете, без шапки и в порванном носи, он разрыдался от бессилия.