Режин Дефорж - Авеню Анри-Мартен, 101 Страница 11

— Здравствуйте, мадемуазель. Вы кого-нибудь ищете?

— Да, месье Маля.

— Месье Мать еще не пришел, но его столик уже готов. Пройдемте со мной.

Она проводила Леа через зал и усадила за маленький, покрытый белой скатертью столик рядом с кухонной дверью. Подошла другая женщина, похожая на первую, и спросила с овернским акцентом, еще более выраженным, чем у сестры:

— Не хотите ли чего-нибудь выпить, пока будете ждать?

Видя нерешительность Леа, она с гордостью добавила:

— У нас есть почти все аперитивы.

— Тогда принесите мне порто.

— Вы правы, это превосходный напиток.

Леа огляделась.

Все столики были заняты. Посетители выглядели добродушно, разговаривали тихо, их жесты были плавными, а одежда скромной и добротной. Сестры Раймон обращались к ним с фамильярностью, свойственной гостеприимным хозяевам, разговаривающим со своими постоянными клиентами. Все это создавало спокойную, семейную атмосферу.

— Мадемуазель, вот порто.

— Спасибо.

Леа пила медленно, испытывая смутную тревогу и не решаясь спросить о причине опоздания Рафаэля.

Каждый раз, когда открывалась дверь кухни, оттуда слышались звуки вокализа.

— Это сын одной из хозяек. Он учится на оперного певца, — произнес внезапно возникший Маль. — Очаровательный мальчик.

— Почему вы опоздали? Но… вы ранены?

Действительно, на брови и в уголке рта Рафаэля виднелась кровь.

— Ничего страшного, небольшой диспут со шпаной, — ответил он, вытирая лицо окровавленным платком.

Это заметила одна из сестер:

— О! Месье Маль…

— Замолчите, умоляю вас! Вы привлекаете к нам внимание.

Несмотря на это, добрая женщина вскоре появилась вновь — с салфеткой и чашкой теплой воды.

— Не стоило беспокоиться…

Под настойчивым взглядом хозяйки он покорился и позволил обтереть себе лицо влажной салфеткой. Леа смотрела на него с явным раздражением.

Другая сестра, — если это не была та же самая, — подошла, чтобы принять у них заказ.

— Сегодня у нас овернское поте из капусты, сосиски, рагу из телятины под белым соусом и рагу из зайца.

— Что вы закажете, Леа?

— Поте.

— А вы, месье Маль?

— Тоже. У вас все еще есть бургундское?

— Конечно.

— Принесите бутылочку, холодного, из погреба.

— Я знаю, месье, я знаю вкусы всех моих клиентов. Для начала тарелочку колбасы. Подойдет?

— Прекрасно. А пока мы ждем, принесите, пожалуйста, бутылочку «Сюз».

Ожидая, пока принесут «Сюз», они не обменялись ни словом.

— Может быть, вы наконец скажете, зачем вызвали меня сюда?

Рафаэль молчал, медленно потягивая вино. Лицо его было бледным и осунувшимся. Он посмотрел на нее так, будто только сейчас обнаружил ее присутствие.

— Леа, я — гнусный негодяй.

— Я знаю.

— Нет, по-настоящему вы не знаете. Еще один «Сюз», — заказал он одной из сестер, проходившей мимо столика.

— Зачем вы хотели меня видеть?

— Гестапо охотится за Сарой Мюльштейн.

Сначала Леа не поняла; потом во рту у нее появился вкус горечи, а на лице медленно проступило выражение ужаса.

— Что вы сделали?.. Это не вы?.. Скажите, что это не вы!..

Рафаэль вертел в руках бокал. Он стал похож на ребенка, застигнутого врасплох и не знающего, как выпутаться.

— Я не виноват… Я не мог поступить иначе…

Мало-помалу ужас Леа сменялся отвращением.

— Вы «не могли поступить иначе»!.. Объяснитесь…

— Это долгая и сложная история. Короче говоря, гестапо арестовало меня за спекуляцию золотом. Они сказали, что все забудут, если я соглашусь сотрудничать с ними и предоставлять кое-какую информацию из издательских и журналистских кругов…

— А если нет?..

— Они передали бы меня французской полиции за мои грешки или же отправили бы к моим соплеменникам в концентрационный лагерь.

— Значит, вы предпочли отправить туда Сару?!

— Все было не совсем так. Вначале я рассказывал им обо всем, что говорили в кулуарах французских газет и кафе, посещаемых интеллигенцией. В свою очередь они закрывали глаза на мои дела. Знаете, сейчас можно заработать очень много денег, если ты достаточно проворен…

— …и к тому же негодяй.

— Не делайте поспешных выводов.

— И давно вы работаете на них?

— Немногим больше года… но не постоянно, раз от разу. После оккупации свободной зоны они стали более требовательными. Месяц назад они вызвали меня и сказали, что я должен найти тех, кто переправляет евреев в Испанию. «Для вас это должно быть просто, потому что вы — еврей и легко сможете проникнуть в их сеть. Найдите их, и мы забудем о вашем существовании». Так они сказали. Что мне было делать?

— Бежать.

— Бежать?.. Куда?.. Вы их не знаете, это безжалостная и удивительная раса, созданная для того, чтобы править миром, в то время как евреи, как говорит Моисей, это испорченный и лживый народ…

— …чему, увы, вы являетесь превосходным примером.

— И я по-своему горжусь этим. Немногие способны признаться в своем ничтожестве. Мы, евреи, не обладаем величием, в то время как оно свойственно немцам: оно сидит у них в крови, и они без всяких усилий получают власть. Это и делает их народом-героем. В иное время так было бы и во Франции…

— Меня не волнует, что немцы предрасположены к власти, для меня это просто враги, захватившие нашу страну, и я мечтаю о том времени, когда они будут изгнаны из Франции и отовсюду. В России дела у ваших друзей плохи. Вам стоило бы подумать о том, чтобы поменять хозяев.

— Говорите потише. Я мечтаю об этом. Но пока они — победители. Без них я оказался бы в тюрьме.

— Там вам и место. Вернемся к Саре. Что вы сделали? Я думала, что вы не знаете ее адреса.

— Это так. Но, предприняв небольшое расследование, я напал на след ее организации. Мне было нетрудно войти в контакт с ними. Я появлялся повсюду, говоря, что в ближайшее время мне необходимо покинуть Францию. Однажды, когда я ел скверно приготовленный ужин в еврейском ресторанчике Бельвиля, ко мне подошел мальчишка и сказал, что я должен отправиться в «Селект» на Елисейских полях и спросить Боби. Это имя что-то мне смутно напоминало. A-а, Боби был одним из официантов этого заведения. Я часто бывал в «Селекте», обычно по субботам, около семи вечера. Какой шум! Какая неразбериха! Какой крик! Там можно увидеть безумцев всех возрастов. Женщины, уверенные в том, что это и есть настоящее счастье, просиживают там задницы, жеманничая, безудержно флиртуя с маленькими альфонсами, обсуждая финансовые возможности своих любовников. Заведение пользуется настолько дурной репутацией, что немцы запретили своим офицерам появляться в нем. Так что «Селект» оказался идеальным местом для передачи посланий. Мальчишка дал мне пароль, что-то вроде: «Вот уже давно я ложусь спать рано утром», и я отправился в «Селект», где спросил Боби. Представьте себе это прелестное создание: пухленький, кругленький, с детским голосочком…

— Избавьте меня от этих подробностей.

— …свеженький, чудо! После того как я назвал ему пароль, он попросил меня следовать за ним. Мы спустились в подвал. Мне было немного не по себе. Он задал мне несколько вопросов, и, по-видимому, мои ответы его удовлетворили. Он сказал, что является всего лишь звеном в цепи и не знает остальных. Он приказал мне на следующий день, в полдень, явиться в бар «Фуке» с красной гвоздикой в петлице и картой Парижа в руке. Так я и сделал. Там ко мне подошел очень элегантный мужчина и, предложив выпить стаканчик, сказал, что нас ждет на ужин одна подруга. Мы взяли велотакси и приехали на улицу Де-ла-Тур, в великолепную квартиру… Сара была там. Мы бросились в объятия друг друга. Я был готов ко всему, но и подумать не мог, что встречу ее. Я знал, что ее разыскивает гестапо, поэтому и спросил у вас, не знаете ли вы, где она находится, чтобы предупредить…

— Теперь я ничего не понимаю…

— Да это совсем несложно. Я хотел рассказать немцам что-нибудь несущественное, что не повлекло бы за собой никаких последствий, но у меня не было намерения выдавать людей, по крайней мере, бесплатно.

— Это меня удивляет!.. Вы — подлец!

— Ну нет, не совсем так. Я все рассказал Саре и признался, почему оказался у нее. Она совершенно не удивилась, это действительно необычная женщина. И, тем не менее, я был поражен, когда, обняв меня, она сказала: «Рафаэльчик мой, ты никогда не изменишься». Мы договорились, что я подожду сорок восемь часов, прежде чем сообщить гестапо о своем открытии.

— Так вот как? Значит, у нее еще есть время, чтобы скрыться?!

— Да нет же! Вот тут-то и началось самое плохое. Немцы, не доверяя, установили за мной слежку. Они ждали меня на улице. Ах! Милая моя подружка, мне понадобилось все мое мужество, чтобы не пуститься наутек.

— Вы ничего не едите? — С укоризной во взгляде перед их столиком стояли все сестры Раймон.