Алексей Салмин - Буря на Волге Страница 11

Расщепина шла домой грозная и все думала: «Вот я ему, разгильдяю, задам... Рыбина-то на полтину тянет, а он ее оставил; так не наживешь копеечку...» Она еще не знала, что десятки стерлядей и покрупнее уходили мимо ее дома к Дуняхе... Одна старушка еще раньше докладывала, будто видела, как Яким со связкой стерлядей крался к Дуняхе. Но Расщепина этому слушку не верила. «Мало ли чего наплетут эти старухи с голоду, стараясь вывертеть кусок хлеба». Теперь же, когда она вернулась в свои просторные, пахнущие краской и свежей сосной покои, видит — мужа нет. «Куда это он запропастился? Разве до ветру вышел?»

— Петрович! А, Петрович! — крикнула она, выйдя на крыльцо.

Но в ответ промычала только Пеструшка да свинья захрюкала.

— Где же он, в самом деле? — всполошилась хозяйка, и вот тут-то вспомнились ей слова келейницы: «Ты все-таки, матушка, пригляди за ним, бают, к этой кудрявой ходит...»

Супружеские чувства в ней заговорили. Подоткнув повыше сарафан, чтоб ногам было свободнее, она пожаловала с заднего крыльца к Дуняхе.

Что произошло там, в домике у вдовы — никто не знает, но Расщепин приехал чернее тучи и к Кислову рассказывать о своих похождениях не пошел, а, кряхтя и вздыхал, улегся в шалаше.

Утром, когда вернулись рабочие с тони, они заметили что-то неладное с хозяином.

— Ты зачем это, Васька, хозяину бороду обрезал? - шутил Долбачев.

- Когда? — удивился Чилим. — Я не резал. Он вчера в горы ездил...

- Значит, накрыла, - улыбаясь, сказал Трофим.

Глава восьмая

На корме парохода купца Тырышкина ехал теньковский мужичок Дмитрий Илларионович Пронин. На нем был самотканый кафтан, изрядно поношенный. Из смушковой шапки торчала клочьями вата.

- Э, святая душа, - обратился к Пронину высокий, давно небритый человек в лоцманском кителе, приняв Пронина за богомольца, - нет ли ножичка?

— Для хорошего человека почему же нет.

Пронин пошарил за пазухой и подал ему нож из обломка старой косы.

Отрезав несколько ломтей от каравая, человек достал из мешка сухую воблу, отмягчил ее несколькими ударами о кормовой кнехт и принялся неторопливо жевать, крепко стискивая челюсти.

— Может, голодный? — спросил он, отрезав еще ломоть и возвращая нож.

Пронин смиренно улыбнулся, брезгливо покосился на черствый, необычайно черный хлеб и, перекрестившись сказал:

— Благодарствую. Слава богу, сыты.

Пароход дрожал, машина стучала, охая, из тонкой длинной трубы валил густой черный дым, обволакивая копотью пассажиров.

Пронин был молчалив и на вид казался угрюмым. Но в душе он смеялся над окружающими его людьми. Правда, он пока ничем не отличался от пассажиров, которым суждено ездить на грязной палубе кормы, разве только тем, что пещер свой — сумку — берег пуще других...

— Ты вот, батенька, едешь. Так?

— Еду, — согласился человек в кителе.

— А куда и зачем? Разве здесь работы нет? 

— Вот то-то, что нет.

- Руки приложить — найдешь.

- Сам-то что же не прикладываешь?

— Наше дело служба божья, мы по его закону живем.

- А у нас, дядя, свои законы... Вот у Галанова работал на его «Находке» лоцманом, все ему делал по совести, а день пришел — вытряхнул.

- За дело, стало быть?

- За какое там дело! Нашел дешевого - вот и выгнал. А я даром свой труд не продам, потому что Волгу знаю, как свои пять пальцев.

- А ты не туда едешь. Вернись к Пронину. Знаешь такого? Митрием звать.

- Это плотогон, что ли? слыхал.

- Был плотогоном, а теперь - пароходчик, добрейшей души человек. Он очень просил присылать всех, знающих дело. Только сейчас он в Нижний уехал - пароход заказывать. платить хорошо обещался.

- Знаем мы их, они все обещаются. - Лоцман лег на палубу, подложив руки под голову, и уставился глазами и голубое безоблачное небо.

В Нижний Новгород Пронин приехал рано утрам. Долго он плутал по незнакомому городу, сжимая под мышкой свой пещер, спрашивал горожан, где находится судостроительная контора.

На пороге конторы встретила его сторожиха. Она трясла веником и ворчала:

— Куда, нечистый дух, прешься? Ослеп, что ли, в контору лезешь. Здесь не подают.

— Ах, батюшки! Тебя-то я забыл спросить. Уж больно ты востра, — визгливо произнес он, кривя топкие губы и тряся жиденькой бородкой. — Твое дело пол подметать да навоз убирать, а нос совать в чужое дело не приставлена.

- Я те вот приставлю! — замахиваясь веником, кричала сторожиха.

Пронин сунул руку в карман, звонко встряхнул медяками.

— На вот, да захлопни скворешник, — сунул сторожихе пятак.

— Извини, батюшка, я глупая баба, ей-богу перепутала. Проходи, голубчик, проходи... Спасибо, дай бог здоровья. Знамо, как не перепутать, нищей братии развелось, что собак голодных, если не подашь, так норовят чего-нибудь стянуть.

— А все от лени, — сказал Пронин, поглаживая бородку.

И сняв шапку, он вошел в приемную. Там, перекрестившись на макет двухтрубного парохода, торопливо стал ходить от стены к стене, где стояли на узеньких столиках макеты буксирных и пассажирских одноэтажных и двухэтажных пароходов.

— Чего,отец, так пристально разглядываешь? Не пароход ли хочешь заказать? — шутя спросил вышедший из кабинета управляющий, попыхивая синим дымком сигары.

— Была такая думка. Да не знай, ценой сойдемся ли.

— Больно великий облюбовал. Многовато, пожалуй, кусочков придется продать.

Управляющий, видимо, принял накануне выгодный заказ, поэтому был навеселе, даже с нищим пошутить приятно была ему в это на редкость теплое солнечное утро.

— Как-нибудь без кусков обойдемся, — смиренно поклонился Пронин. — Ближе к делу, голубчик, и тебя не обижу...

— Да мне хоть сам черт в лаптях, только денежки плати — сделаем, — сказал управляющий, выпячивая большой живот и потирая пухлые руки.

— Так сколько же за такую посудину? — подступил Пронин.

— Сто двадцать, — сказал управляющий, недоверчиво глядя на Пронина.

— Чего это? Небось, тысяч?

— Так точно. Савину такой же строили, удачный получился.

— Ну, а как он, по-вашему, крепкий? — Спросил Пронин, присматриваясь к макету.

— Насчет крепости не сомневайтесь, на ваш век хватит.

— Видите ли, я человек в этом деле новый, разрешите на вас положиться. Право, в долгу не останусь. А деньги, чай, не все сразу?

- Извольте внести задаточек — процентов сорок.

- Расписку, поди, какую дадите?

- Как же обязательно все будет по закону договор напишем, неустойку тоже укажем.

«Впервые такой экземпляр вижу...» — думал управляющий, глядя на множество заплат пронинского кафтана.

— Михайло Семеныч! — крикнул он, открыв дверь соседней с кабинетом комнаты. — Составьте-ка договор с этим господином!

— Садитесь, господин, — указав на стул, пригласил его главный инженер, — разрешите узнать вашу фамилию?

- Пронин, Митрий Ларионыч, — сказал господин, приглаживая пальцами спутанные волосы на голове.

- Слыхал, - улыбнулся Баринов. — Пароходик изволите заказывать?

— Давно собирался, да все недостатки были,— вздохнул Пронин.

— Мне помнится, вы раньше лесом торговали?

— Бросил.

— Отчего ж изменили своему прежнему долгу? — учтиво спросил главный инженер, заполняя бланк до-говора.

— Все участки строительного леса крупные торговцы расхватали, а с дровяным возиться нет выгоды.

— Так, — сказал Баринов. — Сколько намерены платить?

— Он сказал сорок, - Пронин показал головой на дверь.

— Чего сорок?

— Процентов.

— Хорошо... Приятно иметь свой пароходик, но могут встретиться и неприятности.

— Ничего, я привык.

— Распишитесь, вот здесь... И еще вот здесь, — показав пальцем на бумаге, подал ручку Баринов.

Пронин старательно вывел кривобокие знаки своей фамилии.

— Вот и все. Деньги сдадите в кассу, не забудьте взять квитанцию и копию договора.

— А поглядеть можно, как делают?

— Отчего ж, пожалуйста. Я вас провожу, идите сперва сдавайте деньги!

«Погляжу, где стряпают такие махины», — думал Пронин, вытаскивая трясущимися руками толстые пачки кредиток.

— Виноват-с. Здесь только сорок девять тысяч пятьсот, а в договоре указано пятьдесят, — проворно пересчитывая деньги, сказал кассир.

— Прости, вот еще одна в пещере завалилась.

— Получите! — кассир, выбросив квитанцию и копию договора, захлопнул оконце.

— Идем, господин Пронин! — позвал его из коридора Баринов, направляясь к двери.

— Сию минуточку, — на ходу завязывая пещер, спешил Пронин.

- Этот с вами? — спросил сторож у заводских ворот.

— Да, пропустите.

— Михайло Семеныч! Постой-ка, — крикнул Пронин задевая лаптями за обрезки котельного железа на заводском дворе. — Это кому же такой мастерят.