Александр Бабчинецкий - Иван III. Новгородское противление. Роман Страница 11

– Надлежит тебе, моему слуге, отправиться на Казань командовать «судовой ратью».

Великий князь снова замолк, но теперь уже в ожидании обязательного ответа от своего подданного. И он последовал незамедлительно:

– Приказание будет исполнено, государь, – склонил голову Константин Александрович, искоса глянув на Ивана.

Беззубцев вышел из горницы, слышались его решительные и твёрдые шаги.

«Этот действительно выполнит».

Государь решил оставить неизменными прошлогодние намётки казанской войны.

Как и было задумано, удар по Казани должен был наноситься с двух сторон. Иван

Васильевич призвал к походу не только свой «двор» и отряды удельных князей, но также и городское ополчение. Многие города в числе Москвы кроме тверичей и новгородцев обязались выставить своих ратников. Главное войско шло с запада, вниз по Волге. Часть служилых людей наступала с севера, с задней стороны, менее ожидаемой противником. В его состав входили жители Вологды и Устюга, а также часть великокняжеского двора. Это войско государь по совету видного боярства решил поручить одному из многочисленных представителей ярославских князей – Даниилу Васильевичу. Основу «северного» войска составляли устюжане, более других пострадавшие от татарских набегов. Великий князь попросил помощи у вятчан, однако те ответили отказом:

– У нас в действии прошлогодний договор с Казанью.

Возражать на это Иван уже не мог. По его указанию в Нижнем Новгороде в конечном итоге собралось огромное войско. Беззубцев, ещё пребывая в столице, получил строгий наказ: не предпринимать никаких шагов без надлежащих указаний оставшегося в Москве великого князя, который не торопился что-либо приказывать.

Возможно, Иван Васильевич боялся отпустить все войска на Казань, оставив Москву и другие русские земли без надёжного прикрытия. Он медлил. И делал это потому, что знал о силе Казани. По этому поводу вспомнилась недавняя беседа с ещё тогда живым архимандритом Питиримом.

Как обычно, святитель со сдержанной радостью встретил своего бывшего питомца и крестника. Последний ответил на приветствие священника лёгким кивком и коленопреклонённо прикоснулся губами к руке владыки. Другой ладонью Питирим притронулся к венценосному челу.

– Что-то гнетёт тебя, сын мой.

– Да, святый. Заботит меня грядущая война с «немытыми».

– Наше дело – говорить правителям истину. Что я прежде поведал тебе, славнейшему из владык земных, о том и ныне скажу. Когда ты выехал во Владимир из Москвы с намерением ударить на врага христианского, тогда мы, яко усердные богомольцы, денно и нощно припадали к алтарям Всевышнего, да увенчает тебя Господь победой. Отложи страх: Господь мертвит и живит. Поревнуй предкам своим: они хранили Русскую землю и покоряли многие страны. Лучше солгать и спасти государство, нежели истинствовать и погубить его.

– Всё это – заведомо известная истина, однако силы у нас с «погаными» разные, – сокрушённо качнул головой Иван. – Требуется нечто предпринять, чтобы либо уравнять наши возможности, либо оттянуть срок открытых столкновений.

– Самым разумным в нашем положении будет заключение достойного мира с ханом Ибрагимом, а тем временем следует заниматься укреплением государства, – снова заговорил Питирим – Лишь объединением всех ратных и прочих сил Тверской,

Псковской, Вятской и Новгородской земель Москва сможет добиться безусловного перевеса в борьбе не токмо с Казанью, но и с другими внешними врагами.

Великий князь незамедлительно вернулся в свои покои, предварительно приказав не допускать к нему никого, даже родную мать. Хотелось в тиши одиночества обмозговать весьма ценное предложение архимандрита, естественно, обдуманное самой жизненной необходимостью, ибо исключительно она способна на осторожные шаги и даже безрассудные поступки.

Сидя в молчаливом помещении, снова представил себе все возможности, которыми располагал для государственных раздумий. А оные требовали досконального проникновения в тему.

Несомненно, что переговоры с Ибрагимом могли пройти более успешно в условиях присутствия огромного войска в Нижнем Новгороде, вблизи самой границы с Казанью, в то время как отряды «охотников» как бы сами по себе, без дозволения великого князя, грабили северные и западные окраины ханских владений. К переговорам Иван надумал привлечь неизвестную по имени красавицу, татарскую «царицу» – жену состоявшего на московской службе хана Касима и мать сидевшего в Казани хана Ибрагима16.

Шестая глава

Пребывание Аврамьева в Муроме затянулось до глубокой осени. Она пришла с сильными ветрами и промозглой погодой. Лишь иногда пасмурное небо прояснялось, освобождая постепенно холодеющее солнце, но только лишь для того, чтобы приближающаяся зима по утрам показывала свою усиливающуюся власть на замёрших лужах и повсеместно белом налёте инея. Вся природа уже готовилась к длительному отдыху в долгой зимней спячке. Но с приходом весенних солнечных дней должна была возобновить свою плодотворную деятельность.

Ранним ноябрьским утром, когда солнце оторвалось от дальней лесной кромки, Андрей уже стоял на широком воеводском дворе рядом со своим «татарином», как он назвал обретённого коня. Князь Холмский лично провожал своего спасителя вместе со слугами и прочими людьми. Данила Дмитриевич с заботливой ласковостью продолжал разглядывать открытое лицо Андрея. Что-то готово было сорваться с языка хозяина подворья, но пока не созрело.

Вот уже закончена закладка и привязка провианта в перемётные сумы. Молодой жеребец в нетерпении прядал ушами и перебирал ногами. Застоялся он в тёплом стойле с полными яслями сладкого овса да ароматного сена. И теперь косил глазом на спокойного седока, который явно не спешил вставлять в надёжные стремена свои ступни, обутые в новые добротные сапоги.

– Удачной тебе дороги, новгородец, – промолвил Холмский. – Может, провожатого тебе хоть на время…

– Не стоит, княже, – почти с нежностью прервал Андрей последнее старание Данилы Дмитриевича. – Местность та мне давно знакомая. Так что, думается, недельки через две окажусь в Новегороде. Спасибо за лечение да выхаживание. Теперь со свежими силами мне все пути нипочём.

С этими словами бывший ушкуйник как бы незаметно для других и ради самоуспокоения поправил на поясе кинжал дамасской стали и лёгкую татарскую саблю. Внезапно подошедший Холмский привлёк Аврамьева к себе, приблизивши уста к его уху.

– В чёрной суме сыщется тебе холщёвый кошель с серебром, а в кожаном есть и золото, но то уже на крайний случай, особо из него не расплачивайся, а то не устережёшь.

– Ещё раз благодарю тебя, княже, за хлебосольство твоё доброе и излечение скорое. А за сим не обессудь за что и прощевай.

Андрей вскочил в седло своего «татарина» и быстро начал удаляться от ворот города. Он знал, что ему предстоит весьма долгий путь навстречу зиме и холодам, поэтому с доброй ухмылкой посматривал на лежавшее позади него тёплое платье, полушубок на овечьем меху, также и весьма удобный для головы ордынский малахай.

Путник не старался подстёгивать своего коня. Тот словно сам шёл нужной рысью, ибо иного старания от животного и не требовалось. Каждодневное преодоление восьмидесяти вёрст при нормальной тихой погоде приближало новгородца к необходимой цели. В перерывах между движением он останавливался на постоялых дворах, где его «татарин» за весьма умеренную плату получал добрую меру овса и отдых в тёплом стойле. А сам всадник в придорожной харчевне пользовался услугами её хозяина. Так продолжалось довольно долгое время. И везде виделось почти одно и то же. Разнообразие в этом внесли подмосковные постоялые дворы, вернее, находившиеся при них питейные заведения.

Довелось Андрею заехать в одно подобное. Немедленно подскочивший слуга участливо осведомился о желании посетителя, а затем, получив необходимый заказ, быстро удалился исполнять оный. Новгородец проводил его привычным ожидающим взглядом, а сам принялся за традиционное рассматривание местной публики. Она пестрела своим разнообразием. И кого тут только не было: всякого рода проезжие, среди которых в основном богатеи средней руки, то есть купчишки, также различный служилый люд, а именно: подъячие и их помощники, стрельцы и прочие государевы исправники. От них поначалу пестрело в глазах, затем все они слились в некую серую массу.

Ждать не пришлось слишком долго; хозяин кружала17 слишком дорожил своими посетителями, поэтому не оставлял их без вниманья на длительное время. Андрей получил заказанную уху с курицей на шафране с огурцами и лапшой. А потом на столе появились оладьи с сыром и на яйцах, также небольшая мера красного вина. Аврамьев решил не захмелеть, а просто согреться. Он сразу расплатился с целовальником18 за всё купленное. И не торопясь подкреплялся едой, продолжая наблюдать за видимым. К столу новгородца, спотыкаясь и пошатываясь, подошёл мужичонка в залатанной сермяге19, а поверх неё – обрывки овчины шерстью наружу.