Жан Эшноз - Молнии Страница 13

Пресса расписала эту аварию в самых черных красках, Колорадо-Спрингс опять невзлюбил изобретателя, ему теперь реже кланяются на улицах, количество ежедневных полотенец в отеле сильно сократилось, а их чистота уже не очень соответствует его требованиям. Не в силах помочь этой беде, Грегор продолжает свои изыскания, но теперь часто спит прямо в лаборатории, да и то лишь несколько часов, а в остальное время работает без устали до тех пор, пока не доводит наконец до ума свою систему беспроводного телеграфа, на который тут же запрашивает патент, хотя и на сей раз делает все слишком торопливо и, конечно, чересчур небрежно.

В одну из ночей, когда Грегор корпит над созданием мощного радиоприемника, ему чудится, будто он различает странные шумы, долетающие до него из каких-то невообразимых далей, мелодичные и ритмически четкие. Тридцать лет спустя выяснится, что в действительности это были гравитационные волны, излучаемые далекими звездами, однако Грегор, как всегда, готовый верить в любые чудеса, без колебаний приписывает загадочные звуки мыслящим существам, обитающим где-то в космосе, возможно, на планетах солнечной системы — на Марсе или Венере; и, конечно, эти существа, наделенные сверхразумом и научными знаниями, превосходящими наши, пытаются таким образом войти в контакт с ним, Грегором. Только этого ему и не хватало!

Ему по-прежнему нравится быть кумиром публики и изображать перед ней мага и волшебника, владеющего тайнами мироздания; вот почему он тотчас во всеуслышание объявляет, что общается с марсианами, именно так, и не иначе! Это заявление с восторгом подхватывают и по всей стране тиражируют газеты, которые обожают такие фокусы, давно считают Грегора курицей, несущей золотые яйца, и ни за какие блага не упустили бы случая выставить его на посмешище, тогда как представители научных кругов, люди серьезные и чопорные, к этим номерам относятся весьма прохладно. Грегор крайне рад новой волне своей славы, к тому же ему надоело жить в деревне, где его популярность падает с каждым днем, и он решает вернуться в Нью-Йорк. Торопливо складывая чемоданы, он попутно размышляет над вопросом, не дающим ему покоя: что ответить марсианам, а главное, как?

18

Ну, в общем, хватит о Колорадо. Чистый воздух, конечно, вещь приятная, но хорошего понемножку, пора и назад. Тем более что денежки поистрачены, и теперь надо раздобыть где-то новые средства, чтобы продвигать свежие изобретения.

Грегор стремится в большой город отнюдь не потому, что его тяготит уединение в сельской глуши. Он совершенно не нуждается в обществе мужчин, он хочет одного — остаться наедине со своими приборами. Не нуждается он также и в обществе женщин, он и тут хочет одного — остаться наедине со своей постелью, правда, всего на несколько часов в сутки. Единственное, в чем он нуждается, так это в обществе богачей. А богачи, обладатели солидных капиталов, как правило, собираются на ужинах в «Плейерс-клаб», «Дельмонико» и других подобных заведениях. Из этих-то полезных толстосумов Грегор, с помощью своего блистательного, волшебного дара убеждения, всегда и старался выбить, нередко вполне успешно, необходимое финансирование для продолжения исследований. Значит, если приходится возвращаться в Нью-Йорк, он должен снова зажить прежней комфортной жизнью в «Уолдорф-Астории», где ему по-прежнему предоставляют неограниченный кредит и где он с радостью отдохнет от восьмимесячного прозябания в «Альта-Висте».

Итак, в течение того неполного года, что Грегор провел в горах, — кстати, это последний год XIX века! — ему удалось всласть наиграться молниями, открыть так называемые стоячие волны, использовать земной шар в качестве лабораторного прибора и получить сигналы от инопланетян. Недурные результаты, но и бог с ними, скажем о другом. О строительстве гигантской башни, которая на сей раз должна послужить универсальной информационной станцией: «Уж эта штука, — говорит себе Грегор, — должна всем прийтись по вкусу». А главное, именно она привлечет необходимые капиталы.

Между тем в Нью-Йорке его уже готовятся встретить в штыки. В научных кругах Грегору так и не простили историю с марсианами, он полностью дискредитировал себя в глазах ученых мужей, которые при одном звуке его имени закатывают эти самые глаза к небу и брезгливо поджимают губы. Что касается прессы, то газеты опять с упоением эксплуатируют карикатурный образ типичного городского сумасшедшего, осыпают Грегора насмешками и создают ему такую скандальную репутацию, что пешеходы, завидев его, ухмыляются, лифтеры «Уолдорфа» прыскают в ладошку, когда он садится в лифт, а детишки этих журналистов, этих ученых, этих пешеходов и этих лифтеров гоняются за ним по улицам, крича вслед разные гадости. Но Грегору на них плевать, его занимают сейчас только две проблемы: первая — строительство новой башни, вторая — где найти для этого деньги. Уж он-то знает, что финансисты, к которым он намерен обратиться, принимают его всерьез, несмотря ни на что.

Ибо они прекрасно помнят, что Грегор, невзирая на свой нынешний скверный имидж и усилия собратьев по науке дискредитировать его, подарил миру переменный ток, обеспечив тем самым Вестингаузу монополию на электричество по всей Америке, а такое предприятие — настоящее золотое дно, иначе не скажешь. И потому нетрудно предположить, что любая другая идея подобного масштаба, исходящая от того же изобретателя, вполне способна помочь им всем сколотить такое же кругленькое состояние. Конечно, этот тип известен своими выкрутасами, и его то и дело заносит, но все-таки игра стоит свеч, нужно просто быть начеку, следить за ним построже, держать в рамках, а там пусть себе сидит и изобретает. В общем, сомнительное реноме Грегора волнует их куда меньше, чем перспектива возможной наживы, и они все до одного внимательно слушают его, когда он представляет им очередной проект, разумеется, в самом выгодном свете, чтобы вызывать неподдельный интерес.

Итак, нынче речь идет о единой информационной системе, состоящей из многочисленных каналов на радиоволнах разной длины: для передачи радиопрограмм, персональной связи, информации о биржевых котировках, создания многоканальных телефонных соединений и многого другого. На первый взгляд эта идея монополии на беспроводную связь обещает высокую рентабельность — конечно, при условии, что она будет привязана к конкретной области применения, — и сразу приходится по вкусу рядовым банкирам. Им не терпится узнать об этой идее подробнее, и Грегора приглашают на ужин, где знакомят с еще более важными лицами. Убедившись в том, что он вызывает интерес у денежных тузов, Грегор решает на этом не останавливаться; теперь он метит выше — хочет попробовать завязать контакт с самым влиятельным из них, Джоном Пирпонтом Морганом.

К Джону Пирпонту Моргану подобраться нелегко, могущество этого магната позволяет ему не только отгораживаться от всего остального мира, но и делать это открыто, заявляя о своей неприязни к окружающей действительности. Однако пути господни неисповедимы: один из тех редких счастливцев, который общается с Джоном Пирпонтом Морганом вне банковской сферы, это одновременно и один из редких счастливцев, связанных дружбой с Грегором, и зовут его Норман Аксельрод. Грегор возобновляет знакомство с Норманом сразу по возвращении в Нью-Йорк, однако предпочитает видеться с ним либо с глазу на глаз, либо в обществе, но только не в домашней обстановке, так как побаивается встреч с Этель, к которой питает чувство, тревожащее его, тем более что оно взаимно.

Но вот наступает день, когда ему поневоле приходится идти к ним на ужин. Обе стороны ведут себя с благородной сдержанностью, хоть и нарушаемой время от времени нечаянными взглядами. Застольная беседа течет вяло; наконец подают кофе, а затем Норман встает, ссылаясь на то, что идет в гостиную за своими сигарами. После его ухода воцаряется долгое молчание. «Вы, — произносит, наконец, Этель, — очень долго пробыли в Колорадо». — «Ну да, — отвечает Грегор, — год. Почти год». — «И ни разу мне не написали», — роняет она с легким упреком. — «Извините… я был так занят, — бормочет Грегор, даже не пытаясь скрыть раздражения. — Я в общем-то никому не писал. И потом, — восклицает он, расхрабрившись, — вы же знаете, какой я негодяй!» — «А уж какая я негодница», — отвечает Этель с улыбкой.

Эти слова звучат настолько многозначительно, что Грегор только молча таращится на нее. В 1900 году женщины так не выражались. А вот Этель взяла и выразилась. Снова воцарилась тишина. Грегор, бросивший слишком долгий взгляд на Этель, теперь с пристальным интересом разглядывает кофейную гущу на дне своей чашки. Этель все еще улыбается, как вдруг в столовую входит Норман с коробкой сигар в одной руке и рекомендательным письмом для Джона Пирпонта Моргана в другой.