Мария Корелли - Варавва. Повесть времен Христа Страница 14

Но тут толпа снова зашевелилась, стремясь поближе протиснуться к тому месту, где шли приготовления к казни Назорея; и пока охрана наводила порядок, несколько богато одетых людей подошли к Юдифи. Среди них был и Каиафа. Его длинное лицо еще больше вытянулось, когда он увидел Варавву.

— Что ты тут делаешь, убийца? — прошипел он яростно. — Разве я не предупреждал тебя?! Пошел прочь! Дарованная тебе свобода не очистила тебя от преступления, ты не смеешь подходить к людям именитым и праведным! Убирайся, не то я прокляну тебя, как прокаженного!

Варавва встретил угрозы спокойно.

— Почему только лицемерам дано блаженствовать в обществе Юдифи Искариот? Кажется, я начинаю понимать, кем я обманут! Я читаю твои мысли, кровожадный Каиафа! Ты, а не Иуда — виновник казни Назарянина. А значит, месть ждет тебя…

Он говорил, весь дрожа, почти не сознавая смысла сказанного.

— Он тоже сделался пророком! — насмешливо сказала Юдифь. — Распни и его.

Толпа опять рванулась, чтобы продвинуться вперед хотя бы на шаг, и снова была остановлена солдатами. Варавве пришлось отстаивать свое право на место, которое он занимал на земле в этот момент. Неожиданно пред ним предстал Мельхиор.

— Бедный, безрассудный грешник! — сказал он ласково. — Вот первый удар твоему доверчивому сердцу! Первое разочарование! Но забудь про свою боль. Пусть мир и его пути не тревожат тебя. Если твоя душа жаждет любви, пойдем — ты увидишь ее распятой со всей своей славой, чтобы удовлетворить ненависть, пожирающую человечество!

Голос Мельхиора задрожал. Варавва, потрясенный своими личными обидами, покорился. Он только поднял на своего друга глаза, полные тоски.

— Скажи, если знаешь, — сказал он хрипло, — она мне изменила? Нет! Лучше молчи. Я хочу умереть, не потеряв веру в нее.

Но Мельхиор не отвечал, он был занят тем, что тащил Варавву сквозь толпу как раз к тому месту, где уже хрипели распятые на своих крестах оба разбойника, а солдаты, окружив высокую фигуру На зоре я, срывали с Него одежды.

— Пилат сошел с ума, — сказал один из воинов другому, раскручивая пергаментный свиток. — Смотри, какую он сделал надпись для креста Галилейского Пророка.

И, развернув пергамент, он стал читать слова, написанные на латыни, на греческом и на арамейском: «Иисус Назорей — Царь Иудейский».

— Надпись как надпись, — равнодушно ответил солдат.

— Да нет же, говорю тебе! — настаивал другой. — Каиафа сказал Пилату: "Не пиши: «Царь Иудейский», но пиши: «Он говорил: Я — Царь Иудейский». Но Пилат, верно не оправившийся от внезапного утреннего недуга, резко ответил первосвященнику: «Что я написал, то написал!»

— Это не наше дело! — сказал ничего не понявший в этих тонкостях солдат и, взяв лист, стал приколачивать его к изголовью креста.

Сделав несколько ловких ударов, он, любуясь своей работой, отошел на несколько шагов.

— Надпись как надпись, — повторил он и снова прочел таинственные слова, которые станут известны всему миру:

— "Иисус Назорей — Царь Иудейский"…

Глава XIII

Безуспешные попытки прорвать линию римской охраны сделали толпу еще сплоченнее и монолитнее; стоя плечом к плечу, люди издали напряженно следили за последними приготовлениями к казни Назорея.

Но для некоторых были сделаны исключения — им разрешили подойти ближе остальных к месту казни. В их числе Варавва видел несколько бедно одетых женщин, встреченных им на склоне, среди которых выделялась своей красотой Магдалина. Чуть в стороне стояла другая группа, украшением которой был большой маковый цветок — Юдифь Искариот, вокруг которой вились сановитые шмели Иерусалима во главе с Каиафой. Сердце Вараввы сжалось. Разочарование и ревность угнетали его.

Вдруг земля колыхнулась, как морская волна. Варавва пошатнулся и упал бы, не поддержи его Мельхиор.

— Что это? — как всегда, Варавва за разъяснениями обратился к своему спутнику.

Тот смотрел на воинов, которые тоже почувствовали колебания почвы, но, приученные к дисциплине, только вопросительно переглянулись и сохраняли невозмутимый вид. Землетрясение больше не повторялось, а народ ничего на заметил, захваченный предстоящим зрелищем.

Палачи уже сняли с Осужденного Его ризы и, прельстившись, стали бросать жребий, кому они достанутся.

Пока солдаты спорили и кричали, Назарянин стоял почти обнаженный. Тело Его в лучах солнца белело мрамором, голубые жилы просвечивали сквозь кожу.

Развязка приближалась. Воины уже поделили одежды, и главный палач подошел к Назорею. Смиренно опустился Властитель вселенной к орудию пытки. С величественной готовностью и непобедимым терпением Творец веков лег на деревянные бревна. Он мог бы сказать в эту минуту: «Дети Моего Отца, принимайте, как Я, мирскую пытку. Если вы хотите обладать Божественной силой, то ложитесь на крест, чтобы и враги, и друзья могли бы вонзить в ваше тело острые гвозди. Носите терновый венец, пока ваше лицо не будет обагрено кровью. Сбросьте одежды свои под насмешливым взором чувственности и греха. Пусть враги думают, что они вас измучили, убили и похоронили, стерев с лица земли. Тогда воскресайте, дети Моего Отца, воскресайте, исполненные силой — живой, вечной, непобедимой! Весь мир будет у ваших ног, и отверзнутся небеса. Вся вселенная будет повторять ваши имена и историю вашей верности. Сонмы ангелов возрадуются вашей славе. Ибо с этого дня на веки вечные Я и те, которых Я называю Моими, превратят земную смерть в жизнь вечную!»

Но эти слова не были произнесены. Божественные уста молчали. По толпе пронесся невольный шепот удивления и восхищения спокойным мужеством, с которым молодой Пророк покорялся судьбе.

Воины с молотками подошли к Нему боязливо и нерешительно.

— Он словно сотворен из мрамора, — заметил один.

— Из мрамора кровь не течет, — сказал его напарник грубо.

Остальные молчали.

Избранное общество пребывало в нетерпении. Юдифь Искариот, блистательная, как всегда, ждала казни с выражением лица довольного ребенка, которому обещано веселое зрелище.

Черные глаза равнодушно и холодно смотрели на Лежащего на кресте. Расшитый драгоценными камнями алый плащ равномерно поднимался и опускался на высокой груди. Казалось, она уже наслаждалась теми муками, которые еще предстояли Приговоренному.

В другой группе людей, бедно одетых, вдруг привлекла к себе внимание женщина, красивая и молодая, как Юдифь, но изнемогшая от слез, с бледным растерянным лицом. Высоко поднимая руки, она упала на колени. Раздался тихий, дрожащий стон.

Никто не подошел, чтобы утешить или помочь. Кто-то смотрел с любопытством, большинство — насмешливо и презрительно. Но из той же группы легкой царственной походкой к ней придвинулась женщина, закутанная в покрывало, и, опустившись на колени, обняла ее.

Юдифь Искариот с презрением глянула на них.

— Следовало бы прогнать камнями грешниц, с которыми общался этот сумасшедший Пророк! — сказала она Каиафе.

— Да, дурное общество должно быть отстранено от того места, где проходишь ты, прелестная Юдифь, — сказал Каиафа, но тень насмешки промелькнула на его тонких, бледных губах. — Потому-то я и прогнал Варавву. Но что касается распутной Магдалины — пока ничего нельзя сделать: женщина, которая ее обнимает — мать Назарянина. Если бы мы лишили ее права оплакивать своего сына с женщинами, с которыми она пришла сюда, то народ возмутился бы против нас. Закон всегда должен идти рука об руку с милосердием. Потерпи, прелестная Юдифь. Ты должна была предвидеть, что в такой толпе нельзя быть одним праведникам! — добавил он с иронией.

Гневный румянец покрыл щеки Юдифь, глаза зловеще засверкали.

— Я пришла сюда, чтобы увидеть смерть Назарянина, — сказала она резко. — Только я буду смотреть на Его мучения не со слезами, Его агония будет моей радостью. Ведь я Его ненавижу! Он внес раздор в нашу семью. Он сделал брата фанатом Своего учения. Был ли человек счастливее Иуды?! Отец его любил, мне он был дороже всего на свете. И вдруг слухи о силе этого тщеславного Пророка выманили его из дома. К чему новая религия тем, кто поклоняется Богу Авраама, Исаака и Иакова и кто с колыбели свято исполняет закон! Иуда Искариот, благородного происхождения, единственный сын и наследник моего отца, странствовал по всей стране с сыном плотника, жил с простыми рыбаками, посещал бедных и прокаженных, когда мог жить в довольстве… Он покинул дом, действовал наперекор воле отца — и все ради самозванца, которого наконец-то уличили в богохульстве и приговорили к давно заслуженной смерти! Моя ненависть к Нему огромна! Я встала сегодня как никогда рано, чтобы присутствовать в суде. Когда народ склонялся к милосердию, я говорила слова, разжигающие гнев, я первая кричала: «Распни Его!»