Станислав Сенькин - Крест и меч Страница 14

Русудан пристально посмотрела на рахдонита:

— Я не вполне понимаю тебя, купец.

— Дело в том, что украшения эти были великой цены, а продавались по бросовой. Принадлежали же они раньше одной из жен халифа, которая была обворована несколько лет назад в Багдаде. И купцы боялись, что если они купят украшения, их обвинят в нечистых делах. Но если они их не купят, то они попадут в руки тех, кто не знает их истинной цены.

— То есть?

— То есть, красавица из красавиц, мудрая Русудан, если бы я отказался от предложения бега, то им заинтересовался бы кто-нибудь другой, менее деликатный и не знающий истинной цены того, что похищает. — Менагем слегка улыбнулся и исподлобья посмотрел на Русудан, прищурив левый глаз.

Твердо отвечала царевна:

— Что тебе до этого, купец? Проходил ты мимо — и прошел бы. Какова твоя корысть?

— Корысть моя в моем сердце, — Менагем приложил правую ладонь к груди. — Я прекрасно понимаю, какое сокровище везу в этой скромной повозке, счастливой от того, что может на короткое время принять вас. И понимаю всю ответственность и опасность этого. Но я понимаю также, какую награду я смогу получить.

— Что же это за награда?

Менагем поклонился:

— Наивысшая моя награда — это то, что если вы сейчас находитесь в моих руках, значит, вы в безопасности, а кто-то другой мог бы причинить вам вред. Есть и другое: жизнь, как вода, переменчива и текуча. Вчерашние друзья сегодня становятся врагами, а враги друзьями. Все течет, сказал один мудрец, и все изменяется. Знайте же, что во всем Хазарском каганате у вас не найдется более преданного раба, чем я.

Изумленно подняла брови царевна:

— Как же ты предлагаешь мне свою службу, если уже находишься на службе у моего заклятого врага?! Ты и вправду безумец!

Рахдонит продолжал стоять в поклоне.

— Служить телом можно и князю тьмы Самаэлю, но сердцем пребывать со Всевышним. Я исполню то, что обещал великому бегу Аарону — довезу вас в целости и сохранности в Итиль. Уверен, что обращаться с вами будут подобающим образом. В Хазарии вы будете в большей безопасности, чем в Алании. Не просто так промысел Всевышнего свел нас вместе. Чувствует мое сердце: придет время, когда вам потребуется моя помощь. Прошу вас, не отвергайте поспешно мою службу, даже если сейчас и думаете, что я враг. Иной раз кажется, что события несут нам вред, и только потом мы понимаем, какое это было для нас благо.

Русудан улыбнулась:

— Странный ты человек. Либо по-дьявольски нагл, либо хитер, как старый лис. Ты похитил меня из замка, везешь во вражеские земли и при этом предлагаешь мне дружбу, зная, что не на кого мне будет опереться в Хазарии. Но пусть будет по-твоему, может быть, и сгодишься ты мне. Но если ты еще раз обманешь меня, рахдонит, не сносить тебе головы!

Менагем улыбнулся в ответ и снова поклонился:

— Не обману, царевна. Всевышний свидетель моим словам.

Махнула рукой луноликая Русудан, показывая, что разговор закончен. Тот жестом приказал степнякам выйти из повозки, чтобы царевна могла вкусить пищу в одиночестве, и осторожным движением разрезал путы на руках прекрасной царевны. Некуда было бежать Русудан — луна освещала незнакомые земли и черные скалы. Где-то неподалеку выли волки. «Как же хитер этот купец, — подумала она, — не похож он на простого ловкача. Видимо, есть у него какая-то своя корысть, о которой пока рано говорить…».

Менагем тоже удивлялся уму и храбрости Русудан, просчитывая свою «шахматную партию». Права была царевна — была у него своя тайная корысть. Не просто так он согласился на почти самоубийственное предложение хазарского бега.

Война и убывающая луна

К тому времени, как похищенную царевну Русудан благополучно доставили в И тиль, из Магаса к хазарским степям под предводительством нового аланского царя выдвинулись аланские войска — около сорока тысяч конников. К ним присоединились несколько степных племен. Это было мощное войско, которому было под силу покорить всю ближайшую степь.

Двинулась рать к Итилю, хотел мужественный Ос нанести удар по самому сердцу Хазарского каганата, а затем осадить и крепость Семендер — ключ к дербентскому проходу. Выполнимая это была задача, только от ее решения не зависел окончательный исход войны. Если аланы завоюют Дербент, это будет означать, что двое кавказских врат, через которые текли многочисленные караваны Великого шелкового пути, окажутся в их руках. Но не потерпят этого мусульмане. Знал Ос, что не удержать Алании эти кавказские ворота, только поздно было отступать. Хазары сами почти не воевали, но благодаря своим богатствам держали постоянную армию хорезмских наемников-мусульман возле Семендера.

Ос Багатар понимал, что будущее сражение будет кровопролитным и исход его в руках Господних. Но для алан недостаточно было победить в схватке с мусульманами — хазары подчинятся, только если в войну, как и обещали, вступят ромеи. Император Роман планировал высадиться в Херсонесе и нанести по основным хазарским войскам на Черноморском побережье решающий удар.

Но Роман, ободряя союзника в письмах, на деле не предпринимал никаких решительных военных действий против хазар. Он был скован вероломным наступлением болгар, которые, подстрекаемые хазарской дипломатией, решились направить свои войска к Константинополю. Болгары грозились истребить греков и овладеть империей, тем более, что в Каппадокии началось крупное восстание черни, возникшее, казалось, без каких-либо значимых причин. Невидимый враг дергал за нити, и никто, даже самый мудрый, не мог сказать, что принесет следующий день. Смутно было во вселенной!

Молодой царь хмурился и, обуреваемый тяжелыми думами, сидел на своем белом коне. Плохо было у него на душе.

Когда поход только начинался, к войску с гор спустился гонец с двумя дурными вестями. Узнал Ос Багатар, что его непутевый брат коварный Саурмаг с помощью нескольких алан-единомышленников, принявших иудейскую веру, бежал из крепости Луны. Затем подговорил он диких и воинственных горцев напасть на аланские поселения на равнине и на Дарьаланский замок. Быстро билось его сердце, предвкушая радости, что дает власть; верил неверный сын, что скоро станет он аланским царем.

Но не только это омрачало сердце Багатара. Произошло самое страшное: гонец доложил, что незнакомые купцы, по всей видимости, хазары за несколько дней до этих событий вероломно похитили из Дарьяльского замка его милую сестру — прекрасную Русудан. Начальник личной охраны царевны Бадрадз с небольшим отрядом бросился в погоню и бесследно сгинул в Закавказье. Беда шла за бедою! Сердце царя было переполнено скорбью, и не было никого, кто мог бы его утешить.

Сослан, узнав о похищении, хотел с присущей ему горячностью попросить у царя небольшой отряд, чтобы силой или хитростью вызволить свою голубку из плена. Но не согласился на это царь. А начальник тайной службы Давид, который не меньше братьев переживал похищение, сказал влюбленному ахсартагату:

— Мужайся, Сослан. Верю я, что вернешь ты в Аланию прекрасную царевну. А пока предстоит нам страшное сражение…

Молодой Ос Багатар понимал, что положение тяжелое и молился Господу Богу, как когда-то византийский император Ираклий, скорбевший, что персы похитили Животворящее Древо Господне:

— Господи, Иисусе Христе, спаси и защити богоспасаемую Аланию от нечестивых хазар! Тяжкие дни наступили, и смутилось сердце мое. Не за себя боюсь я, но за страну, в которой Ты меня помазал царем, и за царевну, сестру мою, прекрасную Русудан. Помоги нам, Боже, и помилуй нас.

Когда в аланской ставке выслушали гонца, пришлось молодому Осу Багатару разделить свое войско и поставить Иуане во главе полков, что будут защищать равнинную Аланию от нападения диких горцев, в то время как основные силы ударят по хазарам. Начальник тайной службы, преданный Давид, остался в Магасе, чтобы предупредить назревающую смуту. Лето уже клонилось к своему закату. В степи начинали дуть сильные ветры и лить проливные дожди. Промокшие всадники за несколько дней достигли предгорий и увидели поодаль войско наемных мусульман. Это был один из центральных отрядов хазар, мощный, значимый, но не единственный. Затрубили мусульмане в свои горны, увидев приближающегося врага. Неохотно, но смело дал молодой царь Ос приказ к наступлению.

Сошлись рати на равнине возле Итиля. Войско тюрков-наемников незначительно превосходило войско алан и было не менее сильным, чем аланское. Наемники были мужественными воинами, их кормили только оружие и щит. Ни чем иным не хвалились эти воины, только количеством убитых врагов. Они любили украшать своих лошадей попоной из человеческих скальпов. Суровы и храбры были эти воины — не в пример неорганизованным кочевникам Анвара и Сарата.

Описывать эту битву можно было бы долго. Рубились между собой аланы и тюрки, словно боролись, раздирая друг друга острыми когтями, медведь и тигр, равные по силе. И шла эта битва полдня. Погибло с той и с другой стороны половина воинов. Много крови было пролито в сражении. Затем заключили перемирие аланы и тюрки, чтобы подобрать раненых и привести в порядок свои силы.