Трейси Шевалье - Последний побег Страница 15

Они вернулись домой, и Хонор принялась помогать Абигейл по хозяйству: вымыла посуду, отскребла кастрюли и сковородки, вытрясла овальные тряпичные коврики, разбросанные по всему дому, принесла дров про запас, вычистила из печки золу и высыпала ее в отхожую яму — в уборной, располагавшейся во дворе. Перед тем как браться за очередную работу, Хонор справлялась у Абигейл, что и как нужно делать, чтобы не обидеть хозяйку дома. Если сделать что-то по-своему, Абигейл решит, будто ей указывают на то, что она никудышная хозяйка.

Хонор совершила ошибку, подметая кухню и кладовую.

— А разве у вас нет кошки? — спросила она, сметая в кучку мышиные катышки. Она надеялась, что ее мягкое предложение будет встречено благосклонно, и это решит проблему с мышами.

Абигейл швырнула на стол нож, которым чистила картошку.

— Нет у нас кошки! Я от них чихаю.

Она сходила в кладовку и принесла банку с каким-то красным порошком, пересыпала его в непонятную штуку, похожую на маленькие кузнечные мехи, и принялась распылять по углам, сопровождая свои раздраженные, резкие движения тяжелыми вздохами. Хонор пыталась не смотреть на банку, оставшуюся на столе, но любопытство все-таки победило.

— Что это? — спросила она, взяв банку в руки.

— Красный перец. Отпугивает грызунов. Вы в Англии им не пользуетесь?

— Нет. У нас кошка.

Хонор не стала добавлять, что их кошечка Лиззи — замечательный мышелов. Когда Хонор садилась шить, Лиззи пристраивалась рядом и тихонько урчала. Вспомнив о кошке, она почувствовала, как у нее защипало глаза, и вновь принялась подметать, чтобы Абигейл не заметила ее слез.

Вечером, когда Адам вернулся домой, Хонор услышала, как Абигейл что-то шепчет ему на крыльце. Хонор старалась не прислушиваться, но все было понятно по тону Абигейл. Та говорила:

— Она не сможет остаться. Но куда ей идти?

На следующий день, когда Абигейл решила, что на сегодня с домашней работой можно закончить, она уселась в кресле-качалке на переднем крыльце, взяв с собой недошитое лоскутное одеяло и миску с вишней, которую собрала с дерева за домом, пока ее не склевали сойки. Хонор тоже взяла свою швейную шкатулку и присоединилась к ней. В последний раз она шила лоскутное одеяло на борту «Искателя приключений» — потом ей было не до того, а у Белл она занималась капорами.

Хонор выбросила в океан шестиугольные лоскуты, которые для нее вырезала мама, но у нее еще оставались привезенные из дома кусочки ткани, несколько уже сметанных заготовок и фигур, вырезанных по шаблонам. У большинства рукодельниц, шьющих лоскутные одеяла, всегда есть недоделанные работы, ожидающие подходящего момента, когда их закончат. Хонор перебрала готовые розетки и звезды и стала размышлять, к чему их приспособить. Цвета и фигуры — коричневые с зеленым розетки, сделанные из старых платьев Хонор и Грейс, и только начатая «Вифлеемская звезда» в разных оттенках желтого — напомнили ей о Дорсете. Под ярким солнцем Америки они казались совсем чужими. Хонор решила, что у нее не получится сделать из них нечто такое, что подходило бы к жизни в Огайо. Однако она была не готова придумывать новый узор: время не пришло. Для этой работы нужно вдохновение и ясная голова.

Хонор взглянула на одеяло Абигейл. Будь это мама, Грейс или Бидди, Хонор предложила бы помощь, раз уж у нее нет настроения трудиться над собственным одеялом. Но предлагать помощь Абигейл она не решилась — та наверняка воспримет это неправильно. Тем более что Абигейл шила свое одеяло в технике, которую Хонор не признавала: аппликация из красных цветов и зеленых листьев на белом фоне. Хонор всегда предпочитала лоскутное шитье аппликации, чувствуя, что в этом есть что-то нечестное и лукавое, когда ты просто берешь кусочки ткани и пришиваешь их на другую ткань. Простой и «ленивый» способ по сравнению с кропотливой работой с отдельными лоскутками, когда сшиваешь друг с другом сотни кусочков, подбирая цвета, чтобы из них получился единый и цельный узор. Строгое геометрическое построение и предельная аккуратность, необходимая для лоскутного шитья, приводили в отчаяние рукодельниц, но для Хонор подобная работа всегда была в радость. Ей нравилось пробовать свои силы и оттачивать мастерство. В Америке одеяла с аппликациями — обычно в красно-белых тонах, иногда с добавлением зеленого — были повсюду. Яркие, радостные и безыскусные. Некоторые из них были очень красивыми. Особенно узоры из перьев или виноградных лоз, иногда даже с подстежкой, так что узор получался объемным. Красивые — да, но все равно не во вкусе Хонор.

Американское лоскутное шитье было опрятнее. Одеяла, выполненные в таком стиле, состояли из нескольких больших квадратов, сшитых из мелких квадратиков и треугольников, собранных в узоры с названиями вроде «Медвежья лапа», «Гаечный ключ», «Летящие гуси» или «Кыш, муха». Это была более сложная техника по сравнению с аппликациями, но для Хонор все равно слишком простая. Она предпочитала свои шаблоны.

Однако она не привыкла сидеть без дела и, чтобы хоть чем-то заняться, решила собрать из кусочков фигуры, которые можно использовать позже — когда в голове прояснится и когда у нее появится больше времени. Хонор принялась вдевать нитки в иголки. Воткнула в подушечку пятую иголку с ниткой и вдруг почувствовала на себе пристальный взгляд Абигейл.

— Что ты делаешь? — спросила та. — Зачем так много иголок?

— Я готовлюсь заранее, чтобы потом не отвлекаться, когда закончится нитка, — объяснила она. Белл Миллз не удивилась, увидев, что Хонор готовит сразу несколько иголок. Но Белл и сама являлась искусной швеей.

— Да, это удобно, — произнесла Абигейл таким тоном, словно удобство в работе было вовсе не тем, к чему стоит стремиться.

Хонор скрепила булавками два шестиугольника, уже приметанных к шаблонам — зеленый и коричневый, — и принялась пришивать их друг к другу «потайным» швом. Она всегда шила белыми нитками, независимо от цвета ткани. Дойдя до конца одной стороны, приложила к готовой фигуре еще один шестиугольник.

Абигейл снова уставилась на нее:

— Как у тебя получается шить так быстро?

— Я шью короткими нитками.

Хонор заметила, что Абигейл отмерила нитку длиной с ее руку.

Абигейл взяла одну из готовых розеток, сшитых Хонор.

— Какие стежки! — воскликнула она, растянув розетку в руках. — Ровные и аккуратные. Такого я не видела давно. С тех пор, как была совсем маленькой, в Пенсильвании. У нас соседка была — настоящая мастерица. — Она смяла один лепесток. — Что там, бумага?

— Да. А разве вы не пользуетесь бумажными шаблонами?

— Нет.

— Мы в Англии шьем фигуры по бумажным шаблонам. Получается аккуратнее, и фигуры точно подходят друг к другу, когда собираешь их в одеяло. — И Хонор протянула Абигейл несколько бумажных шестиугольников.

— Но ведь одеяло будет шелестеть!

— Мы потом вынимаем бумагу, когда сшито все полотно. — Хонор всегда нравилось вынимать бумажные шаблоны. Нравилось, как жесткий узор, укрепленный бумагой, становится мягким и уютным.

Абигейл вертела в руках бумажные шаблоны.

— Десять фунтов муки, — прочитала она вслух. — Одна голова сыру. Я не хотел… далеко от Дорчес… скоро вернусь…

Хонор застыла. Это было письмо от Сэмюэла — коротенькая записка, в которой он сообщал ей, что поехал навестить родственников в Эксетере и вернется через неделю. Тогда это письмо не казалось важным, и Хонор пустила его на шаблоны. Но теперь оно преисполнилось нового значения. В Эксетере Сэмюэл встретил женщину, на которой женился.

Хонор приподняла свою швейную шкатулку, чтобы Абигейл положила шаблоны на место. Но та продолжала рассматривать исписанные листы бумаги, пока Хонор молча ждала. Наконец Абигейл убрала шаблоны в шкатулку.

— Я все-таки предпочитаю аппликации, — произнесла она, разгладив у себя на коленях квадрат из белой, красной и зеленой ткани. — Шить несложно, а получается красиво.

Хонор видела, что стежки у Абигейл грубые, неаккуратные, разной длины.

Неудивительно. Чтобы шов получался ровным, швея должна быть внимательной и настроенной на работу. Также ей следует позаботиться о том, чтобы работать было удобно. Абигейл же сидела, сгорбившись над шитьем — пальцы напряжены, нитка постоянно путается. Сделав два-три стежка, Абигейл отвлекалась, бросала иголку, смотрела на улицу, а то и вовсе вставала и шла пить воду. Хонор знала беспокойных, вертлявых работниц — такие встречались даже среди квакеров, и некоторых она сама учила шить. Она всегда думала, что ее собственное умение делать ровные стежки происходит от долгих периодов молчания на собраниях. Когда в твоих мыслях царит покой, то и рука твердая. А чем тверже рука, тем аккуратнее шитье. Хотя, похоже, молчание действует так далеко не на всех, кто берется шить.