Мария Корелли - Варавва. Повесть времен Христа Страница 16

Люди повеселели, ободрились, а Каиафа торжественно подошел к кресту смиренного Страдальца и крикнул:

— Разрушающий храм и в три дня Созидающий, спаси Себя Самого — сойди с креста.

Толпа одобрительно засмеялась. Даже угрюмые римляне ухмыльнулись: если Он действительно Чудотворец, пусть покажет Свою силу!

Каиафа довольно улыбнулся — ему удалось снова заинтересовать толпу зрелищем казни. Все еще стоя перед крестом, он хладнокровно смотрел, как капля за каплей сочилась кровь Пророка.

Хитрый Анна, напустив на себя лицемерную жалость, тоже подошел поближе и, мягко потирая руки, тихо, но внятно сказал:

— Других спасал, а Себя не может спасти! Сойди с креста, и мы уверуем в Тебя!

Агонизирующий Ганан услыхал эти слова и из последних сил присоединил к ним свои проклятия.

— Богохульник, — хрипел он, бешеными глазами глядя на Светлую Голову в терновом венце, склонявшуюся все ниже и ниже. — Хорошо, что Ты умираешь, хотя я с наслаждением увидел бы на Твоем месте Варавву. Бели Ты не лживый Пророк, а Христос, спаси Себя и нас!

Другой разбойник, тяжело и редко вздыхая, с трудом поднял голову.

— Ганан, побойся Бога! Мы осуждены справедливо… А Он ничего плохого не сделал…

Собрав оставшиеся силы, он повернулся в сторону распятого Христа. Удивление, восхищение и надежда озарили лицо страдальца, потухающие глаза его засияли.

— Помяни меня, Господи, — сказал он тихо, — когда придешь в Царство Свое.

Медленно, с нежной кротостью Христос поднял голову, и лучезарные глаза с выражением вечной любви посмотрели на просящего. Тихий, бесконечно грустный голос произнес:

— Истинно говорю тебе, ныне же ты будешь со Мною в раю.

При этом обещании раскаявшийся грешник улыбнулся. Гримаса боли сошла с его лица, голова опустилась на грудь, мышцы перестали дрожать. Он успокоился.

А муки Ганана еще не кончились. Он продолжал борьбу со смертью, и все отвернулись от этого страшного зрелища.

Опять раздался сильный удар грома. Земля в ответ качнулась, и новый страх овладел толпой.

Каиафа не отошел от Невинно Осужденного Праведника, а, показывая на крест, громко закричал:

— Ты уповал на Бога! Пусть Он избавит Тебя, если Ты угоден Ему, Ты ведь говорил: «Я Божий Сын».

Но никто уже не смеялся. Встревоженные глаза людей устремились к солнцу, которое стало совсем неузнаваемым, густо-багровым. Их внимание также занимала маленькая коричневая птичка, сидевшая на перекладине креста и тоненьким клювом дергавшая колючий венец на окровавленной голове «Царя». Стражник бросил в нее камень. Раненая, она вспорхнула, но опять вернулась и возобновила свой труд. Ее опять спугнули, но она настойчиво возвращалась и теребила терновую корону, словно пытаясь сорвать ее. Маленькое крылатое существо улетело насовсем лишь тогда, когда Страдалец взглядом поблагодарил птичку с окровавленной грудкой за ее усердную работу и приказал оставить напрасный труд.

Молния снова осветила небеса и землю, возобновились удары грома. Толпа беспокойно оглядывалась на Иерусалим, желая поскорей возвратиться туда. Но вдруг внимание людей привлекла Юдифь Искариот. Зловещая улыбка приклеилась к ее губам, лицо поразительной, но холодной красоты было приподнято кверху, а драгоценные камни на ее груди переливались всеми оттенками змеиной кожи. Подняв точеную белую руку с многочисленными украшениями, она презрительно указала на Христа и рассмеялась:

— Если Ты — Сын Божий, сойди с креста!

Серебристый голос был неповторим, и Варавва узнал его. Он стремительно направился к его обладательнице, чтобы любой ценой прекратить издевательство над Смиренным Страдальцем. Склоненный Лик вознесенного на крест Богочеловека был омрачен тенью упрека.

Юдифь не унималась. Еще более звучным голосом она закричала:

— Слышишь меня, богохульник? Если Ты — Сын Бога, сойди с креста!

Как только злая насмешка слетела с ее губ, ослепительно сверкнула молния, ярко осветив крест Божественного Мученика.

Оглушительно ударил гром — казалось, тысячи миров столкнулись в небесах! Земля вздыбилась, как гребень морской волны, и медленно опустилась. Густая тьма объяла землю. Непроницаемая, черная ночь в одно мгновение изменила ландшафт, превратив его в беспорядочный, мрачный хаос.

Глава XVI

Визг и стоны, просьбы о помощи, испуганные крики множества людей, кидающихся то в одну, то в другую сторону, ничего не видящих перед собой…

— Света! Боже, дай нам света!

На тысячи ладов повторялась эта мольба несчастных, отчаявшихся мужчин и женщин, натыкающихся друг на друга в страшной темноте и давке.

Но ответа на их вопли не было. Царил глубокий мрак. Даже молния не сверкала больше, хотя раскатистый гром то раздавался совсем рядом над головами, то гремел вдали.

Одному солдату удалось высечь огонь и зажечь крохотную щепочку, и сразу сотни рук потянулись к нему. Стали жечь все, что могло гореть и давать свет. Появилась какая-то надежда… Но вдруг новый ужас сковал толпу.

— Мертвецы! — кричали со всех сторон. — Они поднялись из могил! Они среди нас!

Слышались рыдания и истерический смех. Многие кинулись на землю в припадке неодолимого страха. Затепленные слабенькие огоньки погасли, и снова неестественная, непроглядная ночь укрыла землю.

В этом мраке метались заблудшие овцы дома Израилева, безрассудно просящие дать им света, когда Свет мира совершал переход из жизни в смерть и вся природа была обязана идти за Ним.

Птицы перестали петь, деревья прекратили свой таинственный шелест, журчащие ручейки притаились, солнце спрятало свое пылающее лицо, стихли ветры, и только человек своими трусливыми стонами и жалобами нарушал траурную торжественность величайшего момента. Но силы небесные были глухи к людской мольбе.

Планета, потрясенная ужасом и страхом, вместе со Спасителем почувствовала муки полного разрушения и позволила смерти заключить себя в страшные объятия, которые должны были скоро разжаться, побежденные торжеством вечной, бесконечной жизни!

Минуты тянулись как часы, и ни лучика света не проникало во мрак, укутавший Голгофу.

Многие люди продолжали лежать в пыли и всхлипывали, как наказанные дети, другие просто молчали, третьи изрыгали вопли и проклятия. Все вместе это напоминало ад, наполненный мучившимися грешниками.

— Люди Иерусалима, — раздался в темноте хриплый, но сильный голос Каиафы, — преклоните колена и молитесь. Просите Бога Авраама, Исаака и Иакова, чтобы это бедствие прекратилось. Иегова никогда не оставлял Своих детей, и теперь Он не покинет нас, хотя и гневается. Не бойся, избранный народ Господний, но взывай к Нему сердцем и голосом, чтобы Он нас избавил от этого мрака! Мы вызвали Его негодование тем, что терпели в нашей среде этого Лжепророка и богохульника. И хотя окружающая нас темнота полна бесами, пришедшими за душой хвастливого Назарянина, склоните головы, сыновья и дочери Иерусалима, — и молитесь Богу ваших отцов, чтобы Он избавил вас от опасности!

Воззвание достигло цели. Все бросились на колени и стали молиться — кто громко, кто вполголоса. Взывали по-гречески, по-арамейски, на латыни. Молитвенный напев иудеев смешивался с обращениями язычников к своим богам.

— О Бог наш, Бог наших отцов! Услышь нашу молитву! Не отвернись от нас! Мы согрешили, мы не следовали Твоим предписаниям и за это наказаны. Вспомни нас, Боже, и помилуй! Не уничтожь нас Своим гневом! Будь милосерд и пошли нам Свое благословение! Верни нам жизнь! Вспомни Свой обет спасения и прощения! Спасите нас, Зевс, Аполлон, Гермес!

Пока они бормотали так, полу боясь, полу надеясь, гром в небесах вновь грянул с таким неистовством, так оглушительно, что паника снова овладела толпой, голоса иудеев и иноземцев слились в непрерывный беспомощный вопль.

В этой страшной, преждевременной ночи Варавва пытался отыскать Юдифь. Вытянув руки вперед, как слепец, он шел в направлении, которое казалось ему правильным и должно привести к любимой. Вдруг он споткнулся — путь ему преградило чье-то тело. Варавва нагнулся, руки его коснулись дорогого тончайшего виссона.

— Юдифь?! — прошептал он с замирающим сердцем.

Ответа не было, и Варавва стал ощупывать съежившуюся комочком фигуру — он искал миниатюрное оружие у пояса той, которую любил. Он не ошибся — кинжальчик был на месте. Это — Юдифь. Она, наверное, потеряла сознание.

Варавва тер ее руки и старался взглядом пронзить тьму, желая убедиться в том, что находится достаточно далеко от креста с распятым таинственным Человеком из Назарета. Нечаянно коснуться Его окровавленных ног, услышать Его последний вздох — это было сверх сил грешника, который должен был умереть вместо этого Святого.

Подняв Юдифь на руки, он осторожно, шаг за шагом, относил ее подальше от места, внушавшего ему такой ужас.