Маргарет Джордж - Тайна Марии Стюарт Страница 17

Мария усердно трудилась над латинскими текстами, запоминала французские стихи и изучала историю. Она приставала к своему лорду-хранителю Джону Эрскину, который остался с ней во Франции, с просьбами рассказать ей обо всем, что происходит в Шотландии. Он пытался объяснить текущие проблемы в отношениях с англичанами, но Мария большей частью ничего не понимала. Она понимала лишь одно: что скоро встретится с матерью.

Мария де Гиз высадилась во Франции летом 1550 года и привезла с собой нескольких шотландских лордов. Король Генрих II и королева Екатерина подготовили торжественный прием в Руане, а наставник Марии заставил ее выучить длинное официальное приветствие для ее матери. Но когда Мария, дрожа от волнения, вошла в зал, где ждала ее мать, она забыла свою речь и бросилась к ней в объятия.

Мария обняла ее так крепко, что жесткие нижние юбки королевы-матери угрожающе захрустели. Лишь тогда она поняла, что никого не обнимала от всей души с тех пор, как приехала во Францию.

– О, maman! – воскликнула она и к своему замешательству почувствовала, как ее глаза наполняются слезами. Мать гладила ее голову, прижимая ее к себе. Мария уже выросла ей до плеча, и ее слезы намочили корсаж, инкрустированный драгоценными камнями.

– Моя дорогая, любимая дочь. – Мария де Гиз взяла лицо дочери в ладони и приподняла ее подбородок. – Только посмотри, как ты выросла! Скоро мы уже не сможем называть тебя petite Reinette. – Она посмотрела на собравшихся придворных и добавила: – Скоро она будет достаточно взрослая, чтобы иметь свой королевский двор и назначать собственных чиновников.

Мария не могла понять, почему ее мать сказала это. Она была недостаточно взрослой даже для того, чтобы настоять на праве Франциска взять с собой ручного медведя при переезде в новый замок. Но она сжала руку матери и с обожанием посмотрела на нее. Даже слышать этот полузабытый голос казалось блаженством.

Мария де Гиз радостно встретила своих братьев. Потом они втроем пригласили маленькую королеву и стали обсуждать ее планы на будущее. Ее обучение под руководством кардинала продвигалось очень хорошо, и мать осталась довольна.

– Надеюсь, в следующем году вы начнете изучать греческий язык, – сказал кардинал. – Ваша латынь выглядит уже вполне прилично. Ты так не думаешь? – обратился он к сестре.

– Моя латынь недостаточно хороша, чтобы судить об этом, – возразила она. – Но, разумеется, нужно добавить древнегреческий, если ты считаешь, что она готова к этому. А ты, мой дорогой le Balafre, что ты думаешь о нашем положении?

Мускулистый герцог беспокойно ерзал на стуле; он явно не любил долго сидеть на одном месте.

– Думаю, мы должны выступить с предложением устроить для нее отдельный двор, как только это будет возможно. Но предупреждаю: король и королева предпочитают держать ее при себе.

– Я не хочу иметь отдельный двор, – внезапно вмешалась Мария. – Лучше я буду жить с королевскими детьми, особенно вместе с Франциском.

Ее мать удивленно распахнула глаза.

– О, так тебе нравится Франциск?

– Да. – Почему все задают ей этот вопрос?

– Это хорошо, очень хорошо, – сказал герцог. – Но помните: вам придется провести с ним остаток жизни. Когда вы станете немного старше, для вас будет лучше иметь собственную свиту и отдельное жилье.

– Но почему? И для кого это будет лучше?

– Для вас, дитя мое, – произнес кардинал. – Если Франциск видит вас каждый день, как будто вы приходитесь ему сестрой, то он может начать думать о вас как о сестре, а не как о будущей супруге.

– Но я буду скучать по нему! – Мария определенно не хотела иметь отдельный двор, где будет слишком много взрослых людей.

– Хорошо, мы посмотрим, – примирительно сказала ее мать. – Может быть, этого и не понадобится.

Когда они остались наедине, Мария де Гиз с удовольствием осмотрела жилье дочери. Она попросила Марию показать ей свой богатый гардероб, полки и сундуки с игрушками, миниатюрную резную мебель. Наконец она опустилась на один из детских стульев, нависая над ним, взяла Марию за руку и глубоко заглянула в глаза дочери.

– Теперь пора поговорить о действительно важных вещах, – посерьезнела она. Девочке оставалось лишь гадать, что мать имеет в виду.

– Да, maman?

– Нам нужно поговорить о твоей вере. Ты так же прилежна в ней, как и в твоих уроках? Вера имеет гораздо более важное значение.

– Да, maman. У нас есть священник, очень добрый и ученый человек…

– Тебе пора иметь личного исповедника. Я найду подходящего человека и прикреплю его к тебе… только к тебе. Ты понимаешь?

Мария начала было отвечать, когда заметила, какой усталой выглядит ее мать. У ее глаз собрались мелкие морщины, а улыбка больше не казалась легкой и непринужденной.

– Тебе тяжело, – наконец сказала она вместо ответа. – Что тебя так беспокоит?

– Жестокость этого мира, – ответила королева-мать после недолгого молчания. Она подумала о неблагодарности в награду за ее труды по освобождению шотландских пленников от каторжных работ на французских галерах. Как только Нокс и его приспешники оказались на свободе, они начали поливать ее грязью, устраивать нападки на ее религию и правительство.

– Однако я все равно говорю тебе и хочу, чтобы ты всегда помнила об этом, что доброта и сострадание являются главными добродетелями независимо от того, что происходит в мире.

– Я постараюсь быть доброй и хорошей, maman, – пообещала Мария. – Я запомню твои слова.

Мария одновременно радовалась и печалилась. Она радовалась потому, что предстоял большой праздник, целых три дня с турниром лучников, игрой в теннис, танцами и охотой. А печалилась потому, что праздник устраивали в честь отъезда ее матери, которая возвращалась в Шотландию. Правда, прошел целый год. Ей посчастливилось провести его рядом с матерью, но время, казалось, ускорило свой бег, и каждый день длился лишь полдня.

– Моя дорогая дочь, сегодня тебе разрешат бодрствовать до рассвета, – сказала Мария де Гиз. – В конце концов, тебе уже исполнилось восемь лет, а после полуночной трапезы в полях устроят охоту с факелами. Если тебе захочется спать, ты можешь лечь в одной из палаток.

– Как солдат! – воскликнула девочка. – Мне всегда нравилось играть в солдатиков.

Мать с любопытством посмотрела на нее:

– Надеюсь, ты еще не делала этого. Пойдут разговоры…

– Но почему? Изабелла Кастильская возглавила свою армию, а она была великой королевой-католичкой.

Мария улыбнулась дочери:

– А ты, моя милая, хочешь стать великой королевой-католичкой?

– Да, это моя мечта. Но я не стану сжигать еретиков на кострах. Я ненавижу убийства.

Мария де Гиз была довольна тем, что ее дочь всегда выказывала интерес к своей вере. Появление личного исповедника определенно ускорило ее духовный прогресс в этом году.

– Никто не любит убивать, – сказала она вслух. – К сожалению, иногда это необходимо.

Она обвела взглядом детскую и подумала: «Пришло время сказать ей». Мария, несомненно, уже заметила отсутствие леди Флеминг.

– У меня для тебя приятный сюрприз, – начала она. – Я выбрала тебе новую гувернантку вместо леди Флеминг – это мадам Рене Райэ. Она приятная, опытная и дальновидная женщина родом из Турени.

– Она молодая? А где леди Флеминг?

Вопросы Марии были радостными и невинными.

– Нет, она не слишком молодая. Ей немногим более сорока лет.

– Ох! – разочарованно вздохнула Мария. – Такая старая?

– Но она очень жизнерадостная и умная женщина. Ты полюбишь ее.

– У нее седые волосы? Она выглядит старой?

– Нет, я так не думаю. Обещаю, тебе она понравится.

– А где леди Флеминг?

«Нужно ли сказать ей? Достаточно ли она взрослая, чтобы понимать такие вещи? Но если не сказать сейчас, она узнает от других».

– Леди Флеминг оказалась… не пригодной для этой службы.

Мать Фламины? Как это понимать?

– Как? Почему?

– Она… носит ребенка от короля Генриха.

«Боже, какой стыд! Теперь и жена короля, и его прошлая любовница ополчились против шотландской женщины и потребовали ее удаления от двора. Короли остаются королями, но чужеземные фрейлины должны платить свою цену».

– Что? – Мария от изумления даже приоткрыла рот. Леди Флеминг, снимающая одежду и идущая в постель к королю? Мария видела картины с обнаженными женщинами, разумеется аллегорического содержания, в апартаментах Дианы, но это было совсем другое.

– О Господи!

Теперь она тоже испытала жгучий стыд. Потом она сразу же подумала о бедной Фламине. Ее мать отошлют прочь, а потом у нее тоже появится внебрачный родственник.

– Я забираю ее с собой в Шотландию, – сказала ее мать. – Там она может тайно выносить ребенка. Пусть это будет уроком для тебя. Женщины часто служат игрушками для ублажения мужчин, и нет ничего более преходящего, чем надоевшая игрушка. Король и королева будут жить как прежде, как и мадам де Пуатье, но для леди Флеминг все кончено.