Август Цесарец - Золотой юноша и его жертвы Страница 18

— Что ты и меня приплетаешь! Оставь меня в покое! Это неправда!

— Что неправда? — возмутилась Мица и, в недоумении глядя на нее, замолчала. — Что нас использовали и здесь, и в городе как приманку для гостей, заставляя завлекать холостяков? Это неправда?

— Да! — покраснела Пепа, задрожав, а ее испуганный взгляд встретился со взглядом мужа. — Может, ты и была такой…

— Замолчи! — грубо оттолкнув, прервал ее разъяренный Васо, позвякивая волочащейся по полу саблей. — Я сам разберусь со своей женой! — Подбоченившись, он встал перед Мицей, откинув голову. — Что ты брешешь, потаскуха! Ну-ка, попробуй повторить!

— Повторить? — попятилась назад Мица, а ее глаза, уже совсем высохшие, метали искры, и чувствовалось, что она готова оказать любое сопротивление. Как ни старались успокоить ее проклятиями и уговорами и Йошко, и мать, и отец, она расходилась все больше и больше. — Вместе со мной валялась с парнями на сеновале, и в конюшне, и даже в отхожих местах — только бы преуспела семья! Все об этом знали, не лучше была и мать, Ценек о многом мог бы порассказать!

Йошко было ринулся к ней, но передумал, решив выслушать мнение другой стороны. Тяжело, словно выпустив из себя весь воздух, вздохнул Васо. Он сдержался во время ссоры с Мицей из-за Сережи, усмотрев в ее словах «если я такая» дерзкий намек на его жену. Тогда ему казалось не совсем удобным свою злость на Йошко вымещать на Мице. Да и теперь, несколько раньше, его голова была занята другими мыслями. Прежде всего, он намеревался поддержать Панкраца, решительно настаивая на том, что их с Панкрацем в завещании обошли, выиграли только Йошко и Мица. Но поскольку Мица настойчиво утверждала, что якобы к Панкрацу свекровь благоволит, его вдруг осенило: если Панкрац, будучи внуком Смуджей, может претендовать на какую-то долю наследства, то почему бы и его сыну не получить некую часть? Разве у матери Панкраца, Луции, приданое было меньше, чем у его жены, Йованки? И неужели его заслуги перед этой семьей меньше, чем Панкраца? К тому же разве обогащению этого дома не способствовали спекуляции с поместьем конного завода? Он рассчитывал, что подобные соображения наверняка могут стать важным козырем при возобновлении им разговора о городском доме, но начать его не решался. Панкрац в этой враждебно настроенной хорватской семье принял его сторону, так не держаться ли с ним заодно? А у дверей уже вновь раздавался голос Краля, наверняка сейчас, в присутствии такого свидетеля неудобно говорить о своих махинациях! Да и пользы от этого не было бы никакой! Без всякого сомнения, и тут уже ничего не изменишь, родители Йошко и Мицы скорее предпочтут своих детей, нежели его и Панкраца! Сейчас для Васо стало абсолютно ясно, и он, почувствовав двойную обиду за нанесенное его жене раньше и теперь оскорбление, сам принялся неистово поносить Мицу. Выдохнув и сжав кулаки, он пошел в наступление, тесня ее к стене:

— Возьми свои слова обратно, сука, или захлебнешься в своей же крови!

— Не возьму! Правда это! — Мица потрясала перед ним кулаками, голос ее дрожал, а в глазах стоял страх. Она попыталась отделаться от него улыбкой. — Что это с тобой, Васо? Неужели ты и впрямь так наивен? Сережа-а! — защищаясь от него руками, она пригибалась, увертывалась, не переставая кричать. — Сережа-а!

— Все это можешь говорить о себе, стерва! Стерва-а! — протянул Васо. Он прижал ее коленями к стене и, схватив за волосы, дергал, тряс ее. Волосы рассыпались, еще минута, и она повалилась на пол, стукнувшись затылком о ножку кровати с такой силой, что та заскрипела, а Мица вскрикнула:

— Разбойник! Убил! Сережа, он убил меня! Разбойник!

Единственно, кто мог и хотел ей помочь, — отец и брат, — находились в противоположном конце комнаты. Там, у дверей, ведущих в коридор, Сережа, Йошко и старый Смудж боролись с Кралем. Отказываясь идти спать на сеновал и не разрешая никому принести оставленную в трактире шляпу, он старался вырваться от них, упрямо повторяя, что идет домой. Он не захотел взять шляпу даже из рук Смуджа, вбив себе в голову, что должен непременно войти в комнату. Был он еще грязнее, чем раньше; по словам Сережи, на улице его рвало. Вот почему к нему никто не рисковал прикоснуться, это и позволило ему беспрепятственно войти в комнату. Здесь он взял свою шляпу, нахлобучил на голову и, пошатываясь, бормоча что-то невразумительное, уставился в бесформенную груду Мициного тела, распластавшегося по полу у стоявшей возле стены кровати.

— Встань, Мица! Как тебе не стыдно! Сама ведь упала на пол! — пыталась вразумить ее Пепа, как бы даже сочувствуя ей.

Так оно и было на самом деле. Мица, как только Васо выпустил ее волосы, сама повалилась на пол; так она хотела не только уклониться от удара, но и показать всем серьезность поступка Васо. Теперь, лежа на полу, она терла ладонью нос, который, пытаясь подняться, ударила, и вдруг, взглянув на руку, пронзительно закричала.

— Кровь! — ужаснулась она, будто увидела смерть. — Убил меня, разбойник, это он меня толкнул! Сере-е-жа-а! — и из глаз ее хлынули слезы, смешавшись с текшей из носа кровью. Руками она беспомощно шарила по полу, но не для того, чтобы встать, а ища, чем бы запустить в Васо. — Разбойник!

И здесь, и в комнате госпожи Резики поднялся невообразимый крик и шум, все столпились возле Мицы, успокаивая ее и помогая подняться. Она привстала ровно настолько, чтобы прислониться к кровати, и, закрыв лицо руками, то рыдала, то жалобно скулила, обиженно и пьяно.

— Так вот что я заслужила, и вам хоть бы что! Краль, идите за жандармами!

— Мица! — остолбенело уставившись на ее окровавленные пальцы, взывал к ней старый Смудж. — Успокойся! Нужно за ворот полить немного воды, тогда кровь остановится! Кх-а!

— В самом деле, ну что ты упрямишься? — ругался Йошко, стараясь насильно ее поднять.

— Ну, Мица, вставай же, вставай! — подошел наконец к ней и ее русский. Он сразу услышал крик, но то ли потому, что, выполняя приказание, возился с Кралем, то ли и сам считал, что так будет лучше, только решил не откликаться, — так всегда, исподтишка натравливая Мицу, сам он избегал вмешиваться в их семейные ссоры, хорошо понимая, что он здесь всего-навсего слуга. — Ну же, Мица, — он пытался вытереть ей лицо грязным носовым платком, сам же едва сдерживая смех.

— Оставь ее, Сережа! Надоест, сама поднимется! — намучившись с ней, отвернулся от нее Йошко и, осмотрев комнату, задержал взгляд на Крале.

Как только Мица крикнула о жандармах, Краль, до этого тупо пяливший на нее глаза, словно что-то поняв, изобразил на лице подобие улыбки и подошел ближе.

— Опять кого-то убили, гм! — буркнул он.

Васо, чертыхнувшись, отошел от Мицы; заложив руки за спину, он теперь с мрачным видом разгуливал по комнате. Затем остановился, смерил Краля презрительным взглядом, отвернулся, снова начав вышагивать взад-вперед. Йошко взревел:

— Что значит убили? Черт возьми, протрезвеете ли вы когда-нибудь! Если вам не хочется идти в сарай, так устройтесь в трактире! Проспитесь лучше, чем нести вздор о каком-то убийстве!

— О каком-то, гм! — злобно оскалился Краль. — Известно о каком, Мица сказала! Ценек, гм! Вот когда вы себя выдали, хе-хе-хе! А за жандармами я пойду, или вы должны будете мне хорошенько заплатить! — Он как бы сразу протрезвел, и выразительная хитрая складка прорезала его заросшее лицо. То ли он, хотя и был пьян, за всем вполне осознанно наблюдал, заранее решив шантажировать, потому так рвался в комнату? То ли мысль о шантаже ему только что пришла в голову? Вероятно, правда была и в том и в другом, но пьяным он оставался и сейчас: пока шел к выходу, его заносило из стороны в сторону, и у самых дверей, неловко повернувшись, он столкнулся с проходившим мимо Васо.

— Марш отсюда, скотина! — испугавшись, как бы Краль не упал на него, Васо с силой отпихнул его от себя. Краль, скорее из-за своей неуклюжести, нежели от удара, поскользнулся, но все же попытался удержаться на ногах. Безуспешно. Казалось, сама земля с дьявольской силой притянула его к себе, и он упал на бок через порог, так что голова и туловище оказались в коридоре, а ноги в сапогах — в комнате. Однако сейчас он поднялся намного быстрее, чем в первый раз. Он встал, ухватившись за дверной косяк, шагнул к Васо и хрипло процедил:

— Это в последний раз, влашский разбойник! Для всех вас это будет последним разом, я вам вместе с жандармами покажу, гм. Я не Ценек! — Он повернулся, собираясь уходить.

— Краль! — Йошко схватил его за сюртук, тем самым преградив путь Васо.

— Краль! — завопил и старый Смудж, до сих пор все еще одеревенело стоявший над Мицей. Но голос его потонул в проклятиях Васо, увещеваниях Йошко, угрозах Краля, несколько уже утихших Мициных рыданиях и криках госпожи Резики.

— Неужто ты, отец, так беспомощен, что не можешь призвать этих мошенников к порядку?