Август Цесарец - Золотой юноша и его жертвы Страница 19

Мица у его ног, глотавшая кровавые слезы и отчаянно сопротивлявшаяся Сереже, пытавшемуся ее поднять, да ее окровавленные пальцы — это все, что старый Смудж еще смог увидеть. Тут были окровавленные пальцы, а там где-то Краль, поминающий Ценека и угрожающий отправиться за жандармами. Разве бы он решился пойти на это, если бы ему пообещали и тут же дали сто динаров? С ясной мыслью, но не с таким ясным взглядом, старый Смудж, спотыкаясь, сделал два-три шага и проговорил упавшим, ослабевшим голосом:

— Краль! Кх-а, — но тут же побледнел и схватился за сердце. — Мама! — то ли сказал, то ли вздохнул он и сам себе показался большим растерявшимся ребенком. — Ma…

Он не закончил, закашлялся, стал задыхаться, и слова вместе со вздохом застряли в горле. Он еще раз обвел всех широко раскрытыми глазами, посмотрел сквозь кроваво-красный круг света, упавший на него от лампады, а затем покачнулся всем телом, и руки его безжизненно повисли. Он упал, рухнул навзничь, угодив головой на вытянутые Мицины ноги.

— Оставь меня и ты, лицемер! Ты лжешь, как и все остальные!

Мице наконец удалось прогнать Сережу, и теперь, быстро вытащив из-под головы отца свои ноги, она чуть было не выругалась от боли. И проворно вскочила, тупо уставившись на отца.

— Отец! — первой закричала Пепа, нагнувшись над ним. — Папа! — она совсем низко склонилась над ним и стала трясти его за плечи. — Папа-а-а! — взвизгнула она, и из ее глаз, словно сок из раздавленных виноградин, брызнули крупные слезы. — Ум-е-ер!

В ту минуту, когда отец упал, Йошко, будто угадав его мысль, полез за бумажником, чтобы сунуть Кралю сотню динаров. Не успев этого сделать, он, подобно Пепе, пронзительно закричав, бросился сюда. Без кровинки на всегда румяном, как яблоко, лице, он упал перед отцом на колени, бессознательно расстегнул ему воротник, затем жилет и рубашку и приложил ухо к сердцу.

Мица, вытерев передником оставшуюся на лице кровь, смачно и громко высморкалась и с возмущением посмотрела на Пепу:

— Что ты воешь! Удар с ним случился, не видишь, что ли? Доигрались! — с некоторым самодовольством упрекнула она неизвестно кого и столкнулась взглядом с Васо.

Йошко поднял голову, на лице его снова играл румянец:

— Сердце еще бьется! Сережа, что ты стоишь? Уксуса принеси, уксуса! — он приподнял голову отца и стал всматриваться в его серые, широко раскрытые глаза. — Отец, отец!

С первой же минуты, как только послышался стук упавшего на пол тела Смуджа и раздался Пепин крик, в своей комнате встревожилась и госпожа Резика. Она кричала что есть мочи, чуть не сорвала голос:

— Что вы с ним сделали! Разбойники вы, а не дети! Йошко, отведи меня туда, Йошко-о-о! — послышался скрип кровати, а вместе со скрипом и ворчание Краля, которого Сережа потащил за собой, и голос Васо, обращенный к Мице:

— Что сделали? Это ты во всем виновата!

— Я? — набросилась на него Мица, перегнувшись через тело отца. — Это ты, ты виноват! Если бы ты уехал с капитаном, ничего бы не произошло! Ты только для того и остался, чтобы заварить ссору!

— Опять начинаешь! — тоже через тело Смуджа рванулся к ней Васо.

— Вам все еще мало! — не выдержал Йошко и добавил, обращаясь к Васо: — Лучше помоги мне перенести его на кровать!

Васо медлил, ибо неподалеку стоял Панкрац. Но и тот вроде не собирался броситься на помощь. Минутой раньше его внимание раздвоилось между дедом и Кралем, но он не подошел ни к тому, ни к другому, только улыбаясь, грыз ногти. После того как Краль, произнеся свое «гм» и ехидно посмотрев на всех, вышел вслед за Сережей, он, продолжая с еще большим остервенением грызть ногти, все внимание сосредоточил на деде. В конце концов вместе с Васо, не переставая прислушиваться к тому, что происходило в комнате бабки, он взялся помогать Йошко. Решившись на этот шаг последним, он первым же от него отказался, а за ним и Васо. Тому мешала сабля, и, собираясь ее поправить, он взглянул туда, куда смотрел Панкрац, куда уже смотрели все, кроме неподвижно лежащего на полу Смуджа.

— Мама! — первым вырвалось у Йошко, и от неожиданности он чуть не выпустил голову отца.

Возможно, то же самое хотел крикнуть и еще кто-нибудь. У Мицы, например, губы разомкнулись, словно створки раковины, но у всех слова застряли в горле, говорили только их широко раскрытые глаза: на пороге комнаты показалась госпожа Резика, в ночной рубашке до пола, белая, будто привидение. Левой стороной туловища она опиралась на перевернутую метлу и так, держась сначала за дверной косяк, а потом за стенку, дотащилась до комнаты и тут, пошатнувшись, чуть было не упала, но удержалась. Каких усилий ей это стоило, видно было по ее лицу, но и ярость ее должна была быть страшной, потому что она дико прохрипела:

— Я здесь! Что с отцом? Что вы!.. — она осеклась, колени ее подогнулись, и она упала возле мужа, лицом на его грудь. Повернув голову, с минуту смотрела в его бледное, измученное и безжизненное лицо, затем, подвинувшись, села с ним рядом и, как безумная, закричала. — Разбойники, вы его убили, убили! Не трогай меня! — она ударила Пепу, собиравшуюся ее поддержать. Метла лежала неподалеку, схватив ее как и прежде обратной стороной, она стала размахивать ею. Поскольку все, кроме Васо, стояли поблизости, в одно мгновение вокруг нее образовалась пустота. Только Йошко не мог отойти, он держал голову отца, поэтому и досталось ему больше других, удар ручкой пришелся прямо по голове.

— Маменька! — смутившись, вздрогнул он, чуть не выпустив голову отца, но не сделал этого из-за внезапно раздавшегося, будто смеющегося голоса Панкраца:

— А старый шевелится!

Действительно, старый Смудж, лежавший вытянувшись во всю длину, попытался согнуть ногу в колене. На его лице появились признаки жизни, а приоткрывшиеся губы жадно ловили воздух. В тот же момент, не торопясь, что выглядело сейчас особенно оскорбительно, вернулся и Сережа. Переступив через брошенную бабкину метлу, он протянул Йошко бутылку с уксусом. И хотел что-то сказать, но как бутылка осталась у него в руках, так и слова застряли на языке — вместо него проговорил старый Смудж. Он заморгал ресницами, зрачки расширились, а губы пролепетали:

— Мама!

— Отец, вот я, здесь, рядом с тобой! — Госпожа Резика рукой грубо погладила его по лицу и тут же заорала. — Да отнесите же его на кровать, что уставились как бараны на новые ворота!

Старый Смудж между тем хотел подняться сам, но ему подчинялась только правая половина тела; левая же вместе с рукой и ногой оставалась неподвижной, она словно приросла к полу. Сам он этого еще не заметил и, широко раскрыв глаза, с удивлением смотрел на жену:

— Как ты пришла, кх-а, сюда?

Когда Йошко, Пепа и даже Панкрац попытались его поднять, он ощутил мертвенную тяжесть в левой половине тела, почувствовали это и они, видя, как его левая рука безжизненно падает, а на левой ноге он не может стоять.

— Что с тобой, папенька! — пораженный, смотрел на него Йошко. Он поднял его левую руку, а она снова, будто неживая, упала.

— Кх-а! — только и можно было услышать от старого Смуджа.

Даже Мица кашлянула. Удовлетворение, которое минутой раньше появилось у нее на лице, теперь сменилось болью.

— А что может быть! — произнесла она хрипло. — Не видишь разве? После удара у него парализовало левую сторону, как и у матери!

Не следовало ей об этом говорить при госпоже Резике. Сидя на полу, та чуть не вскрикнула — стиснув лицо руками, она страшно, протяжно, почти по-кошачьи, завопила:

— Вот до чего мы дожили, отец! Звери это, а не дети! Мне бог помог, а тебе… звери это… ради таких мы мучились, ют вам благодарность!

— Что ты причитаешь? — снова начав прохаживаться взад-вперед, возмутился Васо. — Сама больше всех виновата! — и, желая еще что-то добавить, вытаращил на нее глаза. Но, по-видимому, передумал, отвернулся и, подтянув саблю, чтобы она не звенела, стал всматриваться в черную пустоту окна, а затем буркнул: — Где эту скотину носит!

Между тем старого Смуджа быстро уложили в постель, разобранную Пепой, еле слышным стоном прозвучал его вопрос:

— А Краль? Где Краль? Кх-а…

Сережа, помогавший Йошко отнести его на кровать, сказал шепотом:

— Господин Йошко, мы не смогли удержать Краля! Он пошел за жандармами! За жандармами, — повторил он громко.

— И ты мне только сейчас об этом сообщаешь? — изумился Йошко. — Гони за ним, приведи его назад! Этого нам только недоставало, — глядя вслед Сереже, он схватился за голову, а затем уставился на Панкраца, находившегося к нему ближе других. — А ты куда смотрел?

— Я? — с небрежной, холодной, заранее приготовленной улыбкой, будто только и ожидал этого вопроса, спросил Панкрац. — Да разве вы имеете право требовать от меня подобное?

Откуда-то из коридора, а потом и со двора слышно было, как Сережа зовет Краля. Наверное, никто не откликался, потому что кричал он все громче.