Врата Рима. Гибель царей - Конн Иггульден Страница 18

намного хуже, чем Гай. Прошло часа два, а он уже посинел и дрожал так, что не мог говорить. Потом онемели ноги. Мышцы лица и шеи ныли. Чтобы не думать о холоде, они через силу пытались разговаривать, но тени становились все длиннее, а слова иссякали. Гай чувствовал себя лучше. Руки и ноги давно онемели, но дышалось ему легко, тогда как Марк хватал воздух мелкими глотками.

Становилось все прохладнее. Голова у Марка клонилась то в одну, то в другую сторону, и глаза поочередно погружались в воду. Когда это случалось, он медленно моргал, уже ничего не видя. Время от времени сознание покидало его, но когда в нос попадала вода, он фыркал и поднимал голову. Потом боль усиливалась, и Марк снова нырял. Испытание стало для каждого битвой с собой, а не состязанием друг с другом. Мальчики давно уже не разговаривали. Они знали, что будут стоять здесь, пока Рений не придет и не скажет им выходить.

Вечерело, и они поняли, что выйти сами уже не смогут. Даже если бы Рений явился с поздравлениями прямо сейчас, ему пришлось бы вытаскивать их и при этом – если боги и впрямь видят все – вымокнуть и испачкаться.

Марк то проваливался в забытье, то возвращался, сознавая, что неведомо каким образом уходил туда, где нет холода и тьмы. В какой-то момент он вдруг понял, что может и умереть здесь.

В одно из таких погружений Марк ощутил вдруг тепло и услышал дружелюбное потрескивание костра. Стоящий возле костра старик ногой подтолкнул в огонь тлеющую деревяшку и улыбнулся разлетевшимся искрам. Потом повернулся и увидел мальчика, бледного, дрожащего от холода, растерянного.

– Подойди к костру, мальчик, не бойся, я тебя не трону.

Лицо старика покрывала сеть морщин и въевшаяся грязь – свидетельство забот и многолетних трудов. Изрезанное шрамами лицо напоминало заштопанную суму. На руках, когда он двигал опухшими в суставах пальцами, шевелились веревки вен. Он мог быть странником – в ветхой с заплатами одежде и с темно-красной тряпкой на шее.

– И что это у нас здесь? Рыбеха ильная! Редкость для здешних краев. Но одному хватит. Можешь отрезать ногу, тогда поедим оба. А кровь я остановлю – кое-что умею.

Густые лохматые брови поползли вверх, – похоже, мысль показалась ему интересной. Глаза заблестели, губы растянулись, обнажив десны, мягкие, влажные и сморщенные. Старик похлопал себя по одежде, и его движения повторила тень, запрыгавшая на темно-желтых, освещенных только пламенем костра стенах.

– Постой, мальчик, у меня тут где-то нож с зубьями для тебя…

Грубая, как камень, рука накрыла его лицо. Рука, ставшая вдруг больше, чем полагается быть человеческой руке. Теплое дыхание коснулось его уха, и он ощутил отвратительную вонь гниющих зубов.

Марк вырвался из забытья, задыхаясь в рвотных судорогах. В животе было пусто, и уже встала луна. Гай все еще был рядом, его лицо белело над черной стеклянной гладью воды, и голова то исчезала во тьме, то выныривала.

Хватит. Если выбирать между отступлением и смертью, то он предпочитает первое – и плевать на последствия. Тактически решение верное. Иногда лучше отступить, собрать и перегруппировать силы. Вот чему хотел их научить старик. Хотел, чтобы они отступили. Скорее всего, он где-то поблизости, ждет, когда же они усвоят этот самый важный урок.

Марк не помнил свой сон – только страх перед удушьем, который не отпускал. Тело как будто утратило привычную форму и просто висело, как разбухшее в воде бревно. Он превратился в какую-то мягкую придонную рыбину, а когда собрался с силами, рот открылся, и из него вытекла струйка воды, такой же холодной, как он сам. Марк подался вперед, протянул руку и ухватился за какой-то корень. За прошедшие одиннадцать часов его рука впервые высунулась из-под воды. Он чувствовал в себе холод смерти, но уже ни о чем не жалел. Да, Гай по-прежнему в воде, но они разные, и у каждого своя сила. Умереть только ради того, чтобы доставить удовольствие больному старику-гладиатору? Вот уж нет!

Дюйм за дюймом он продвигался вперед, лицо и грудь покрылись грязью, а раздувшийся живот походил на плавательный пузырь. Вернувшееся на берегу ощущение тяжести собственного тела переполнило его восторгом. Выбравшись полностью на сушу, он растянулся на земле, и его едва не вывернули наизнанку рвотные спазмы. Струйка желчи просочилась между губ и смешалась с черной жижей. Стояла тихая ночь, и Марк чувствовал себя так, словно выбрался из собственной могилы.

Марк лежал на том же месте, когда утреннее солнце заслонила тень. Рений нахмурился. Но внимание его привлек не Марк, а бледная, с закрытыми глазами и посиневшими губами, мальчишеская фигурка в воде. Наблюдая за ним, Марк увидел, как обычно каменное лицо прорезала гримаса беспокойства.

– Парень! – гаркнул он тем голосом, который его подопечные уже не могли терпеть. – Гай!

Течение покачивало тело, но ответа Рений не получил. Сжав зубы так, что проступили желваки, старик зашел по пояс в воду, наклонился, поднял десятилетнего мальчика и, как щенка, бросил на плечо. Глаза у Гая открылись, но никакая мысль в них не шевельнулась, и смотрели они в никуда. Рений со своей ношей поспешил к дому, и Марк, поднявшись, побрел за ним.

На другом берегу стоял в тени Тубрук. Всю ночь он прятался за деревьями, и теперь глаза его были холодны, как река.

Казалось, Рения всегда питало пламя гнева. Занятия продолжались уже несколько месяцев, и за все это время мальчишки ни разу не видели на его лице улыбку. В плохие дни он постоянно дергал их, в раздражении тер шею, готовый взорваться в любую секунду. В худшие, под полуденным солнцем, каждая их промашка, даже самая незначительная, отзывалась пятнами раздражения на коже.

– Держать камни! Руки прямо! – рыкнул он, обращаясь к обливающимся потом Марку и Гаю.

Задание, которое они получили в этот полдень, заключалось в том, чтобы стоять, держа в вытянутых перед собой руках по камню величиной с кулак. Поначалу казалось, что это легко.

У Гая заболели плечи, руки отказывались повиноваться. Он напряг мышцы, те не слушались. Пот катился градом, а рука с камнем опустилась на ширину ладони. Живот резанула боль – Рений хлестнул его короткой плеткой. Руки задрожали, боль сковала мышцы. Гай закусил губу и сосредоточился на камне.

– Вы не уроните камни! Вы вытерпите боль. Вы удержите!

Расхаживая перед мальчиками, Рений снова и снова, словно заклинание, повторял эти слова. Они выполняли это упражнение уже в четвертый раз, и каждая попытка давалась труднее.