Райдо Витич - Противостояние Страница 19

паршиво отчего- то на душе было.

С того дня изменилось к Лене отношение и командира. Она стала настоящей связной

и начала курсировать из отряда в Мозырь, Пинск, Ганцевичи, Баранавичи, передавая

сводки с фронта подполью, принося в отряд данные о фашистах.

В городах, деревнях, поселках появились листовки подполья, загремели взрывы.

Белорусская служба порядка "Полесская сечь" провела акцию по "освобождению

Полесских земель от "большевистской заразы". К сентябрю "летучие отряды"

перебили и рассеяли на линии Столин, Сарны, Олевск, Овруч, больше пятнадцати

тысяч не сумевших прорваться к своим и оставшихся воевать на оккупированной

территории советских войск.

Часть влилась в отряд имени Ленина.

За сентябрь партизанам с помощью подполья удалось взорвать электростанцию,

водокачку, повредить железную дорогу, пустить состав с бронетехникой под откос,

убить более двухсот только полицаев.

В ответ режим ужесточился. Если с самого начала фашисты не миндальничали с

населением, с первых дней руководствуясь в своих действиях лишь двумя правилами:

террор и принуждение, то к сентябрю вовсе озверели. По деревням и весям

прокатилась волна жестоких репрессий. Народ притаился, не зная кого винить, к

кому примкнуть.

Полицаи зверствовали наравне с гитлеровцами, искали «бандитов», как называли

партизан, но хватали всех кого хотели, вешали, жгли, расстреливали, а заодно

грабили и насиловали. А наряду с настоящими советскими партизанами начали

активно действовать и Белорусская народная партызанка. Они были против и красной

и коричневой чумы, но при этом грабили и убивали, как последние, вламывались в

хаты, уводили скот, забирали последнее.

Простые люди не понимали, кто есть кто, не знали, кому верить, кому нет, и

затаились.

А меж тем, надвигались не только холода, но и голод.

В начале октября Лена несла очень важный груз из Ганцевичей. Путь лежал мимо

деревни и она решила, завернуть, во-первых, немного обогреться, во-вторых,

узнать что-нибудь, в — третьих, в заветном кармане на спине были три листовки.

Было бы хорошо наклеить их и здесь, чтобы люди знали — война не закончилась

победой фашистов, их войска не маршируют на Красной площади, товарищ Сталин жив,

а Красная армия героически стоит за каждый клочок родной земли, а не сдается

полками, как писали в газетах и листовках фашисты.

Завернула и попала в облаву. Полицаи из местной жандармерии и группа СС сгоняли

всех на площади и церквушки. Прикладами, пинками выгоняли из домов всех от мала

до велика. Схватили и Лену. За шиворот притащили к стоящему перед толпой офицеру

и пихнули в ноги. Девушка прокатилась и сжалась, решив, что самое лучшее,

изобразить дурочку.

— Встат! — рявкнул переводчик. Девушку подняли и, она увидела… Игоря.

Глаза в глаза, лицом к лицу — перед ней в немецкой форме офицера СС, в черном

блестящем плаце, заложив руки за спину, с каменным лицом стоял ее брат! Холеный,

лощеный, аккуратный, с чуть брезгливой миной на лице — стоял и холодно

разглядывал ее, как какое-то чучело.

У Лены горло перехватило, сердце замерло. Губы дрогнули и сжались.

— Где ты взял этот страх, Ганс? — спросил держащего ее за шиворот капрала

Игорь.

— Очень подозрительная личность, герр обер — штурмфюрер! — отрапортовал тот. —

Ее нашли на краю деревни, по документам — не местная! — подал отобранный у

девушки аусвайс. — Вполне возможно партизанка!

Игорь презрительно скривился.

Лену мгновенно замерзла, но не от страха — от непонимания, что здесь делает

Игорь, почему в этой форме?

Разведка? Да, да, конечно!

— Не смеши, — скривился и махнул рукой в перчатке. — Отведи к машине.

Лену потащили к стоящим неподалеку «Опелю» и крытому грузовику. Вокруг стояли

солдаты СС, окружив толпу. А та молчала. Было что-то страшное в этой тишине.

Женщины крепко прижимали к себе детей, те жались к ним и все с обреченностью

смотрели на фашистов. Мальчишки, девчонки, старики — все были словно заморожены

и ждали не иначе смерти.

— Вчера возле ваша деревня был убит официр доблестный немецкий армия, — начал

картаво излагать переводчик. — Мы есть хотеть знать, кто совершить преступления.

Тихо, только где-то далеко завыла собака и, ветер кинул щепотку промозглого

воздуха в лица.

Лену пробрала дрожь, она стояла и тряслась, желая умереть сейчас, прямо в эту

минуту — только не в следующую, только чтобы не знать, что будет дальше.

— Если вы есть молчать, вы есть сообщник! — постановил переводчик. К толпе

шагнул Игорь:

— За каждого убитого немецкого офицера будет убито пятнадцать человек.

Толстяк перевел и толпа чуть отпрянула.

Игорь вскинул руку и начал указывать пальцем на людей: женщина, девушка, старик,

старуха, мальчишка… И не выводили, их выдирали из толпы, прикладами отбивая

свои жертвы. Поднялся жуткий крик и вой.

И прогремели выстрелы. Игорь отстреливал людей. Сам! Упал парень, старик, как

подкошенная рухнула дородная пожилая женщина…

Лена сжала зубы и закричала про себя так, что оглохла.

Последний выстрел. Последний труп.

Двое детей ревя навзрыд тормошили тело бабушки, а та лежала открыв рот и

смотрела в небо.

"Сволочи!! Подонки!!" — рвалось из груди девушки, но наружу ни звука, только

лицо перекосило и пальцы свело в кулаки.

Игорь спокойно развернулся и пошел к машине.

Встал, как ни в чем не бывало перед Леной и, спросил:

— Du ist partisanen?

— Ты есть партизанка? — перевел переводчик.

Лена не слышала. Она стояла и смотрела на своего брата и не верила, что видит

его. Она ошиблась, это не Игорь, не может быть Игорем. Ее брат командир Красной

армии, ее брат коммунист, ее брак кристально честный и чистый человек. Он не

станет расстреливать мирное население!

— Хауптман, вы думаете, этот заморыш может быть партизанкой?

— Ничего нельзя сказать точно, герр обер — штурмфюрер. Она упрямая.

— Или немая?

— Это легко проверить, — улыбнулся мужчина. — Ганс, — кивнул на девушку

здоровяку — капралу. Тот схватил ее за шиворот и начал бить. Один удар, второй.

Лена вздрагивала и смотрела на Игоря, сама не понимая, что хочет увидеть. Но его

лицо было все так же бесстрастно, взгляд холодно-равнодушен.

Еще удар в лицо и Лену отбросило. Она скрючилась от боли и, получила пинок.

Ботинок пришелся по лицу, вскрыл губу и ожег щеку, нос, глаз.

— Хватит, — бросил Игорь. — Если это партизанка, то я коммунист. Мне

осточертела эта жалкая деревня. Уезжаем, — барским жестом приказал солдатам и

сел в машину.

Фашисты садились в грузовик.

Лена смотрела вслед «Опелю» и эсесовцам видным из кузова грузовика и ничего не

чувствовала, не понимала.

Кто-то поднял ее, куда-то понес — и этого не понимала.

Она видела Игоря, своего любимого, самого справедливого, самого правильного

брата, удивительного в своей чистоте и бескорыстности. Видела его в форме

советского офицера, улыбающимся мягко и мудро в ответ на ее глупые заявления.

Видела взгляд его лучащихся нежностью и любовью глаз. Его манеру жевать

папироску и иронично морщить лоб. Видела как его ласковая рука убирает прядку с

лица Нади, как он любуется своей женой, обожает, не скрывая и не стесняясь.

Тогда он был настоящим или сейчас?…

Ее мутило от непонимания, душило от слез и отчаянья. Это не Игорь, нет! — выло

внутри.

Она могла оправдать его в чем угодно, могла объяснить себе и понять все… кроме

хладнокровного убийства пятнадцати ни в чем не повинных людей.

А может, ей все это приснилось?

Что-то холодное прижалось к глазу и, Лена вскочила как ужаленная, уставилась на

незнакомую женщину.

— Лежала б ты. Покалечили изверги, — прошептала она белыми губами. Девушка

посмотрела на нее, перевела взгляд на прижавшуюся к ней испуганную девочку с

двумя тонкими, торчащими в стороны косичками, и поняла — нужно уходить. Если ее