Зинаида Чиркова - Кабинет-министр Артемий Волынский Страница 20

Но существовало доброе намерение двух фельдмаршалов — Шереметева с русской стороны и Реншильда со шведской, — что до 29 июня «никаких происков через партию и объезды и внезапными набегами от обеих армий не должно быть». Карл махнул рукой на это соглашение.

Несколькими днями раньше он объезжал свои заставы и наткнулся на казаков, сидевших у костра. Карл не удержался, слез с коня и застрелил одного из них. В ответ другой казак тоже выстрелил, и в ногу Карла впилась русская пуля. Её извлекли, но ходить Карл уже не смог. На носилках его вынесли перед войсками.

   — Роскошный пир ждёт вас в шатре московского царя, — заявил король своим воинам. — Он приготовил нам много кушанья. Идите же завтра туда, куда ведёт вас слава...

И слава повела. Было ещё совсем темно, когда шведы начали движение к русскому лагерю, земля задрожала от топота конских копыт и солдатских ботфортов.

Русские не ожидали атаки. Но светлейший князь Меншиков первым определил момент, когда шведы двинулись к лагерю русских. Он кинул навстречу наступавшим отряд казаков, конных драгун, и этим коротким боем дал возможность царским войскам достойно приготовиться к встрече противника.

Пётр приказал развернуть артиллерию. Русские пушки загремели с такой силой, разрывы сеяли не только смерть, но и панику в наступавших, что и конница, и пехота шведов вынуждены были отойти от расположения русских.

Реншильд решил двинуться в обход русских флангов, но и здесь встреча была скорой и губительной для шведов: конница Меншикова и артиллерия генерала Брюса опрокинули атаку. 102 пушки подавили 39 стволов шведов.

Светлейшему показалось, что ещё одно усилие — и вся шведская армия будет разгромлена. Но Пётр рассудил иначе: он велел Меншикову вывести конницу с поля боя. Этот отход шведы приняли за отступление, кинулись преследовать конницу, и настолько подошли к русским редутам, что их стало возможно расстрелять картечью. Большая часть конницы Карла была уничтожена...

К восьми утра Волынский привёз Шереметеву распоряжение Петра — вывести с передовой линии шесть драгунских полков, соединиться с украинскими войсками Скоропадского и только наблюдать за ходом сражения. Шереметев разгневался: ослабить передовую линию, по его мнению, значило проиграть всю баталию. Он снова послал Волынского к царю с резкими возражениями против его плана. И приводил резоны: «Надёжнее иметь баталию с превосходным числом, нежели с равным». И вновь получил Шереметев отказ Петра: «Больше побеждает разум и искусство, нежели множество».

Когда в последний раз прискакал Артемий с запиской Шереметева к Петру, тот выехал на коне перед пехотными полками. Слова его звучали грозно и вдохновенно:

   — Ведало бы российское воинство, что оный час пришёл, который всего Отечества состояние положил в руках их: или пропасть весьма, или в лучший вид отродиться России. И не помышляли бы вооружённых и поставленных себя быть за Петра, но за государство Российское, Петру вручённое, за род свой, за народ всероссийский...

И Артемию казалось, что это к нему, Волынскому, обращается с речью русский царь:

   — О Петре ведали бы известно, что ему житие своё недорого, только бы жила Россия и российское благочестие, слава и благосостояние...

После этой речи Артемий прискакал к Шереметеву и попросил поставить его в ряды воинов, чтобы с честью драться за Отчизну.

   — Ты здесь больше нужен, — резко ответил ему фельдмаршал, восседавший на боевом коне.

Стоя на пригорке рядом с Шереметевым и каждую минуту ожидая приказа мчаться в тот или иной полк, Артемий видел, как шведы в строгом и стройном порядке пошли в атаку на центр русских войск. Здесь стояли переодетые в форму Семёновского полка ветераны Новгородского. Расчёт Петра оказался верен: Карл решил прорвать центр русского войска, рассчитывая на необстрелянность и неопытность новобранцев Семёновского полка. И шведам удалось потеснить первую линию полка. Артемий увидел, как сам Пётр на коне вырвался вперёд второго батальона. Новгородцы последовали за царём. И шведов удалось оттеснить.

Драгунские полки ринулись на конницу шведов и заставили её повернуть вспять. И тут вступила в действие артиллерия. «Первый залп учинён от войска царского величества так сильно, что в неприятельском войске от падших тел на землю и ружья из руки убиенных такой громкий звук учинился, который внушал, якобы огромные здания рушились».

Артемий видел, как Пётр подал знак к общей атаке. Артемий увидел и Карла, поднятого на носилках перед шведским войском. Он махал руками, призывая бегущих остановиться, но ряды шведов смешались, и вся шведская армия превратилась в толпу, искавшую спасения то в ближнем лесу, то у моста, то в кустарниках на берегу Ворсклы. Но спасения не было.

Шведы бежали, и снова катилась за ними волна преследующих их драгун. Шведской армии больше не существовало.

Артемий увидел, как с Петра слетела шляпа: верно, шальная пуля пробила её. Но Пётр с развевающимися по ветру кудрявыми волосами скакал и скакал перед своими солдатами, и волна нападавших поглотила убегавших. Артемий не выдержал: завидев шведов с носилками Карла, он крикнул Шереметеву:

   — Борис Петрович, уйдёт ведь Карлус! Позвольте взять десяток драгун, догнать!

   — Не твоё это дело, — спокойно ответил Шереметев, и Артемию так и не удалось кинуться вслед за Карлом.

Но он видел, как ускакала часть шведского войска — их было немного, этих всадников, каких-нибудь триста человек — и скрылась в лесу.

И только тогда, когда уже не было видно этих беглецов, отрядил Шереметев Артемия вдогонку за королём. Артемий присоединился к преследовавшим короля русским драгунам. Но к вечеру кони так обессилели, что многие из них стали падать тут же, на дороге и лесных завалах. Лишь тогда вместе с драгунами вернулся к Шереметеву и Артемий.

Карла так и не удалось разыскать...

Зато Артемий стал свидетелем, как приводили в шатёр Петра одного за другим шведских генералов и министров. Пётр всё допытывался:

   — Неужели не увижу сегодня брата моего Карла?

Кто-то рассказал, как в носилки Карла попало ядро, но что сталось дальше с королём, никто не знал.

Предсказание Карла исполнилось: Пётр действительно приготовил много кушанья для шведских министров и генералов, усадил всех их за огромный стол и провозгласил тост за учителей своих — шведов. Они хорошо выучили ученика — тот побил своего учителя. На этом памятном обеде присутствовал и Артемий: он стоял за спиной своего начальника и командира — старого фельдмаршала Шереметева.

Удивительное великодушие проявил Пётр и к фельдмаршалу Реншильду: он подарил ему собственную шпагу — уважение царя вызывал этот мужественный и храбрый воин.

На другой день рано утром Волынский прибыл за своим командиром к панихиде: 1345 русских воинов были погребены под высоким холмом, на котором был установлен деревянный крест. Пётр благоговейно молился, отдавая почести всем павшим.

Шведов полегло во время баталии более восьми тысяч.

На высоком белом коне впереди всех войск въехал Пётр в тот же день в освобождённую Полтаву. Он расцеловал защитников крепости, наградил их орденами и утроенным жалованьем и вытер слезу, когда узнал, что в крепости осталось всего восемь ящиков патронов и полторы бочки пороха. Ядра давно кончились, и пушки заряжались камнями и картечью, которую готовили сами осаждённые из кусков железа.

Как жалел потом Артемий, что не позволил ему Шереметев врубиться вместе с драгунами в шведскую конницу, что не получил ран в великой сече! Но он понимал, что его роль была неизмеримо важнее: он вовремя доставлял указы и повеления царя Шереметеву. Вовремя привозил и записки фельдмаршала царю. Под Артемием убили коня, он на всём скаку вылетел из седла, но Бог его хранил — ни одной раны не получил он в Полтавской битве. И его заслуга была оценена очень высоко и по праву: его наградили медалью, выдали полугодовое жалованье. Зато позже он мог во всех подробностях восстановить в памяти великое сражение и похвалиться перед самим собой, что ни разу холодок страха не заполз в его сердце. Наоборот, во всё время испытаний он чувствовал необыкновенный азарт, его тянуло в гущу битвы, и он хватался за палаш и крутил в руках тяжёлую пищаль.

Карл ушёл, и это тревожило Петра больше всего. Шведской армии уже не существовало, она стала толпой бегущих паникёров, спасалась как могла, но откатывалась и откатывалась всё дальше на запад. Конница русских преследовала её по пятам. Все обозы были брошены и достались русским, впереди стремительно бежал с Мазепой сам Карл. У Переволочны шведы достигли реки — широкая и полноводная, главная река Украины, Днепр, задержала движение.

Все переправы здесь были уничтожены русскими задолго до Полтавского сражения, лишь несколько лодок удалось сыскать у крестьян для короля и его приближённых.