Алексей Павлов - Иван Украинский Страница 20

центральная улица от вокзала до своего выхода из поселка не имела твердого покрытия. Булыжным настилом кое- как была замощена рыночная площадь. В весеннюю и осеннюю распутицу пешеходы утопали в непролазной грязи, даже конные мажары застревали посреди улиц и переулков.

Но сейчас вступивший в свои права май подсушил землю, деревья покрылись листвой, всюду зеленела трава. Сама матушка — природа позаботилась о том, чтобы своим убранством скрасить неприглядный вид большого селения, полного суматошной, напряженной жизни. Иван Украинский и его младший брат, состоявший теперь тоже во взводе артразведки, получили разрешение отлучиться на час к Агаше, ее отцу и матери, на побывку у родителей в соседней станице у них не имелось времени.

Встреча и расставание проходили наспех, впопыхах. Вручив скромные подарки, купленные в Екатеринодаре, братья тут же возвратились на вокзал. К эшелону прицепили новый паровоз, и он уже стоял под парами. Рядом с командиром дивизиона Украинский увидел представителя полевого штаба с большим планшетом на боку, в хромовых начищенных сапогах.

— Мне поручено сопровождать эшелон к месту назначения, — сообщил он, придавая голосу начальственную строгость.

Дивизион подоспел на фронт в ответственный момент. Он вливался на усиление войск Ростовского боевого участка, остановивших наступление немцев в районе Батайс- ка. До этого захватчики высаживались десантом на Тамани, но оттуда их вышибли. Однако разгоревшийся аппетит на кубанское сало и хлеб не давал покоя, и они все время стремились проломить нашу оборону, побольше занять площади на севере края.

От Азова до разъезда Койсуг фронт удерживала вторая колонна красных войск, затем шел Ростовский боевой участок с его первой колонной, за ним третья колонна И. Ф. Федько прикрывала полосу от Кисляковской до Павловской, оборонительный заслон был создан у Тихорецкой, а по царицынской железнодорожной ветке от Песча- нокопского до Великокняжеской против войск Деникина развернули свои штыки воины Медвеженского боевого участка и другие ставропольские отряды самообороны. Среди их командиров добрая молва шла о Макаре Павло — зоз

виче Шпаке и его племяннике Фоме Шпаке — выходцах из села Новопавловки, что раскинулось у границ Ставрополья, Дона и Кубани. Бедняцкие вожаки имели за плечами большой окопный опыт мировой войны.

Когда командир дивизиона Иванов познакомился с дислокацией частей первой колонны, он сказал Украинскому:

— Войск много рядом с нами. Нашу огневую поддержку будут просить нарасхват.

Так оно и вышло. Сосредоточившись вместе с Высел- ковским революционным полком северо — восточнее разъезда Койсуг и имея справа и слева от себя соседей — Петропавловский и Интернациональный полки, артиллеристы сразу же включились в боевые действия. Сложность состояла в том, что от них, как и от всех частей и подразделений, командование требовало не переходить в наступление, только отражать атаки немцев и не давать им ходу дальше, иначе слишком большие успехи наших войск немецкие генералы и их правительство используют для глобальной ревизии Брестского договора.

Начитанный, грамотный разведчик Виктор Курамов, в прошлом молодой рабочий, с негодованием говорил:

— Сволочи! Требуют к себе галантерейного обхождения, а сами так и рвутся на Кубань и в порт Новороссийск.

Через несколько часов после вступления в соприкосновение с противником Украинский скрытно передвигался с двумя разведчиками взвода по переднему краю пехоты, расспрашивал в окопах красноармейцев:

— Как ведет себя немец, что замышляет?

— Да кто ж его знает, — отвечал ему в одном месте отделенный командир. — Сунется, вот тогда и сыпанем по нему как положено.

А в другом окопе услышал:

— Треба сгортувать разведку, а ей нэма.

Между тем после тщательного обзора в бинокль позиций немцев на своем участке Украинский чутьем опытного разведчика уловил настораживающие признаки, свидетельствовавшие о возможной повторной попытке врага прорвать красную линию в стыке второй и первой колонн. Между хуторами Мокрый Батай и Хомутовка, вне досягаемости артиллерийского огня, в пыльном облаке передвигалось большое количество подвод, издалека до

носилось приглушенное урчание моторов. Что подвозят, для чего сосредоточивают — эти вопросы не выходили из головы командира артиллерийской разведки.

О своих наблюдениях он доложил Иванову, разместившемуся в заброшенном полевом таборе табунщиков. Тот встал из‑за грубо сколоченного стола с разложенной на нем оперативной документацией, походил взад — вперед, негромко сказал:

— Пленного надо взять, и как можно скорее. Получив от него сведения, мы сможем упредить удар, сконцентрируем огонь орудий в нужном месте и с наибольшей эффективностью.

Дивизионный приблизился к Украинскому и с сожалением произнес:

— Но вот как взять пленного? Если просто, в обычном порядке, немцы обвинят советское командование в том, что мы утаскиваем у них солдат, нарушаем условия договора. Из одного этого акта с нашей стороны могут раздуть целое кадило.

Иванов еще раз прошелся по времянке, добавил:

— Тут уж, если умыкнуть «языка», то надо сделать так, чтобы в случае чего всю вину за это пленение можно было возложить на него самого. Ясно?

— Не очень, — искренне ответил Иван.

— А ты хорошенько подумай, — посоветовал дивизионный. — У тебя изобретательный крестьянский ум. Наверняка что‑нибудь сообразишь.

— Попытаюсь, — не слишком уверенно пообещал Украинский.

Отправившись во взвод, по дороге он мысленно прикидывал, как же решить заковыристую задачу. Ему навстречу двигалась арба, запряженная двумя разномастными волами. Ее хозяин жил на соседнем хуторе, краском видел его уже не однажды, они даже здоровались при встречах, но фамилий друг друга не знали. Пожилой хлебороб прихрамывал на одну ногу, как видно, больную с детства.

— День добрый, — приветствовал его Украинский. — Куда путь держим?

Хуторянин остановил волов, певуче произнес:

— Здоровеньки булы. За свижим сином постремаю.

Еще не отдавая себе отчета, Иван пристально окинул

взглядом воловью упряжку. Волы были не первой молодости, медлительные, со впалыми боками. «Заезженная ху

доба, — определил разведчик. — Такая животина никуда не поскачет».

Его особое внимание привлек вол белой масти, с черными проплешинами на спине и с боков, с округлым отверстием в правом ухе. Эта зияющая дырка не то служила меткой животного, не то осталась как след от какой — ни- будь болячки. «Так это же не вол, а самая завидная приманка», — осенило Ивана. Он приблизился к хозяину и, стараясь говорить как можно убедительнее, попросил его, показывая на черно — белого вола:

— Слушай, друг, одолжи нам эту худобу с обеда до ночи. Нам надо одну работу исполнить. Дадим добрую плату.

Хуторянин долго раздумывал, а потом спросил:

— А животина цила будэ?

— Да тут сомнения быть не может.

Украинский дал хуторянину пятнадцать рублей задатка, а тот, доставив домой воз свежескошенного сена, пригнал вола к стану, где находился командир дивизиона и куда явился артиллерийский разведчик для доклада по своему замыслу. Вола Иван тут же отвел в щелястый сарай, привязал к столбу. «Пусть немного поголодает, — расчетливо обдумывал взводный, — зато ночью с охотой пойдет на пастьбу».

Суть замысла заключалась в том, чтобы выпустить вола на нейтральную полосу и тем разжечь желание немцев к его захвату для пополнения своего котлового довольствия. Что это так произойдет — у Ивана была твердая уверенность, об этом он и рассказал Иванову.

— А как немцы попытаются заарканить худобу, — развивал он свою мысль, — мои разведчики и запапашут «языка».

— Ну, что ж, действуй, — одобрил дивизионный. — Только соблюдайте скрытность в сочетании с быстротой и решительностью.

Договорившись со стрелками передней линии обороны не вмешиваться в ход операции артиллерийских разведчиков на участке пехоты, Украинский после захода солнца переместил по — пластунски пятерых разведчиков на нейтральную полосу. Двигались они бесшумно по высокой траве, залегли примерно в пятидесяти саженях от немецких окопов. Вслед за ними тянулся гибкий, прочный провод, которому отводилась роль поводыря для проголо

давшегося вола. Другой конец провода находился у командира взвода и его двух разведчиков, залегших за распустившимися кустами терновника. Там же топтался и ничего не подозревавший, можно сказать, жертвенный вол.

При слабом лунном освещении Украинский прочно закрепил конец провода с матерчатым заузлием в рваном ухе животного, посмотрел на часы:

— Через десять минут хлопцы начнут подтягивать худобу к себе.

Проинструктировав до этого бойцов группы захвата «языка», чтобы они осторожно натягивали провод и не причинили большой боли животному, взводный теперь волновался, опасаясь, как бы его орлы не слишком увлеклись и не оставили вола совсем без уха. Тогда вся затея может пойти насмарку.