Алексей Павлов - Иван Украинский Страница 21

— Через десять минут хлопцы начнут подтягивать худобу к себе.

Проинструктировав до этого бойцов группы захвата «языка», чтобы они осторожно натягивали провод и не причинили большой боли животному, взводный теперь волновался, опасаясь, как бы его орлы не слишком увлеклись и не оставили вола совсем без уха. Тогда вся затея может пойти насмарку.

В условленный час от движения провода зашевелилась трава возле кустарника, голова животного повернулась в сторону противника и он мало — помалу двинулся вперед, хватая на ходу сочную траву. Хлопцы на нейтралке помнили наказ командира и вола подводили к себе со всем тщанием и старательностью. Спустя немного времени они уже держали животное накоротке, отпуская от себя не далее, чем на 5–7 саженей.

Вол не спеша переступал своими клешнятыми копытами, с наслаждением хрумкая зелень. А у немцев — полная тишина. Старший группы, помкомвзвода Виктор Курамов даже выругался про себя: «Что они, черти, не видят, что ли, мясо у них под носом ходит».

Но вот высунулась из окопа одна — другая каска, потом, выскочив из укрытия к волу, полусогнувшись, побежали две темные фигуры. В одно мгновение, не достигнув пары саженей до цели, любители отбивных оказались со скрученными руками и с кляпами во рту. Подгоняя вола и пленных, разведчики во всю прыть улепетывали к своим окопам. И только поняв, что произошло, не спавшие в ту минуту немцы, открыли запоздалый огонь.

Пленных допрашивал Иванов, хорошо владевший немецким языком. По их данным выходило, что назавтра назначено немецкое наступление, к их переднему краю подтянуты броневики и большое количество снарядов для артиллерии.

— Где находится склад снарядов? — спросил Иванов.

Молодой, веснушчатый немец, с белесыми бровями и

ресницами после непродолжительного запирательства назвал его место — вблизи речки, в глубоких глиняных ямах, прикрытых сверху длинными слегами и соломой. Стало известно, откуда двинутся на красных и прибывшие броневики.

Иванов тут же связался с командованием соседних стрелковых полков, проинформировал о добытых сведениях. Украинскому приказал оборудовать наблюдательный пункт с хорошим обзором местности на одном из высоких раскидистых тополей вблизи стана, подать туда концы связи.

И когда наутро со стороны немцев полетели первые снаряды, оборона красных дружно ответила огнем. Сосредоточив стрельбу на основных целях, батареи дивизиона били прямой наводкой по огневым точкам противника и его пехоте на переднем крае, а затем командир дивизиона и Иван Украинский лично корректировали огонь по месту сосредоточения броневиков и полевому артиллерийскому складу. Броневики были рассеяны, три из них уничтожены, а склад взлетел на воздух.

По окончании боя, сорвавшего намерения врага, стрел- ки — красноармейцы, довольные результатом, делились впечатлениями:

— Спасибо артиллеристам, це их разведка добре сработала.

А в дивизионе, где люди еще лучше знали всю предысторию боя, кое‑кто из хлопцев шутковал:

— Треба объявить благодарность тому волу Украинского, шо заналыгав двух немецких бугаев. Их балачка пий- шла нам на пользу.

Как и обещал, Иван возвратил вола хозяину в целости и сохранности, только малость перепуганным ночной стрельбой.

— Это еще пятнадцать рублей, — подавая хлеборобу деньги, сказал командир взвода артразведки. — Можно сказать, это плата за страх твоей худобы.

И он детальне поведал, в какой переделке побывало животное. Хозяин нахмурился, готовый вот — вот рассердиться, а затем вдруг от души расхохотался:

— Ну, бисова душа, и ловок же ты. Даже моего вола- трудягу заставил повоевать за Советскую власть.

К концу мая у Ивана Украинского и его разведчиков дел несколько поубавилось. Наше командование неоднократно вело в Таганроге переговоры с немцами о прекра

щении военных действий на Ростовском фронте. Те вроде бы выражали согласие на словах, но, требуя отвода красных войск на некоторых участках, сами в то же время не хотели уходить на предлагаемую им демаркационную линию.

Украинский неоднократно побывал на бронепоездах Семена Луцкого, Василия Ачкасова и двух других передвижных стальных крепостях, курсировавших по железнодорожной магистрали, снабжая их артиллеристов необходимыми данными о расположении вражеских целей. Встретившись однажды с земляком, Василий Ачкасов, будущий командующий всеми броневыми силами 11–й армии, сказал:

— У тебя сейчас круг обязанностей куда шире, чем был под Бурсаком. Растешь, рад за тебя.

— Стараюсь все делать исправно для нашей революции, — ответил Иван. — Только не радует неразбериха в нашем командовании.

— Это ты верно говоришь, — подтвердил Ачкасов.

Действительно, командующий революционными войсками Кубано — Черноморской республики Автономов, подзуживаемый своим заместителем Сорокиным, не на шутку законфликтовал с чрезвычайным штабом обороны в Екатеринодаре, а в Тихорецкой, где располагался их полевой штаб, они ополчились против многих руководящих работников Совета и ревкома. Дело дошло до того, что Автономов отдал приказ об аресте екатеринодарских руководителей Чрезвычайного штаба, а Сорокин — наиболее активных тихорецких работников. Последние, чтобы не попасть в руки Сорокина, ежедневно меняли квартиры, ночевали у своих друзей и знакомых.

Стукачом у Сорокина подвизался проходимец Макс Шнейдер, выдававший себя за социалиста и друга Троцкого по периоду пребывания в эмиграции в Америке. Как что — он к замкомандующего с доносами:

— Гордачкина надо арестовать, — докладывал он об одном из видных работников Тихорецкого Совета. — Распространяет слух, будто вы, Иван Лукич, не понимаете угрозы со стороны Деникина и необоснованно ослабили участок фронта в непосредственной близости от Тихорецкой.

Или:

— На железнодорожном узле измена. С кустового про

довольственного хранилища железнодорожники хлеб отправляют в Москву.

Не разобравшись, не вникнув в суть дела, молодой заносчивый военачальник тут же отдавал абсурдные распоряжения, вносившие сумятицу во всю работу.

Местные же большевики куда лучше его ориентировались в обстановке. Хлеб они отправляли по указанию руководства Кубано — Черноморской республики и непосредственно правительства РСФСР. Надо было выручать голодающий пролетариат Москвы, Петрограда и других промышленных городов центра России.

К безответственному поведению командования неокрепшей Северо — Кавказской Красной Армии добавилась другая беда. С весны во многих больших станицах Кубани заполыхали кулацкие восстания, образовалось немало вооруженных банд в тылу красных войск, руководимых, как правило, белогвардейскими офицерами. На подавление кулацко — казачьих мятежей отвлекалось большое количество сил и средств.

Из первой колонны Ростовского боевого участка на ликвидацию восстания казаков в станице Уманской отправилось две роты пехоты, две кавалерийские сотни, несколько орудийных расчетов. Из взвода Украинского сюда включались четыре разведчика. Старшим Иван назначил Виктора Курамова.

— Быстрее управляйтесь там с контрой, — сказал он своему помощнику. — Ибо похоже — не сегодня — завтра двинется на нас деникинская армия.

Охвативший большую территорию уманский мятеж удалось ликвидировать сравнительно быстро. Часть казаков сдалась в плен, многие влились в конную бригаду полковника Покровского и замели свой след поспешным бегством. В станицах и хуторах кулацкие повстанцы и белое офицерье творили чудовищные зверства. Возвратившись из похода в Уманскую и Староминскую, где тоже восставали казаки, разведчик Курамов рассказывал бойцам взвода:

— Все контрики подняли голову. К ним присоединились многие крестьяне — середняки. В одном доме и то не везде найдешь теперь единомыслие.

— Про это нужно рассказать подробнее, — попросил Украинский.

— Да вот хотя бы случай, — настроился на обстоятель

ный разговор помкомвзвода, — которому я сам свидетель. Вошли мы в хутор за станицей Шкуринской. Из него белые повстанцы уже поубежали, но кое‑кто из местных попрятался у своих родственников. Нам поступила команда: прочесать хутор и изловить бандитов. Один хуторской красноармеец попросился навестить отца и мать, а заодно осмотреть и свой двор. И что же? Заглянул он в клуню, а там его старший брат скрывается. «Ты чего туточки ро- бишь? — подступился к нему красноармеец. — Ведь ты же был в Красной Армии?» Ощетинился на него старший и говорит: «Не служу я больше совдепии, за белую идею сражаюсь».

И схватились тут братья. В клуне развороту нет, так они выскочили во двор, пораспугали утей, курей, индюшек. У младшего винтовка, а ее пытается вырвать из рук здоровенный старший братан. Пинаются ногами. Тут откуда‑то прибегает их отец, у него один глаз выбитый на русско — японской войне. Разъярился и этот. Подступается к сыновьям, хочет разнять, а они крутятся, как волчки, попробуй их удержи. Тогда родитель совсем рассвирепел, покрыл их в бога, христа и богородицу, замахнулся увесистой плеткой и рявкнул на всю улицу: «А ну, скаженны диты, скидавайте штаны, пороть вас буду. Мени ваши задницы шо била, шо красна — все едино». Но куда там! Пока мы не подоспели, поединок между братьями продолжался.