Федор Зарин-Несвицкий - Скопин-Шуйский Страница 21

Во время ее тяжелой болезни он оказывал тысячу мелких услуг ей и ее отцу и достиг того, что пан Хлопотня считал его самым близким себе человеком среди окружающих чужих людей, а Ануся встречала его радостной ласковой улыбкой и весело, как птичка, щебетала с ним. Этому сближению содействовало знание Калугиным польского языка.

С каждым днем его присутствие делалось для нее все более и более необходимым, их прогулки продолжались все дольше, ее рука крепче опиралась на его руку, и в тихий июньский вечер, когда особенно сладко благоухали цветы в старом саду князей Скопиных и воздух был особенно тих и прозрачен, давно ожидаемое слово было сказано. Любовь на один блаженный миг перекинула свой золотой мост через бездну, разделяющую дочь Речи Посполитой и всегда враждебного, непримиримого соперника ее родины, сына холодной, грозной Московии.

Сознание грозной действительности скоро вернулось к молодым влюбленным. И ему и ей их любовь казалась преступной. Старый Хлопотня ни на миг не поколебался бы убить свою единственную дочь скорее, чем видеть ее за москалем. Ануся таяла, и старый шляхтич, страшно обеспокоенный этим, напрасно несколько раз призывал к ней Фидлера. Немец задумчиво качал головой и говорил, что наука здесь бессильна, что больно сердце. Но, несмотря на самые трогательные уговоры отца, Ануся ревниво хранила свою тайну.

С переездом в дом воеводы Ануся еще больше загрустила. Свидания молодых людей должны были прекратиться, и они могли видеться только изредка и то лишь мельком, когда Ваня по приказанию князя приходил к воеводе во двор или проверять караулы, или с каким-нибудь поручением. Но теперь, перед своим отъездом, быть может, навеки, он должен увидеть Анусю в последний раз.

Проникнуть в дом воеводы ему не стоило никакого труда. В силу своей близости к князю Скопину он мог беспрепятственно ходить туда, куда был закрыт доступ другим. Под предлогом того, чтобы навестить молодого стрельца Крынкина, он пришел.

Он тихо обошел дом и по знакомой дорожке пробрался в сад. Сильная тоска сжала сердце Вани в этом саду, где прошли недолгие незабываемые лучшие минуты его юной жизни. В эту ночь свиданье не было назначено, но ему казалось, что Ануся так же тоскует, как и он, и, быть может, придет на заветную скамью или сидит теперь у раскрытого окна с тайной надеждой увидеть его.

Она помещалась вместе с другими фрейлинами царицы в нижнем этаже дома. Ваня осторожно подкрался к окнам. Все окна были закрыты и темны. Сердце его упало. Он вдруг понял, как несбыточна была его надежда увидеть Анусю.

Наверху в окнах слабо мерцал огонек. Казалось, весь дом был погружен в глубокий сон. Грустно опустив голову, Ваня направился в глубь сада к любимому уголку, где они с Анусей обыкновенно проводили свои недолгие свидания. Там, закрытая густо разросшимися кустами сирени и старыми липами, стояла полусгнившая скамеечка в стороне от дорожки. Он уже готовился раздвинуть кусты, как вдруг услышал за ними шепот голосов.

Ваня остановился как вкопанный, затаив дыхание, чутко прислушиваясь. Слышался женский голос, и Ваня весь похолодел, он узнал голос Ануси. Странный шум наполнил его уши, тщетно старался он понять смысл долетавших до него слов. Одна мысль сверлила ему мозг: с кем она могла быть?

Когда наконец он овладел собой, говорил уже мужской голос. Ваня сделал над собой усилие и стал прислушиваться. Мужчина говорил тихо, и Ваня лишь с трудом мог уловить отрывки фраз. Он расслышал имя Димитрия Шаховского… Про какого-то царевича Петра… И ясно разобрал фразу: «Скоро, скоро, пусть не плачет, не тоскует… Все верно, что писал Свежинский… Он жив…»

Ваня с необычной ловкостью тихо-тихо подвинулся вперед и сквозь ветви, при слабом мерцании звезд увидел высокую фигуру мужчины, закутанную плащом, и грациозную фигуру своей Ануси.

— Вот надо отправить туда, — едва слышно произнесла Ануся, — царица прислала.

Она передала письмо. Мужчина быстро спрятал его под своим широким плащом.

— Так скажи, — проговорил он, — что в эту ночь ничего не будет, что мы не готовы, пусть пани царица спят спокойно. Скажи, что это будет скоро, скоро… Я дам знать…

В эту минуту из-за частокола, окружавшего сад, послышался тихий свист.

— Тсс! Тише, осторожней… Прощай… — проговорил незнакомец и, тихо раздвинув кусты, исчез в темноте.

Ануся постояла несколько мгновений неподвижно, словно прислушиваясь, потом тихо повернулась и очутилась лицом к лицу с Ваней.

Она вскрикнула и попятилась.

— Ты, ты! Это ты, Янек! Матерь Божия! — словно в ужасе прошептала она.

— Ануся, что ты, не бойся, Бог с тобой! — ласково заговорил Ваня, беря ее холодные руки.

Он усадил Анусю на скамью.

— Кто это? С кем ты была?

Ануся тихо покачала головой.

— Я не могу сказать тебе этого, Янек, но клянусь, я люблю только тебя…

— Я верю тебе, — ответил Ваня, — но о чем вы говорили?..

Ануся прямо взглянула ему в глаза и решительно отвечала:

— Слушай, Янек, если бы тебе князь Скопин приказал хранить тайну, сказал бы ты ее кому-нибудь?

— О нет! — с уверенностью возразил Ваня. — Никому, даже в пытке!

— Ну, так и я. Это тайна царицы, — ответила Ануся.

У Вани стало очень тяжело на сердце. Она права, ей ближе ее родина, ее братья. Все у нас чужое, все! А царица думает, наверное, как бы сгубить царя Василия, перебить верных людей и с помощью нового Димитрия вернуть потерянный престол.

Никогда Ваня с такой ясностью не сознавал, какая непроходимая бездна лежит между ним и Анусей.

— Да, ты верно служишь царице, — сказал он, — а я верно служу князю Михаилу… Я слышал, что говорили вы, — добавил он.

Было заметно, как сильно побледнела Ануся. Она всплеснула руками и крикнула:

— Янек!

— Скажи, что замыслили вы? Твоя царица? — продолжал он. — Или мало крови наших братьев лилось? Зачем снова мутить царство? Близок вечный мир с Польшей… Ануся, дорогая, не вяжись в эту кровь…

Глаза ее загорелись.

— Слушай, Янек, — страстно заговорила она, — царице нужна верная, смелая подруга для опасных посылок, для ночных переговоров. Кто около нее? Панна Казановская слишком толста, панна Гербуртова еще больна, Оссовецкая только плачет… Царица полюбила меня, и я теперь ближайшая фрейлина к ней. Слушай, Янек, клянусь тебе кровью Искупителя — царь Димитрий жив!

Она встала со скамейки и торжественно подняла к небу руку. Ваня вскочил с места.

— Это неправда! — вскричал он. — Сам я видел на площади труп его!

Ануся покачала головой.

— Мы тоже так думали. Но знаешь ты, Янек, что в день мятежа прибыл из Самбора от жены пана воеводы Станислав Стержецкий и привез царице Марине письмо и жемчуг от ее мачехи… Знал ты об этом?

— Нет, не знал, — с недоумением ответил Ваня. — Да что ж в этом?

— А то, что как увидели пан воевода и царица посла, так и ахнули. Совсем как есть Димитрий. Пан воевода сказал, что неловко показывать такого посла царю, и сковали его во дворце. А во время бунта его-то и убили, а царь Димитрий спасся.

Ваня чувствовал, что у него в голове мутится. Рассказ Ануси, а главное, ее страстный, убежденный тон сильно подействовали на него.

— Это еще не все, слушай, Янек, — продолжала взволнованно Ануся. — До последних дней сомневались мы, что жив царь, а теперь знаем это. Через верного человека прислал он царице из Самбора письмо, царица хорошо знает его руку, а в письме написаны такие вещи, что кроме царя с царицей никто знать не мог. А еще прислал с письмом кольцо заветное, что ему подарила Марина и которое не снимал он ни днем, ни ночью! Понял, Янек, веришь ли? А что все из любви желаю, так ты поймешь сейчас. Помогу чем в силах царице и Димитрию. Вернется царь в Москву, сядет на престол и поженит нас, и отец мой рад будет! Так, милый, — прошептала Ануся, нежно смотря в глаза Ване. — А теперь, пока на престоле царь Василий, наши родины враги, поляки и москвитяне, и отец убьет меня за одну мысль о свадьбе, а тебя проклянут твои братья! Правда?..

Да, это все было правдой. Если бы продолжал царствовать царь Димитрий, такой брак не только не встретил бы осуждения, но, напротив, был бы угоден царю, который сам был женат на польке. Ваня все это понимал, понимал, что теперь нечего и думать об этом, и невольно в глубине его души смутно промелькнуло что-то похожее на желание успеха Димитрию. Он даже вздрогнул.

— Янек, милый, — шептал ему любимый голос, — помоги нам…

Ваня вскочил, не помня себя.

— Что, что ты сказала?

Ануся тоже поднялась с места.

— Что я сказала? — медленно произнесла она. — Я сказала тебе, кому ты крест целовал на верность? Не царю ли Димитрию? А? Ну же, говори, — добавила она, кладя руку на плечо Вани.

— Целовал ему крест, — тихо ответил Ваня.

— Так и служи ему, служи. Он твой истинный и единственный царь…