Айдын Шем - Нити судеб человеческих. Часть 3. Золотая печать Страница 21

Но в условиях бесправного и униженного существования крымских татар на спецпоселении нужно было оказаться полным ничтожеством и моральным самоубийцей, чтобы отречься от несчастья своего народа. Давайте договоримся, что таких среди нас не было, а если и были, то сгинули, покинули наш национальный генофонд, как кемаловы и сеит-ягьяевы.

К коллаборационистам я ни в коей мере не отношу тех, кто вступил в коммунистическую партию ради возможности продолжать работу по специальности - беспартийные не могли перейти через некоторый очень низкий карьерный порог. Я достоверно знаю, например, что в годы правления Брежнева появилось указание не переизбирать по возможности на должности институтских преподавателей граждан, не состоящих в компартии. Если бы все крымские татары отказались бы вступать в компартию, то не выросли бы в нашем народе великолепные хозяйственники, руководители учреждений и предприятий, юристы, профессора - люди всех тех специальностей, на которых категорически было запрещено держать беспартийных!

(Здесь я должен, во избежания кривотолков, заметить, что ни я сам, ни кто-либо из моих ближайших родственников в компартии не состояли!).

Да, нация не может состоять из одних только героев. Героев и не должно быть много, но те, которых Аллах подвигнул на самоотречение, должны быть настоящими, они должны быть окружены верными соратниками и продолжателями, готовыми подхватить знамя борьбы.

Нет, вы только представьте себе пятьсот тысяч одних только героев! Кто же будет землю пахать, помидоры и цветы выращивать, детей учить, людей лечить? – ведь геройство несовместимо с нормальным бытом. За то и принимают герои на себя страдания, чтобы все остальные их соплеменники могли жить не хуже, чем соседние народы. Для того и нужны герои, чтобы возродилась нормальная нация с положительными и отрицательными качествами, как и всякая другая нация. Но, конечно, желательно, чтобы было поменьше отрицательных, а побольше положительных качеств.

Сейчас, когда, по мнению людей планеты, наблюдавших за борьбой крымских татар, напряжение в этой борьбе снизилось, часто приходиться слышать слова доброй зависти и от тех, к кому судьба в середине XX века оказалась милостива, и от тех, кто тоже перенес геноцид. Завидуют нашему единению в борьбе, нашей взаимопомощи, нашей неподатливости перед лицом провокаций вербовщиков из органов безопасности.

Я полагаю, что для такой зависти есть основания!

Подавляющее большинство вынужденных вступить в партию крымских татар готовы были отказаться от партбилета, если бы КГБ пыталось их завербовать, чтобы использовать против Национально-освободительного Движения.

Я подчеркиваю, что моя недоброжелательность относиться не к тем, кто вынужден был вступить в компартию, а к тем, кто активно участвовал в пропагандистской кампании, нацеленной на отрыв крымских татар от Крыма! Я акцентирую на этом внимание читателей, дабы недобросовестные люди не настроили против меня некоторых из моих, надеюсь, искренних друзей, которых жизнь заставила в свое время подать заявление с просьбой принять их в КПСС…

Да, имперская практика, выраженная в формуле «разделяй и властвуй» в советской империи обогатилась новыми гнусными гранями. Советская пропаганда внедрила в сознание людей представление о том, что член единственной в стране партии, именуемой коммунистической, лучше просто члена профсоюза не коммуниста, более достоин, чем не члены КПСС, всяческих благ и привилегий. Та же пропаганда внедрила понятие «первый среди равных», относящееся к русскому человеку среди разных нерусских. Будь этот русский человек пьяницей, охальником, недоучкой, выскочкой – он все равно первый, он первым достоин всего, что есть от Москвы до самых до окраин. Абсурдно!

И были среди «первых среди равных» очень первые – это номенклатура! И если человек был когда-то введен в состав управленцев, в состав обличенных доверием вышестоящих партийных органов, то он остается в этой номенклатуре, даже если он человек третьего сорта - спецпереселенец. Кстати, номенклатура по латыни означает «роспись имен», список избранных личностей то есть.

Жизнь строилась не по закону, а по понятиям. Причем понятия партийно-советские были намного бесчестнее, чем у уголовников.

Вот наказали целый этнос – крымскотатарский ли, чеченский ли, калмыцкий ли. Выслали без суда и следствия всех, а потом стали отделять в этом этносе беленьких от черненьких. Член компартии? – использовать на должностях в зависимости от специальности. Бывший очень ответственный работник? – освободить от спецкомендатуры и его, и его детей. Они ни в чем не виноваты. А другие татарчата возрастом от нескольких дней и больше – виноваты. Из-за них, младенцев, германская армия захватила Крым. А младенцы из семей номенклатурщиков не виноваты. И все офицеры и солдаты, прошедшие войну с первого дня до последнего, награжденные орденами, раненные, но выжившие – все виноваты. И всех тех детишек, которые не номенклатурные, у которых отцы пали в сражениях с германскими войсками, как только им исполнится шестнадцать лет, немедленно взять на учет в спецкомендатуры, установить над ними гласный надзор и запретить свободные прогулки в пределах даже одного небольшого города. А если без специального письменного разрешения спецкоменданта на руках вздумают перейти с разрешенного тротуара на противоположный неразрешенный, то ему 20 лет каторги, возраст не помеха. А ровесник этого каторжанина из номенклатурной семьи может хоть сто раз прыгать с одного тротуара на другой. Ну а сам глава номенклатурной семьи должен, конечно, эту милость властей отрабатывать.

Недобрая, грязная, абсурдная ситуация. А вот если бы был правый суд, то осудили бы виновных, тогда бы сын джанкойского пастуха был бы таким же полноправным, как и сын какого-нибудь секретаря райкома, и прыгал бы с тротуара на тротуар без страха. А то ведь раз! – и 20 лет каторги!

Я выше дал перевод слова «номенклатура» с латинского. А каков реальный смысл этого понятия? Не ищите ответа на сей вопрос в изданных при советской власти справочниках и энциклопедиях. Там вы найдете только такое: «номенклатура – перечень названий, употребляемых в какой-либо отрасли науки, техники, искусства» или «перечень счетов, открываемых бухгалтерией предприятия». Не больше и не меньше!

А вот как в 1932 году сформулировал критерий отбора в номенклатуру М. Рютин, секретарь Краснопресненского райкома партии (Москва), расстрелянный в 1937 году: «На партийную работу чаще всего выдвигаются люди бесчестные, хитрые, беспринципные, готовые по приказу начальства десятки раз менять свои убеждения, карьеристы, льстецы и холуи».

Давайте обопремся на слова «чаще всего» и поверим, что крымская номенклатура была за пределами этого «чаще всего». Но все же…

Может кто-то упрекнет Керима, доктора медицинских наук, профессора – столько, мол, времени прошло, достиг в жизни тех рубежей, до которых не доросли дети номенклатурщиков, пора, мол, успокоиться.

 А с чего, скажите, забывать такие обиды?

Конечно, к какому-нибудь Велиеву и к его детям обиды быть не может, к ним не может быть никаких претензий. Претензии к советской системе, к компартии – нет срока давности для издевательств над людьми! А Велиев и ему подобные – не они определяли политику компартии, они только служили своим покровителям, чего с них взять.

Да, вправе Керим не забывать, как он вместе с тысячами других малолетних детишек был причислен к преступникам, которые были под гласным жандармским надзором многие годы, которым только в порядке особой милости разрешали после семилетки продолжать учебу в школе. А чтобы поступать в вузы – так до пятьдесят третьего года, когда помер Сталин, редко у кого принимали документы для поступления в институт. И в тюрьму попадали наши ребята только за то, что хотели получить высшее образование. Айдеру, сыну известного народного поэта Якуба Шакир-Али, в год начала войны было десять лет. Он рос сиротой, был выслан в Узбекистан вместе с матерью и старшим братом, выжил, закончил в 1951 году десять классов в городе Янги-Юле, находившемся в 25 километрах от Ташкента. Разрешение на подачу документов в медицинский институт юноша не получил. Он тайно прошел пешком эти 25 километров, скрыв свою национальность подал документы в приемную комиссию, успешно сдал экзамены и стал студентом. Через три месяца доблестные чекисты его выследили и заточили в ташкентскую тюрьму. Из тюрьмы он чудом вышел после смерти Сталина с седой головой. А был бы его отец не поэтом, а номенклатурщиком, то учился бы Айдер в своем институте без проблем.

А мне, в добавление к клейму спецпереселенца носившего еще и клеймо сына «врага народа» (еще бы – отец мой получил срок в двадцать пять лет!), даже и после смерти Сталина не давали разрешения учиться в высшем учебном заведении. Все крымские татары из всех школ городка Янги-Юля получили разрешение, а мне в качестве издевательства республиканское ЧК велела ехать в Каракалпакию, в педагогический институт с узбекским языком обучения…