Михайло Старицкий - РУИНА Страница 22

Незнакомец со вниманием слушал Мазепу, видно было, что речь его уже западала ему глубоко в душу, но при последних словах брови незнакомца нахмурились.

— Ге, что вспоминать! — произнес он угрюмо. — Тогда ведь и все Запорожье, и мы все, как один, за Дорошенко стояли, и как все складывалось хорошо! Эх! — Он вздохнул глубоко и с досадою махнул рукой. — Вот ты все стоишь за Дорошенко и выхваливаешь его, а вспомни сам, сумел ли он воспользоваться придатной минутой? Он, гетман, сам ускакал от войска! И в какую минуту полетел он в Чигирин жинку стеречь и тем разрушил все дело! Вот за этот самый поступок и отвернулись от него сердца всех запорожцев. Бабий! — последнее слово незнакомец произнес с каким-то особенным презрением и, поднявши высоко заплесневелую фляжку, перегнул ее над своим кубком.

Тусклый свет свечи отразился в бриллианте, и камень загорелся тысячью огней. Этот блеск словно ослепил Мазепу.

«Пора, придатная минута», — пронеслось у него в голове, и сердце его замерло. Все политические соображения отлетели от него в одно мгновенье… Дорошенко, Ханенко — все отошло на задний план, он только и помнил, что теперь как раз настала удобная минута для того, чтобы перевести разговор на кольцо, и решился начать.

— Что ж? Это верно, — заговорил он каким-то напряженным голосом, — тем своим вчинком нанес гетман всему войску большой урон. Виноват, сам знает и кается… Да, все сердце! Ох–ох! — Мазепа вздохнул. — Кто из нас без греха? Вот и ты, — Мазепа сделал над собой невероятное усилие и улыбнулся, — все, гм… на бабийство нападаешь, а перстень дивочий носишь… хороший перстень, хороший, а ну-ка, покажи его.

— Изволь! — незнакомец снял с пальца кольцо и подал его Мазепе. — Фу, да и холодные же у тебя руки, словно у жабы!

— Замерз я, — произнес с какой-то неловкой улыбкой Мазепа и, положив кольцо на ладони, жадно впился в него глазами. На внутренней стороне кольца виднелось изображение двух соединенных рук. Не было сомнений — это было его кольцо, его! Кровь ударила в лицо Мазепе, рука его задрожала — и кольцо со звоном покатилось на каменный пол. Но это происшествие случилось кстати: с необычайной поспешностью бросился он поднимать перстень и скрыл таким образом свое взволнованное лицо. Через несколько секунд ему удалось отчасти овладеть собою, и он занял снова свое место.

— Вот так случай, чуть–чуть было не потерял твой перстень… Тогда, думаю, и головы бы моей не пожалел. Хе–хе! Верно, какая-нибудь чернобровая на память подарила? — Мазепа попробовал подмигнуть глазом и улыбнуться, но улыбка не вышла, и вместо нее на лице его появилась какая-то гримаса.

— Да нет, какая там чернобровая! — горожанин махнул со смехом рукой. — Слава Богу, с этим товаром не знаюсь!

Мазепа вспыхнул.

— Не… не знаешься? — произнес он поспешно, забывая свою осторожность. — Так где же ты достал его, где?..

Горожанин с удивлением взглянул на Мазепу: лицо последнего всеми своими чертами изображало одно ожидание и нетерпение, глаза так и впивались в незнакомца, в его уста, словно хотели поймать готовое вылететь из них слово.

— Купил, — произнес он, — да скажи на милость, что это с тобой?

Но Мазепа не слыхал его вопроса; все лицо его просияло от радости.

— Купил, купил? — вскричал он, вскакивая с места.

— Да что это с тобою? Охмелел ты, что ли? — вскричал в свою очередь изумленный незнакомец и также поднялся с места.

— Где же, где купил? Вспомни… скажи правду… на Бога! — продолжал Мазепа хриплым, прерывающимся голосом.

— В Богуславе, у жида.

— Когда же?

— Да так, с год тому назад.

— О Господи, что же это? Друже, брате! — Мазепа страстно стиснул руки незнакомца. — Что хочешь возьми с меня, только укажи мне его, укажи!

— Да расскажу все и укажу все, если ты только объяснишь мне раньше, что это с тобою случилось, как увидел ты мое кольцо? Знакомо оно тебе, что ли?

— Ох, как знакомо! — вырвалось у Мазепы помимо его воли горькое восклицание. Он опустился на лавку, выпил стакан вина и, проведя рукою по волосам, заговорил уже спокойнее. — Всю тебе правду скажу, всю.

Незнакомец также присел к столу и устремил на Мазепу полный любопытства взор.

— Видишь ли, — продолжал после минутного молчания Мазепа. — Кольцо это, которое ты носишь на пальце, мое. Да, мое, — повторил он, заметив изумление, отразившееся на лице незнакомца, — и купил я его для своей невесты, и эти вот руки, которые видны вот здесь, на внутренней стороне, велел вырезать в знак того, что и мы с нею сплетем навек свои руки. Да доля судила иначе! — по лицу Мазепы пробежала горькая усмешка. — Теперь вот не знаю, найду ли хоть труп ее где-нибудь на земле.

— Вот оно что, — протянул сочувственно незнакомец, — так объясни мне, как же все это сталось, все расскажи: может, и я тебе, брате, в чем-нибудь пригожусь.

Мазепа в кратких словах передал незнакомцу всю историю разграбления хутора и исчезновения Галины.

— Вот видишь ли, — окончил он, — целый год, а может быть, и больше, как я уже говорил тебе, не был я на Украйне, все искал хоть какого-нибудь следа: перерыл весь Крым, был и в Цареграде, всюду расспрашивал, всюду искал, — и не нашел нигде ни слуха, ни следа. И вдруг вот тебя с этим кольцом посылает мне Господь навстречу!

— Фу, ты, Господи! Словно в сказке все слышу. Ну, одначе, если уж Господь послал меня тебе навстречу, так я и оправдаю его волю! — вскрикнул весело незнакомец, ударяя по столу рукой. — Перво–наперво, бери себе кольцо, — оно твое — и носи его на здоровье.

— Но постой, ведь ты потратился…

— Дурныця, — возразил шумно незнакомец. — Бери его, может, оно тебя и к твоей Галине приведет.

— Спасибо, спасибо, друже, — произнес прочувствованным голосом Мазепа, крепко сжимая руку незнакомца, — только если уж так, то позволь и мне сделать тебе на память небольшой дарунок. — С этими словами он отцепил от пояса драгоценную люльку, украшенную золотом и бирюзой, и передал ее незнакомцу.

— Отлично!.. — вскрикнул тот с веселым смехом. — Вот эта штука по мне, ей–богу! Знаешь, как в песне говорится, — незнакомец задорно подмигнул левым глазом: — «Мени с жинкою не возиться, а тютюн да люлька казаку в дороге знадобится!» Ха–ха! Верно! Ну, а теперь слушай меня дальше: очень ты мне полюбился, и не хочу я, чтобы такая умная голова из-за кохання гинула, а потому слушай мой приказ: давай почоломкаємся, брате, да и ложимся сейчас спать, ехать уже поздно, а завтра чуть свет едем мы с тобой в Богуслав, не я буду, если не отыщу тебе того жида.

Наступал холодный осенний вечер. Целый день моросил мелкий дождь, но не тот теплый, ласковый, что в летние дни падает иногда незаметной росой и своей влагой умеряет зной дня, а ядовитый, промозглый, налетавший со всех сторон косыми прядями и хлеставший злорадно несчастного путника, застигнутого в дороге.

В волнующейся мгле, по дороге к женскому монастырю, двигались две фигуры.

— Ой, замерзну, — запротестовал жалобно хлопец, шагавший по грязи вслед за какою-то длинной фигурой, колебавшейся среди тумана мрачным силуэтом. — И за шею, и за пазуху вода льется. Зуб на зуб не попадает… Хоть ложись да сдыхай!

— Эге, нежный! — огрызнулся шедший впереди путник, вооруженный огромной палкой с железным наконечником. — А целую неделю мокнуть под холодным дождем не пробовал? А спать в луже и примерзнуть в ней под утро не приводилось? Хе! Хе!

— Да я всякого лиха тоже попробовал, а вот что-то теперь невмоготу, ноги не слушаются!..

— Ну, потерпи, хлопче, трохи; вот монастырь скоро, — там и согреемся, и подкрепимся… вот как в Чигирине было… помнишь, у молодой хозяйки?..

— Ох, — вздохнул хлопец, — то ж хозяйка была, молодая господыня, а там черницы; пожалуй, «поднесут еще черницкого хлеба»!1

___________

1«Поднести черницкого хлеба» — пословица, означающая вытолкать в загривок.

— Хе–хе! Не любишь? — засмеялся хрипло старший путник, остановившись, чтоб перевести дух.

— Да где же этот монастырь? Идем, идем, и конца нет… Может быть, сбились с дороги?

— Чтоб я сбился! Го–го! Не на такого напал! И в глухую ночь потрафлю всюду… Вон, гляди, чернеет во мгле длинная полоса, то муры монастырские.

— Так поспешим! — обрадовался хлопец.

— Стой, попробую выкурить люльку: в монастыре не годится… не позволят.

— Дядьку, голубчику, бросьте вы люльку… Совсем становится темно… да и тютюн и губка мокрые, верно, как хлющ.

— А вот посмотрим. — И знакомый нам нищий присел на корточки, закрылся кереей и стал осматривать свои курительные припасы.

Хлопец натянул на голову свитку и с тоской ждал, чем окончится попытка строгого дядьки; но, к счастью хлопца, все оказалось у нищего перемокшим, и он, плюнув сердито, злобно поднялся и зачастил к монастырю. Хлопец почти бегом пустился за ним, чтобы не отстать и не потерять тропы в наступившую темень.

Вскоре вырезались из мрака высокие стены с укрепленною башнею брамой. Путники подошли к самой браме, и старший начал стучать в нее своей клюкой, но на его энергичные удары в окованные железом ворота никто не откликнулся, только ветер ворвался с воем под своды башни и закружил холодною хлябью.