Портрет Лукреции - О' Страница 23

— Много не пейте, — просит голос. — Один глоточек.

Неужели София пришла о ней позаботиться, вновь ее спасти? Весть о болезни Лукреции донеслась до дома, София вскочила на коня и поскакала среди ночи по сугробам и льду; София, мстительная вакханка, вмиг позабыла о больных суставах и поехала верхом. Она заявит Альфонсо: Лукреция возвращается домой! Уж София от своего не отступится. И они вместе уедут во Флоренцию… Нет, не туда. В Урбино или в Рим. Поселятся далеко-далеко, в другом регионе или даже стране.

Но София никак не могла приехать. Лукреция и не надеется. Она через силу продирает глаза, щурясь от слепящего солнца.

У кровати сидит всего лишь ее камеристка Эмилия, обтирает губкой ей лоб, разглаживает ладонью свежие простыни.

— Мадам, бедная вы, бедная! Отравились? Выпейте воды, только понемножку, по глоточку, а то опять желудок расстроится.

Эмилия бросает грязное постельное в корзину. Лукреция смотрит на камеристку с тупым удивлением.

— Извините, что вчера не приехала, — продолжает Эмилия. — Мы думали, отправимся следом за вами, но нам запретили. Сказали, погода испортилась, на дорогах стало опасно. Я все переживала, как вы тут одна. Пыталась договориться с конюхом, а он ни в какую, у него был приказ от самого синьора Бальдассаре, ну и…

— Бальдассаре? — повторяет Лукреция. Рот ее пересох и потрескался, как выжженная земля.

— Да, мадам. Он велел слугам оставаться в Ферраре после его отъезда, так что…

— Он тоже поехал?

— Да, на рассвете.

— И куда?

— Сюда, конечно! Его высочество герцог без синьора Бальдассаре не ездит, вот и…

— Бальдассаре здесь?

— Да.

— В этой fortezza?

— Полагаю, что так. Он выехал рано утром с…

— Кто его сопровождал?

Эмилия вытирает пол тряпками, взятыми из-под кровати.

— Ой, дайте подумать…

— Кто? — торопит Лукреция. — Вспомни, Эмилия!

— Всего несколько человек, мадам. Синьор Бальдассаре, приближенные герцога, три стражника, один конюх. Повар отправил большой окорок, и…

— Ты поехала с ними?

— Нет, я же говорила… — Эмилия выжимает тряпку. — Нам не разрешили, а потом я узнала, что скоро отправляется еще одна группа, и тогда…

— Кто знает, что ты здесь, Эмилия?

— Ну, наверное…

Камеристка болтает без умолку, сыплет именами, подолгу все описывает; Лукреция никак не может сосредоточиться. Она пытается уследить за ходом событий, но голова будто набита сухим мелким песком — стоит наклониться, и он потечет из одного угла в другой.

— …так я и выскочила, — продолжает Эмилия, радостно намывая пол. — Вряд ли кто по мне будет скучать. Вам я, наверное, нужнее, вот и не спросила разрешения. Если не спрашивать, тебе и не откажут, правильно?

— Ты кому-нибудь рассказала об отъезде? — прерывает Лукреция поток слов.

— Нет, я же говорю!

— Кто-то видел, как ты выходила?

— Вряд ли. — Эмилия закусывает губу. — А почему вы спрашиваете, мадам? Вы…

— Подумай хорошенько, — настаивает Лукреция. — Клелия? Придворные дамы Нунциаты?

Нахмурившись, Эмилия качает головой.

— Сомневаюсь. Я собрала вещи и сбежала, пока…

— А конюхи? Ни один?

— Как же! — фыркает Эмилия. — Я слышала, они так напились вчера, даже…

— А твоя лошадь? Кто-нибудь заметил, что она пропала?

— Но я ведь уже сказала, мадам. — Эмилия поднимается с пола. — Я не брала лошади из castello. У них была лишняя, вот я и…

— Никто не знает, что ты тут?

— Нет.

— А Бальдассаре? А Его Высочество герцог?

— Нет. — Эмилия озадаченно хмурится, открывает окна и выливает грязную воду из ведра; слышится плеск о стену fortezza. — А почему вы спрашиваете? Вы такая бледная! Снова тошнит? Хотите…

— Некогда объяснять. — Лукреция закрывает глаза, собирается с мыслями. Альфонсо, fortezza, ужин… Бальдассаре выехал на рассвете, Эмилии запретили ехать за Лукрецией… Чем это для нее обернется? Как поступить? — Мне нужно… — Она шарит по кровати в поисках вчерашних набросков, платка, накидки, любого мостика между ночью и невероятным утром. — Мне нужно… — А что ей нужно? Лукреция с трудом приподнимается на подушке. — Я должна…

Эмилия кладет руку ей на плечо.

— Должны лежать спокойно. Отдыхайте. Я схожу к герцогу, расскажу о вашем недомогании, он пошлет за…

— Нет! — Лукреция цепляется за руку Эмилии. — Не ходи вниз! Оставайся в комнате, поняла? Никому не рассказывай, что ты тут! Мне надо подумать, надо…

— Мадам, вам нужен лекарь. Я попрошу…

— Эмилия… — шепчет Лукреция, притянув камеристку к себе. — Эмилия. Послушай. — С чего начать, как все объяснить?.. Не успевает она подумать, как слова сами срываются с ее губ: — Он хочет меня убить.

Лукреция удивляется ничуть не меньше Эмилии. Признание висит в воздухе, как клубы дыма. Тогда Лукреция и осознает: это правда. Она все поняла еще за ужином, однако сама себя убедила — или хитрый Альфонсо ее убедил — что ошиблась. Пора заглянуть истине в глаза. За ней пришла смерть. Уже стучится в дверь, проталкивает пальцы в замочную скважину, хочет протиснуться внутрь.

Эмилия задумчиво глядит на Лукрецию — не кричит и не ахает, только поглаживает по руке.

— Ваша светлость, при жа́ре появляются странные…

— Пожалуйста, выслушай! — сипит Лукреция, одолевая боль в горле. — Поверь мне, прошу! Он меня убьет. Понимаешь? Поэтому и привез сюда совсем одну, без тебя. Чтобы не осталось свидетелей, ясно?

— Мадам. — Эмилия переминается с ноги на ногу, нервно косится на дверь. — Вы немножко не в себе из-за болезни, может…

— Он меня отравил. — Лукреция изо всех сил сжимает ее руку. — Вчера вечером, я точно знаю. То ли олениной, то ли супом, то ли вином… Отравил. Верь мне.

В холодном зимнем свете комнаты по лицу Эмилии пробегает тень. Она смотрит на госпожу, свежевымытый пол, наброски на тумбочке, переводит взгляд на полоску реки за окном. Чуть нахмурившись, оборачивается к Лукреции.

— Не может быть. Герцог — человек чести, он вас любит. Он бы никогда так не поступил. Только не со своей женой! — Эмилия сама себя убеждает, однако слова Лукреции медленно, но верно пускают корни. Она понемногу начинает верить.

— Он же вас любит! — повторяет камеристка, на сей раз шепотом. — Любит, это всем ясно!

Лукреция молча не сводит глаз с Эмилии.

— Да как он мог!.. — восклицает та. — Разве… Кто ж на такое способен?

Она оседает на кровать и сжимает ослабшую руку Лукреции.

— Ох, мадам! Что же нам делать?

«Нам»! Как приятно звучит! Бальзам на измученный разум, лекарство для ноющего, опустошенного тела.

— Не знаю, — отвечает Лукреция, потирая лоб, словно это избавит ее от боли. — Понятия не имею.

Спит человек, правитель почивает

Палаццо, Флоренция, и Delizia[35], город Вогера, 1560 год

Подошел к концу день ее свадьбы; за окном так темно, что даже собственных рук не видно. Середина ночи, солнце давно зашло, экипаж стоит у закрытых ворот палаццо, под аркой. На улице слуги спорят, как ровнее поставить сундук, куда подвинуть мешок, как покрепче перевязать вещи, проверить упряжь.

На коленях Лукреции четки, букетик цветов и шерстяная шаль с гладкой бахромой. На сиденье лежит бархатная подушка с золотыми пуговицами, но деревянная скамья все равно слишком жесткая.

Скворцы на пьяцце оживленно щебечут: наверное, скоро рассвет. Их голоса проникают сквозь плотную пелену тьмы и тяжелые деревянные ворота палаццо. Лукреция думала, что после венчания сразу же уедет с Альфонсо навстречу новой жизни, но нет. Ей никто не сказал, что за церемонией идет бесконечный свадебный пир: длинные столы ломились от жареного мяса и хлеба с зеленью — Лукреция кое-как запихнула в себя несколько кусочков, а затем мужчины ушли смотреть колесничные бега, которые устроил ее отец, а затем, под конец пира, когда Лукреция уже надеялась встать из-за стола, мужчины вернулись, и лица их горели весельем; потом пришли музыканты и начали играть, вбежали акробаты, и nano Морганте затеял драку с одним из них, далее настало время танцев, и Альфонсо пригласил сначала Лукрецию, потом Элеонору, потом Изабеллу, потом опять Лукрецию — она к тому времени вымоталась и даже стоять на ногах не могла, но за ней наблюдали родители и все придворные, поэтому пришлось с улыбкой подать жениху руку, через силу шагать в такт с Альфонсо, держать голову прямо, не снимать с лица учтивой маски, двигаться изящно, однако без манерности, хотя она мечтала лишь об одном — вернуться в спальню, снять тяжелый золотой cintura и забыться сном.