Джесси Бёртон - Миниатюрист Страница 24

Корнелия разражается смехом, а у Неллы внутри все закипает. Она чувствует себя как на сковородке или как в тюрьме.

– Какие у вас могут быть дела, мадам, – насмешничает служанка. Нелла, не оборачиваясь, выходит на свежий воздух, подальше от тяжелого запаха сальных свечей, от глаз своего цербера. Но, к ее изумлению, служанка, все еще вооруженная шваброй, хватает ее за руку. Под ее усталыми синими глазами залегли тени. – Вам не следует гулять одной.

Нелла вырывает руку.

– Я могу идти куда мне заблагорассудится.

Ее встречает бодрящий день, а Корнелия закрывает дверь за ее спиной. Она набирает полные легкие холодного воздуха и закашливается от запаха канализации. «Представляю, как будет вонять от этого канала летом!» Она шагает по Золотой Подкове, радуясь, что наконец оставила дом и его обитателей.

Хорошо идти одной, тем более одинокая женщина на улицах Амстердама не такая уж редкость, чтобы на тебя все пялились. На Калверстраат Нелла быстро находит вывеску со знаком солнца и девизом под ним. Стучит в массивную дверь. Улица еще не ожила. Лавочки только открываются, и все предпочитают сидеть в тепле. Как же ей не хватает солнца! А впереди нескончаемая зима. Изо рта валит пар.

– Эй! Есть кто-нибудь? – Ну отзовитесь же. Ей позарез нужно увидеть миниатюриста, хотя, если бы ее сейчас спросили «зачем?», она не сумела бы толком объяснить. – Это Нелла Оортман. Мне надо с вами поговорить.

Волна раздражения, поднявшаяся сегодня утром, снова ее захлестывает: «Я вам плачу хорошие деньги не за то, чтобы вы от меня прятались! Что за дурь… Похоже, обычные отношения между торговцем и покупателем – это не наш случай». Еще раз постучав, она прикладывает ухо к толстенной двери, тщетно пытаясь расслышать шаги. Затем отступает назад и задирает голову в надежде увидеть тень в окне. Ничего такого. Хоть бы горящая свеча! А все же у дома вид обитаемый. Или она выдает желаемое за действительное? Должно же быть какое-то объяснение.

– Там никого нет, – раздается голос за спиной.

Нелла оборачивается.

– Что?

Она сглатывает. Лицо как губка, в розоватых оспинах, разве такое забудешь? Это он обозвал Отто животным, а Корнелия на него накричала. Она снова смотрит на дверь.

– Эй, – обращается она к деревянной панели. – Мы можем поговорить? Пожалуйста. Мне надо кое о чем вас спросить…

– Я ж вам говорю, там никого нет.

Нелла молчит, продолжая держаться за дверь. Кажется, мужчина ее не узнал. Она старается не показывать ему своей неприязни.

– Мне нужен миниатюрист, – признается она.

– Кто?

– Тут живет человек из «Списка Смита».

– Ваш список явно устарел. Сюда никто не заходит. Я работаю напротив, в лавке, где продается шерсть. Вот уже две недели. Здесь свой круг – все знают своих соседей, перемывают им косточки…

– А тому, кто живет здесь?

– Ни разу не видел, чтобы кто-то сюда входил или выходил отсюда. Иногда какой-то парень, англичанин, забирает посылки, оставленные на пороге.

Нелла снова отступает на пару шагов и задирает голову. В одном окне что-то мелькнуло… нет, это всего лишь отражение женщины в доме напротив, выбивающей коврик.

– Наверняка скоро появится бургомистр и прикажет взломать дверь. Нечего стоять пустым домам.

Нелла хватается за косяк.

– Не надо о бургомистре, – в ее просьбе звучит мольба. От таких слов – бургомистр, суд – ее бросает в дрожь. Это как если бы тайны ее личной жизни вдруг вздумали выставить на общее обозрение. Ей тут же захотелось спрятать их получше, хоть иногда и подмывает с кем-то поделиться. Вдруг вспомнились слова Марин, как по приказу суда людей топят за преступления, которые она не пожелала обсуждать. Суд и бургомистр олицетворяют собой контроль и власть, их можно сравнить с пастором Пелликорном.

– Вы не понаблюдаете за этим домом? – попросила она. – Я вернусь и заплачу вам один гульден.

Он кивает, почувствовав в голосе волнение.

– Зачем это вам нужно?

Нелла смотрит ему в глаза.

– Не знаю. Нужно, и всё.

Она покидает Калверстраат в смущении и гневе, уверенная в том, что в доме под знаком солнца кто-то живет. Что-то почувствовав затылком, она оборачивается – никого. Она ждет не дождется встречи с мужем. Йохан излучает понимание и здравый смысл – может, поэтому его чело нередко омрачает печать грусти. Она приближается к верфи. Запахло морем, вдали показались мачты больших кораблей. Ей хочется увидеть мужа за работой, чтобы наконец понять, чем он занимается. Она расскажет ему про миниатюриста и что-то обязательно услышит в ответ. Может, он потребует ареста чудо-мастера за то, что тот за ней шпионил? Почему бы и нет! Разве Йохан не захочет узнать, кто изготовил миниатюрные копии его любимых собак и прислал их в его дом?

Она проходит под главной аркой, ведущей к зданию Ост-Индской компании. А рядом расположен арсенал, откуда доносится бренчание сортируемых щитов и кирас. Это самое сердце города, если не всей республики. Нелла останавливается, прислушивается. Когда-то отец говорил, что в Амстердаме сосредоточено больше половины военного бюджета страны. Никакому другому городу такое богатство и не снилось. В словах провинциала звучали сомнения, легкая тоска и благоговейный трепет.

Она идет по периметру двора, испытывая головокружение от узора кирпичной кладки. Двое мужчин, завидев ее, отвешивают низкие поклоны. Нелла отвечает книксеном. Они смотрят на нее с любопытством. Женщины сюда редко заглядывают, преимущественно ночью, когда волосы у них пахнут ванильным мускусом.

– Мне нужен Йохан Брандт, – говорит она.

Один из мужчин ухмыляется.

– Пройдете еще одну арку и в конце двора, слева, увидите дверь.

– Благодарю.

Она чувствует спиной, что они глядят ей вслед. Остановившись перед нужной дверью, она стучит и входит, не дождавшись ответа.

В комнатке, склонившись над столом, сидит клерк, а за его спиной на полках аккуратными стопками сложены манускрипты. Горят свечи – естественного света маловато. Перо скрипит по бумаге, точно когти зверя по коре. Чувствуется солоноватый морской запах, которым пропитались скудная мебель и сами стены, отсюда такая сырость. Из-за приоткрытой двери доносится грубоватый голос:

– Лукас Эрвин, ты меня слушаешь?

Человек, которого назвали Лукасом, переводит взгляд на нее. Его лоб усыпан красными угрями.

– Да, господин, – откликается он.

– Я жена Йохана Брандта, – говорит Нелла.

– Правда, что ли? – В глазах клерка промелькнула нескрываемая тревога.

– Да. Он здесь?

Лукас мнется.

– Да кто его знает. – Он отводит взгляд и как будто колеблется. – Пойдемте, – говорит он, приняв решение.

Нелла поднимается следом за ним по лестнице на третий этаж, и по длинному коридору они идут к большой дубовой двери. Но тут их перехватывает другой клерк.

– Элберт, – обращается к нему Лукас.

– Чего тебе здесь надо?

Нелла переводит взгляд с одного на другого. Они явно родные братья, удивительно похожи, разве что Лукас субтильнее и темнее, а Элберт ростом повыше, зато рот, нос и настороженные голубые глаза выдают их несомненное родство.

– Это жена Йохана, – сообщает брату Лукас.

Элберт смотрит на нее с прищуром, отчего Нелле становится не по себе. Братья явно напряжены, и это напряжение передается ей.

– Я пришла к мужу, – говорит она.

– Понятно. – Элберт косится на брата. – К сожалению, его нет. Он ушел час назад.

– Ушел? – удивляется Лукас.

– Да. А сейчас, с вашего позволения…

– Куда? Куда он ушел? – спрашивает Нелла.

– На склады.

– На склады? – тупо повторяет Лукас. Он словно выплевывает слова, и Нелла чувствует прилив неприязни. От его рубашки попахивает чем-то таким, что едва не заставило ее отшатнуться в ту ночь, когда она стояла босиком под дверью Йохана. А еще вспомнилась Марин нынешним утром, распущенные волосы и растекающееся кофейное пятно на скатерти. И ей кажется, что в ней самой тоже что-то опрокинулось.

– Я туда войду, – говорит она, показывая на дверь в конце коридора.

– Нет, – качает головой Элберт. – Это личный кабинет. Женщинам туда нельзя.

– Да пусть посмотрит, где он работает, – говорит Лукас, стряхивая что-то с лацкана.

– Лукас! – выговаривает ему брат. – Я сказал «нельзя».

– Я его жена. Я требую, чтобы меня пропустили.

– Простите, но я не могу.

Элберт кладет руку ей на плечо, но она ныряет под нее и бежит дальше по коридору, слыша топот за спиной.

– Да ладно! – кричит брату Лукас. – Пусть посмотрит, какое тебе дело.

Ага, поймает он ее, как же! Она уже рванула на себя дверь и вошла внутрь.

– Не смотрите! – успевает выкрикнуть Элберт.

Имя мужа застревает у нее в горле – первый слог успел сорваться шепотом с губ, а второй так и остался во рту, рассыпался, точно прах. Ее муж, Йохан, лежит на кушетке совершенно голый, а над его промежностью склонилась голова в темных кудрях, которая, кажется, приросла к лежащему телу. Приглядевшись, Нелла понимает, что голова двигается вверх-вниз на… на причинном месте ее мужа… и в скудном октябрьском свете кожа выглядит сероватой.