Альберт Брахфогель - Рыцарь Леопольд фон Ведель Страница 24

— Да будет так! Да здравствует император! Да здравствует навсегда Оранский! Лютер и Кальвин, Цвинглий и Меланхтон! Единство и свет! Свобода и мир!

Все бросились друг другу в объятия.

Они разделились на несколько групп и оживленно толковали еще о многом.

Леопольд сбежал вниз, несколько минут он хотел побыть один, чтобы привести в порядок свои мысли и чувства. Внизу в сенях стояли слуги графа и разговаривали. Боковая дверь, которую он не заметил при входе, была отворена и вела в сад, великолепно освещенный вечерней зарей.

— У вас с собой моя лютня, любезный Маркварт?

— Конечно, господин. Я взял ее, когда мы вошли сюда. — Графский слуга подал инструмент Леопольду. Он вынул лютню из чехла и поспешил в сад.

Сад был весь залит светом! Красным отливом заходящих лучей были окрашены зеленые листья. Жаворонки весело распевали. Еще при входе Ведель заметил группу высоких деревьев с тонкими и острыми листьями, как иголки. Таких деревьев он еще не видел. Эти деревья образовали круглую площадку, на ней были наложены камни, а на них находились высокий стул, кафедра и скамейки. Это был храм под открытым небом! Яркие лучи едва проникали в темную чащу листьев, а вечерний ветер тихо колебал верхушки этих исполинов, как будто вся природа шептала благодарственную молитву. Леопольд воодушевился и сел на стул. Снова явилась у него в воображении колбетцкая солнечная женщина и он вспомнил, что он Ведель! Он запел.

Господа простились в комнате Лютера и разошлись в разные стороны. Граф Мансфельд сошел вниз, чтобы позвать Леопольда и сесть на лошадей. Слуги указали на сад, где раздавалось пение Леопольда. Они оба поспешно вошли туда и остановились.

— Это мой юноша, — прошептал Мансфельд.

— Он сидит на стуле Меланхтона под ольхами! — смущенно ответил ему Ланге. Леопольд воодушевился еще больше и запел снова.

— Бог и верность! — сказал Мансфельд.

Песня закончилось. Ведель смотрел прямо на отдаленные леса. Облака на горизонте собирались в серые эскадроны с развевающимися знаменами. Там раздавались раскаты грома, как отдаленная стрельба.

— Император идет во главе Германии против мрака! Новые дни настанут на земле! — воскликнул воодушевленный Леопольд, поднимая кулак. В это время на его голову и плечо положили руки. Он испугался и вздрогнул. Рядом с ним стоял Ланге, а перед ним Мансфельд.

— Ты сидел на стуле Меланхтона! Его неукротимый дух перешел на тебя, будь языком Божьим, мальчик! Будь твоя песня всегда в жизни там, где человечество среди мучений сражается за свет, и служи примером нашей борющейся молодежи!

Леопольд с нидерландским философом сошел с платформы и пошел за господами. Они сели на лошадей.

— Присылайте в мое поместье Мансфельд вести о себе и принце, — сказал граф, пожимая руку Ланге. — Я вам буду также сообщать обо всем, что здесь случится. Пример императора даст большой толчок нашему делу.

— Я так же думаю. Но смотрите хорошенько, чтобы это вскоре не рушилось. Во всяком случае, верно, что турки очень беспокоят Венгрию. Теперь много протестантов соберется на помощь Максимиллиану, тогда можно не только требовать, но даже доказать императору как политику, насколько остры лютеранские мечи. Прощай и ты, молодой друг! Скажу принцу Оранскому, что ты остался таким же искренним юношей, каким был в Лейпциге. Если ты когда-нибудь будешь в Нидерландах, то доставь удовольствие старому Губерту посмотреть в твое открытое лицо.

— Непременно!

Они еще раз дружески раскланялись. Ланге поехал направо, по средней улице к церкви, а граф отправился налево к гостинице. Перед ней стояла толпа людей, среди них хозяин в переднике и белых рукавах ожидал своих гостей. Леопольд взглянул на толпу и вдруг вздрогнул: перед ним стоял старый фогт Юмниц.

— Юмниц! Вы здесь? — воскликнул он. — Разве там случилось несчастье?

— Благодаря Богу, нет! Но предстоит что-то важное, я вас должен привести домой!

— Забрав его со службы, господин? — спросил граф, слезая с лошади. — Срок Леопольда еще не кончился. Вас послала его мать?

— Да, милостивая госпожа и господин Буссо, его старший брат. В стране сильное волнение, какого никогда не бывало!

С этими словами Юмниц подал письмо, которое Леопольд стал читать.

Граф поспешно обернулся.

— Ну что, ты должен ехать, мой юноша?

— Да, я боюсь, что должен. Будьте так милостивы, прочитайте письмо и не сердитесь, что я расстаюсь с вами.

— Нет, этого не будет, Леопольд. Расставаться и снова встречаться — участь человечества. Со мной рассталось так много хороших людей, что я привык уже к этому.

Он прочитал письмо и медленно сложил его.

— Ты должен ехать, как это ни неприятно мне! Когда ты выедешь?

— На заре!

— Хорошо! Рано на заре, это — главное! Что за человек — твой седобородый?

— Лоренц Юмниц, старый фогт. Он отлично управлял имением моего отца.

— Значит, ты очень нужен матери, если она решила послать за тобой такого человека! Следует принять его с честью. Всегда, Леопольд, поступай по правилу: не приближай к себе того, кому ты не можешь довериться, но всегда почитай его, как единоверца, хотя бы он был беднее Иова. — Граф ударил в ладоши и приказал вошедшему слуге подавать кушанья и пригласил к столу его конюшего и фогта Юмница.

Через несколько минут оба явились, слуга позади них нес вино и кушанья. При входе приглашенных лицо Мансфельда приняло необыкновенно серьезное выражение.

Когда слуги удалились, он сказал:

— Подойди ко мне, Леопольд.

Ведель весь вспыхнул и подошел к графу.

— Леопольд фон Ведель, ты как паж нес благородную службу у меня, и во всех случаях поступал очень благоразумно. Хотя срок твоей службы еще не кончился и ты не проявил себя ни в одном великом деле, но если ты не изменишь своим песням, будешь всегда помнить Оранского и события в Виттенберге — я всегда с честью и удовольствием приму тебя. Ты теперь более не юноша, а господин, который должен управлять и заботиться о других! Наверное, господин Леопольд, вы будете честно исполнять вашу благородную обязанность. На память о Мансфельде и Виттенберге и в награду за вашу честную службу, я вам дарю эту золотую цепь! Вы можете носить зеленый крестик вместе с изображением Оранского. Это — символ надежды, любезный Леопольд, на наше благополучие и скорое свидание. Не встретимся здесь, то, наверное, увидимся там, наверху! — он надел на него цепь. — Помните всегда старого Мансфельда, я же вас не забуду никогда! — Граф поднял его и поцеловал, по щекам Леопольда текли слезы. — Теперь будем пировать и весело простимся!

Маленькое общество уселось и оживленно разговаривало о разных вещах.

Граф много расспрашивал Юмница об императорском приказании, о семействе Леопольда, о штеттинских делах и вообще обо всем, что случилось в отсутствие юноши. Юмниц, хотя и был простой померанский фогт, сидевший первый раз за столом графа и сподвижника Лютера, но, тем не менее, он был старый петух, много повидавший после смерти своего господина, Курта Веделя. Он хорошо держал себя и не давал волю языку. Леопольда при вопросах графа бросало и в жар, и в холод, но он обрадовался и успокоился, когда увидел, что Юмниц очень осторожно обходит щекотливые вопросы. Подобно всем старикам, фогт много болтал о семействе Веделей, их родне, штеттинском дворе и других подобных вещах. Эти описания очень заняли графа, так как он совершенно ничего не знал о Гарце.

Было уже поздно, когда расстались собеседники. Мансфельд еще раз дружески взглянул на Леопольда, крепко сжал его руку, пригладил его роскошные белокурые волосы и отрывисто сказал:

— Прощайте, Леопольд, до свидания!

Затем граф быстро повернулся и ушел в свою спальню.

Еще едва светало, когда Леопольд и Юмниц, с двумя слугами, выезжали из Эльстерских ворот. При этом они миновали старую коллегию и тот дуб, где Лютер сжег золотую буллу. Обо всех этих достопримечательностях Леопольд сообщил фогту.

Прежде чем они повернули на север, Ведель еще раз обернулся и взглянул на Виттенберг. Налево возвышалась старая коллегия, а около нее качались верхушки ольх Мелахтона. «Прощай, город света в немецкой земле! Прощай и ты, Мансфельд, мой любимый господин!»

— Юмниц, я уеду с братом к императору, в Венгрию!

— Великий Боже, что вы говорите, господин?!

— Не говори никому об этом! Я не хочу сразу огорчить мать!

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Раздел наследства

Поездка в Берлин была очень утомительна, и Леопольду очень хотелось поскорее попасть в Кремцов. Во всей Германии, особенно на севере, видно было действие императорского приказа, повсюду раздавались звуки призывных труб и собирались большие отряды. Посредством особой хитрости удалось нашим путешественникам избежать последствий и соблазнов императорских комиссаров и вербовщиков. В Берлине они вынуждены скрываться. Слуга Юмница, посланный вперед с известием о Леопольде, получил строгое приказание ничего не говорить в пути о молодом господине.