Владимир Андриенко - Кувыр-коллегия Страница 24

— После того как Анна стала императрицей и перестала быть герцогиней, на престол в Митаве претендует старый и больной герцог Фердинанд фон Кетлер, что постоянно живет в изгнании в Дрездене.

— И он скоро умрет.

— И что с того? — не понял брата Рейнгольд. — Нам то, что до Кетлеров хоть мы и курлядские дворяне?

— А именно это, что мы с тобой дворяне курляндские. И скоро после смерти Фердинанда престол станет вакантным. Почему бы мне не стать герцогом?

— Тебе?

— А почему нет? Левенвольде знатного рода и если мою кандидатуру поддержит императрица, то курляндский ландтаг может меня избрать герцогом. И за престол в Митаве борьба уже началась. И новый король Речи Посполитой избранный в 1734 году, нам троном обязан и мою кандидатуру поддержит.

Карл говорил о том, что Рейнгольд Левенвольде по приказу императрицы от имении России ездил в Варшаву на сейм и помог Августу III Саксонскому занять трон Польши. И он как сюзерен Курляндии решающее слово сказать может…

— А ты не думаешь, Карл, что императрица не тебе Курляндию желает отдать, а Бирену?

— Бирену? Но он не дворянин по рождению. Он сын конюха. И не потерпит его дворянство курляндское. Ланд-гофмаршал Курляндии барон фон дер Ховен никогда не любил выскочку Бирена.

— Но если Анна его поддержит? Что тогда будет Карл?

— Вот про это нам и стоит подумать, Рейнгольд. Не пора ли нам использовать наш фамильный яд? Все Левенвольде известные отравители. И мы не хуже наших предков.

— Это опасные слова, Карл, — Рейнгольд с опаской огляделся по сторонам. — И не стоит такого произносить при дворе.

— Нас никто не слышит. Все заняты шутами. Карлицы императрицы весьма забавны.

— Наши яды всем известны, Карл. Их так и называют яды Левенвольде.

— Ты прав. Таким его травить не стоит…..

Императрица между тем внимательно оглядела гостей. И она увидела жмущегося к дальней колоне поэта Тредиаковского. Она приказала позвать его к себе, и вскоре тот уже склонился перед царицей в глубоком поклоне.

— Чего вид у тебя такой, Василий Кириллович? Али недоволен чем?

— Беда, матушка государыня. Беда…

— Чего случилось? Говори не мямли.

— Беда, матушка, — снова произнес Тредиаковский. — На тебя одна надежда. Затаскали меня в тайную канцелярию и допросами извели.

— На тебя что ли донос поступил Ушакову? И чем ты виноват, Василий Кириллович?

— По слову твоему был я принят, матушка в Академию Наук Российских и получил от тебя наказ вычищать язык российский, пишучи стихами нашими и правила к тому слагать. Но вот за стихи и пострадал.

— Разберусь я в беде твоей, Василий Кириллович. Сама разберусь. А то многие мои чиновники сами ничего путного сделать не смогут. Али не захотят. В чем жалоба твоя?

— Вот, матушка, моя челобитная. Здесь все написано. Изволь принять.

— Давай. Прочитаю сама….

Василий Кириллович Тредиаковский образование получил в Сорбонне, где учился наукам математическим, философии, богословию. В 1730 году он вернулся в Россию и издал свой знаменитый перевод романа Поля Тальмана "Езда на остров любви". В 1733 году его приняли в Академию Наук, и стал он по совместительству придворным поэтом новой императрицы Анны Ивановны. В 1735 году Тредиаковский издал "Новый и краткий способ к сложению стихов Российских". Но судьба не была к нему милостива….

Год 1736, март, 21 дня. Санкт-Петербург. Кабинет министров императрицы.

В кабинете на заседании в тот день присутствовала сама императрица. Она в деле Тредиаковского быстро разобралась. И её возмутила глупость и несуразность обвинения против него выдвинутого.

Доклад как всегда делал граф Остерман:

— По восшествии на престол империи Российской государыни Анны был уничтожен яко вредный для державы Верховный тайный совет. И восстановлен в прежнем величии сенат, еще Петром великим созданный для управления делами государства. И был сенат разделен на пять департаментов: департамент духовных дел, департамент военных и морских дел, прибыльный департамент что расходами и доходами ведает, департамент юстиции, департамент торговый и мануфактурный. Сенату надлежит верховодить над всеми коллегиями и для того императрицей были восстановлены посты генерал-прокурора и обер-прокурора. На должность генерал-прокурора был определен граф Павел Петрович Ягужинский, еще при Петре Великом сию должность исправлявший…..

— Андрей Иваныч! — прервала Остермана императрица. — Про что ты толкуешь? Я не для сего сюда пришла сегодня. Про сие всем давно известно. Я про доносы непотребные знать желаю. Отчего в нашем государстве при моем царствовании столько людей задарма обвиняют? До меня слухи доходят! И жалоба Тредиаковского тому подтверждение.

— Вот я к этому и веду, Ваше величество. При Петре Великом для дел изменных Преображенский приказ существовал. Но в году 1730-м вместо него была Тайная розыскных дел канцелярия учреждена. И ведать онной генерал Андрей Ушаков был поставлен. И его на заседание кабинета я пригласил. Пусть и отвествует!

— Что скажешь ты, Ушаков? — императрица строго посмотрела на генерала.

— Трудимся на благо царствования твоего матушка.

— Ты мне дурака здесь не валяй! Я шутовство люблю, но не на заседании кабинета государственного. Али не понял куда зван?!

Тон императрицы стал таким, что Ушаков задрожал. Анна в такие минуты могла и приказать его в Шлиссельбург кинуть.

— Отчего у тебя по доносам смехотворным люди в подвалах сидят? Что за дело у тебя по моему пииту* (*пиит- поэт) Тредиаковскому заведено? Мне жалобы надоело разгребать. Этим ты должен заниматься. Ты, а не я. Чего глаза пучишь, Остерман? Не знал про сие?

— А что такое по Тредиаковскому? — Остерман не слышал ничего подобного. — Что у вас с пиитом, генерал?

— Донос на сего пиита поступил. В его стихах было вольнодумство усмотрено. И для того дело мы сие расследуем со всем тщанием. Ибо пиит сей в оде в честь государыни нашей назвал титул императрицы тако — "императрикс".

— И что? — не понял сути дела Остерман. — Я сам ту оду читал многократно.

— Зачти! — приказал императрица Ушакову.

Тот открыл папку, достал лист и стал читать:

— Да здравствует днесь императрикс Анна,

На престол седша увенчана….

Воспримем с радости полные стаканы,

Восплещем громко и руками,

Заскачем весело ногами

Мы — верные гражданы!

— И что в сем стихе тебе не понравилось? — спросил Остерман. — Подданные возрадовались коронации Анны! Где дело то изменное?

— Но титулатура "императрица" была злонамеренно изменена на "императрикс"! И в том было усмотрено….

— Вот! — прервала Ушакова императрица. — Сие не врагов моих ловить! Так то легче чины да звания себе добывать! Дело на пустом месте завели и уже сколь бумаги по нему исписали. И больше 40 человек пытке подвергли! Губернатор Тобольский в гостях пребываючи, услышал ту оду и подумал про сие слово "императрикс" и "слово и дело" завел. Пятерых арестовали. Затем дело до Москвы докатилось. И там 20 человек взяли в застенок. А затем и до Петербурга дошло. И самого Тредиаковского трепать стали. Отчего ты дескать, раб божий, то слово "императрикс" написал? Не злоумышлял ли на государыню? Так?

— В том разбирательство идет, матушка, — залепетал Ушаков.

— Разбирательство с Тредиаковским? А за Лизкой цесаревной не следишь?! Так? Отчего тебе за ней следить? Может и сам думаешь в тайности, что она на престоле вместо меня сидеть достойна?!

— Да что ты, матушка-государыня! — Ушаков пал на колени.

— Встань! — приказала Анна. — Дело по "императрикс" прекратить! Всех людей по нему заарестованных освободить и каждого достойно наградить. И награду ты из своих средств, Ушаков, изыщешь. И ежели обманешь, смотри. Не помилую! Все самолично проверю!

— Все исполню, матушка.

— Отчего у тебя доносы такие процветают? Думаешь, не знаю? От того, что фискалы некие хотят награду захапать и ничего при сем не делать! Они не измену в государстве ищут, но наград для себя. И от того твою императрицу знаешь, как зовут? "Царь Иван Васильевич"! Это я то! И ты, Остерман, в том виноват! Не следишь! Не урезонил Ушакова. Ты вице-канцлер и тебе до всего должно дело быть!

Остерман покорно склонил голову.

— При Петре Великом за ложный донос казнили и доносителя. А теперь что? — продолжала бушевать императрица. — За ложные доносы награды раздают? То прекратить! С того кто "слово и дело" кричит спрашивать строго! И ежели попусту кто сие кричал или облыжно, то того казнить жестоко!

— Будет исполнено все по слову великой государыни, — ответил Ушаков.

— Враг мой Голицын! Тот самый, что кондиции богомерзкие изобрел и власть царей хотел ограничить в имении своем сидит и шипит словно змий! И про меня гадости говорит! А Тредиаковского за оду похвальную судят! Вот она справедливость в моей империи!