А. Сахаров (редактор) - Екатерина Великая (Том 2) Страница 25

– Убери и постели на лавке… – И, не раздеваясь, прилёг, завернувшись в плащ.

Вся империя была приведена в движение приготовлениями к путешествию императрицы. Двор, виднейшие вельможи, иностранные послы – все готовились к отъезду из столицы. По всему пути строились или восстанавливались дорожные дворцы, сгонялись лошади на почтовые станции, губернаторы, предводители дворянства и архиепископы проводили ночи за составлением приветственных речей. Потёмкин нервничал, уговаривал императрицу отложить поездку – не убедил и, рассерженный, уехал в Тавриду.

Слухи о предстоящем путешествии облетели Европу, однако дела от этого шли не лучше. Отношения с Турцией ухудшались с каждым днём. Швеция явно готовилась к войне. Пруссия была враждебна, Англия поддерживала турок и шведов деньгами, толкая их на войну и убеждая в слабости России. Одна лишь Австрия да слабая, раздираемая внутренними смутами Польша были союзниками Екатерины. Внутри империи всё было неустойчиво – крестьянство глухо волновалось, финансы пришли в расстройство, присутственные места работали плохо. Никто, даже сама Екатерина, не знал, приведёт ли война к взрыву патриотизма и обновлению страны или, наоборот, будет способствовать новым волнениям и развалу империи. Враги светлейшего доказывали, что вновь приобретённые области юга – Новороссия и Крым – пожрали огромные суммы и будут источниками новых крестьянских волнений, поскольку там только что введено крепостное право. Другие говорили, что переселяемые в эти места крепостные мрут как мухи, когда-то цветущий край разорён, новые города Херсон и Екатеринослав строятся на болотах, а Потёмкин и правитель его канцелярии Попов рекрутские наборы со всеми их семьями покрали и перевели в свои вотчины.

Иностранные послы видели в этой поездке, во время которой Екатерина должна была встретиться с императором австрийским и королём польским, подготовку к новой войне с Турцией и желание императрицы лично убедиться в том, что эти пограничные области и впервые создаваемый Черноморский флот готовы к будущей кампании.

Сама Екатерина находилась в нерешительности: она не была уверена в том, что эта поездка может поднять её авторитет в Европе и насколько слухи о злоупотреблениях светлейшего и его ставленников справедливы.

Потёмкин после обычной меланхолии взялся за дело с той энергией, на которую только он один был способен. Он замыслил превратить поездку императрицы в грандиозное представление. Театром для него должны были служить Украина, Новороссия и Крым.

Каждый губернатор получил точное расписание того, что он должен был делать.

«По обеим сторонам дороги следует вырубать леса и возжигать невиданные костры: дабы оное шествие следовало промежду естественной иллюминации. Позади костров выстраивать девок – приятной натуры и собой видных, в наилучших одеждах, с венками на головах и с цветами в руках. Оные цветы метать купно под карету ея величества. Жителям ожидать высочайшего проезда в праздничных нарядах. Дома в городах и селениях чисто выбелить, украсить гирляндами, из окон наружу вывесить украинские вышивные плахты и ковры.

На чахлые поля или пустыри гнать овец, лошадей и рогатый скот. Пастухам в полагающейся по их должности одежде с приятностью пасти оные и купно играть на свирелях ласкательные мелодии. По проезде шествия кратчайшими дорогами гнать скот впереди оного, дабы предстать перед ним в новом месте.

Далее, в местах, расположенных на дальних пригорках и холмах, посреди зелени расставлять декорации, искусно сделанные и от естества неотличимые, с изображением изб, церквей и барских домов. Оные в действительности должны представить сии места таковыми, каковыми они будут впоследствии».

И вот великое представление началось.

Впереди на сутки раньше следования императрицы шли бесконечные обозы с продовольствием, живностью, посудой, багажом и даже мебелью. Всё это осаживалось в местах, назначенных для стоянок и ночлегов в специально оборудованных домах и выстроенных дворцах. Три тысячи человек выдрессированной челяди принимались за лихорадочную работу только для того, чтобы через несколько часов или суток тронуться дальше и начать всё сначала.

Само шествие двигалось среди иллюминаций, бесконечной толпы, стоящего по обеим сторонам дороги празднично разодетого народа и потока цветов, осыпавшего лошадей и карету Екатерины. Города встречали императрицу колокольным звоном, торжественными речами, сказочными балами, фейерверками и маскарадами.

Образцом красноречия на эти случаи была признана речь архиепископа Георгия Конисского: «Пускай учёные мыслят, что земля вокруг солнца вращается. Наше солнце само вокруг нас ходит».

Екатерина была довольна и, указывая иностранным послам на нарядные толпы, разукрашенные весёлые здания в городах и нескончаемые гурты скота, пасшегося всюду, куда только ни попадал взгляд, говорила:

– Вот вам и прославленное безлюдие сих якобы необитаемых мест…

Так доехали до Киева. Киев встретил царицу торжественно, но без всякой декоративной помпы. Киев подчинён был фельдмаршалу Румянцеву-Задунайскому.

Екатерина обиделась и поручила Дмитриеву-Мамонову намекнуть фельдмаршалу, что она ожидала лучшего приёма.

Румянцев-Задунайский, гигантский мужчина с резкими чертами лица, как будто вырубленного топором, голосом, который оглушал лошадей на парадах, рявкнул бывшему поручику в ответ:

– Я фельдмаршал российской армии, а не декоратор, и приучен брать неприятельские города, а не украшать оные цветами и плахтами!

Екатерина, выслушав дерзкий ответ фельдмаршала, поджала губы, но потом махнула рукой на ворчливого старика и, переодевшись в роскошное платье в «русском стиле», поехала на бал, который ей устраивали дворяне города.

…Когда Радищев подъезжал к следующей станции, он услышал отдалённый топот многих коней, оглянулся и увидел огромное облако пыли, поднимавшееся вдали. Оно приближалось, как будто гонимое вихрем.

Ямщик его испуганно зачмокал на тощую тройку почтовых лошадей и съехал с дороги в поле.

Через несколько минут мимо них промчался отряд конных драгун с офицером во главе. За ними летела карета, запряжённая цугом сказочной красоты вороных коней.

В карете полулежал на подушках великий канцлер. На мгновение мелькнули его голова без парика и огромный живот.

За каретой мчались конные ординарцы, за ними десятки других экипажей и повозок, за повозками новый отряд драгун в касках с чёрными султанами.

Долго ещё стояла пыль над шляхом, и когда Радищев приплёлся на своих убогих лошадях на станцию, он увидел, что там все ещё находились в волнении, хотя Безбородко и в голову бы не могло прийти остановиться на таком захудалом дворе.

Смотритель стоял на крыльце в выцветшем старом мундире, глядя вдаль. Его жена, пожилая женщина в синей робе, держала покрытое полотенцем блюдо в руках, на котором лежал румяный хлеб и стояла маленькая солонка с солью. Помещики ближайших к станции мест, одетые в разнообразные кафтаны и камзолы, продолжали кто стоять тут же, а кто усаживаться в свои дормезы для отъезда домой.

Радищев вошёл в пустую станционную избу. На чистой половине, которая была по-праздничному прибрана и подметена, в углу за столом, покрытым белой скатертью, сидел высокий сутулый офицер и читал толстую книгу, вытянув длинные ноги и не обращая никакого внимания на окружающих.

Радищев взглянул на него и обомлел – это был его товарищ по Лейпцигскому университету и незабвенный друг – Алексей Кутузов. Их связывала четырнадцатилетняя совместная жизнь.

– Ты ли это, Алексис, друг мой! – воскликнул Радищев.

Офицер поднял на него близорукие глаза свои, потом вскочил и бросился обнимать Радищева.

Когда прошло первое волнение, вызванное встречей, Радищев спросил Кутузова, куда он едет.

– В Москву, к брату Николаю Ивановичу Новикову. Ныне, когда все ордена масонские объединились, именно Москва есть тот центр, откуда распространится свет истинного учения. Пробыв там некоторое время, потребное для подготовки к переходу в высшие степени, уеду за границу по делам ордена…

Радищев слушал его с сожалением.

– Не кажется ли тебе, Алексис, что живёшь ты в некоем тумане отвлечённых истин, в то время как народ наш, наши братья по крови испытывают неисчислимые страдания в рабстве, а помещики, во главе с царицей, делают это рабство с каждым днём всё более тяжким. Не честнее ли объединиться для борьбы за освобождение собственного народа и поднять восстание.

Кутузов усмехнулся:

– Это наподобие американцев, восставших противу английского короля?

Радищев изменился в лице, в голосе его зазвучали возмущение и горечь.

– Ты знаешь, когда недавно тринадцать американских штатов сбросили иго Англии, я был в восторге от их декларации. В ней говорилось: «Все люди созданы равными. Для обеспечения себе пользования этими правами люди учредили правительства, справедливая власть которых исходит из согласия управляемых. Всякий раз, когда какая-нибудь форма правления становится гибельной для тех целей, ради которых она была установлена, народ имеет право изменить её и даже уничтожить». Англия обратилась к России с просьбой помочь ей и дать войска для усмирения восставших штатов. Императрица отказала, боясь этим вызвать недовольство русского общества. Соединённые Штаты получили свободу. А что оказалось на деле? Американские проповедники свободолюбия во имя Бога, истины, кротости и человеколюбия хладнокровно убивают негров, приобретённых ими в рабство куплею. Несчастные жертвы знойных берегов Нигера и Сенегала, переселённые в Америку, отринутые от своих домов и семейств, стонут под тяжким игом. В этой якобы блаженной Америке сто гордых граждан утопают в роскоши, а тысячи не имеют надёжного пропитания и не знают, где укрыться от зноя и мрака… Нет, я только тогда буду верить проповедникам свободы и равенства, когда народ восстанет и сам возьмёт власть в свои руки…